Рай, ад и мадемуазель

— Восхитительный секс на роскошных простынях.

— А что с голосом? — Клаус рассмотрел рот Кристофера через лупу. — У тебя опухли губы!

— Мадам заставила себя лизать!

Немец опустил увеличительное стекло.

— Эта женщина съест тебя и косточек не оставит.

— Пускай сначала спонсирует мой модный дом. Жислен сказала, ее супруг может это сделать.

— Тогда ты должен быть на седьмом небе от счастья. — Клаус налил им по бокалу вина.

— Как думаешь, она правда создаст для меня дом? Или мне суждено всю жизнь проводить эротические примерки в зеркальных cabines?

Фотограф пригубил напиток.

— А ты говорил, что не будешь спать с кем-то ради карьеры!

— Вторая коллекция тебя либо спасет, либо погубит, — предупредила Жислен Кристофера в следующее воскресенье. — После того как я одобрила первую, ты обязан работать еще лучше, чтобы укрепить репутацию.

Британец кивнул. Они лежали на скомканных простынях, отдыхая после любовных утех. Мадам де Рив приготовила эротический обед из четырех блюд: начала с amuse-bouches из нежных поцелуев и hors d'oeuvres [76] из прикосновений и объятий, затем добавила жаркий entr'ee [77] и завершила tarte aux citron [78] — едкой критикой карьеры.

76

Закуска (фр.). (Прим. ред.)

77

Проникновение (фр.). (Прим. ред.)

78

Лимонный пирог (фр.).

— Первой коллекцией ты заявил о себе. Вторая должна показать, что твои модели актуальны и своевременны. На этот раз включи несколько роскошных бальных платьев.

— О боже! — застонал Кристофер. — Мои клиентки не ходят на балы.

— Неправда, мы ходим! Вынуждены — ради мужей. — Жислен прикурила и с остервенением затянулась. — Узнай о француженках побольше, если хочешь одевать их!

Юноша поглядел на свою покровительницу и вздохнул.

— Стараюсь, Жислен.

— Дорогие бальные платья с вышивкой — неотъемлемая часть женского гардероба и дополнительный доход для дома.

— С вышивкой? — снова застонал модельер.

— Перестань! Это ведь не обязательно цветы и птички! Можно вышить, например, политические слоганы или граффити. Представь себе роскошное платье с прелестной аппликацией «Долой все!» на юбке. Это мятеж, протест в духе хиппи!

Юноша кивнул. Жислен умела одним штрихом делать все умопомрачительно модным.

В январе во всех домах прогремели весенние коллекции. Владельцы магазинов, покупатели, журналисты, фотографы, стилисты и модели наводнили город, заняв лучшие номера в лучших отелях: «Скрайб», «Георг V» и «Риц». Столики в ресторанах уровня «Тур л'Аржан» и «Максим» бронировались за несколько месяцев. Магазины «Сакс», «Орбахс» и «Б. Альтман» «покормили» экономику Франции. Они платили по пять тысяч долларов, чтобы увидеть коллекцию. И при этом давали гарантию, что купят хотя бы одну toile и один эскиз, которые потом будут продаваться в магазинах по всей Америке. Иногда приобретенные модели даже шили из настоящей французской ткани: почти кутюр с намеком на французскую цену.

Во время показов коллекций Париж становился шикарной модной меккой для посетителей. И — сумасшедшим домом для тех, кто создавал это волшебство.

Дома часто не пропускали на свои показы работников малоизвестных модных изданий, считая этих журналисток не более чем помехой. И тогда по женским щекам рекой текла тушь. Для них невозможно было придумать большего унижения.

К редакторам «Вог» и «Харперз базар», напротив, подлизывались: их имена всегда красовались на табличках, прикрепленных к спинкам позолоченных стульев в первом ряду. Журналисты из изданий поскромнее теснились как могли и лишь изредка видели моделей на подиуме.

В это время в «Куполь» на Монпарнасе не было отбоя от модных клиентов.

— Если не покажешься здесь вечером хотя бы дважды, то официально ты не в Париже, — поведала Саманта Кристоферу и Клаусу, когда они ужинали в оживленном ресторане в воскресенье перед Неделей моды.

Знаменитости часто приезжали за полночь. Анук Аме заметили за столиком на террасе: актриса яростно расчесывала волосы, а ее обворожительный молодой спутник читал газету. Известные на весь мир модели забегали выпить бутылку воды или съесть салат — и мчались на следующую встречу. Фотографы вроде Ричарда Аведона или Дэвида Бэйли приходили насладиться парижской атмосферой, потом возвращались в завешанные белой бумагой студии.

Узкие проходы «Куполь» превращались в подиумы: манекенщицы бегали от столика к столику, в гардероб или к телефонной будке вместе с посыльным в униформе.

— Чтобы твое имя было на слуху, нужно заставить мать выкрикивать его весь вечер, через каждый час, — сказала Саманта, наблюдая за моделями.

Целую неделю все питались лишь черным кофе и вином. Когда несколько сотен владельцев магазинов и журналистов из Америки уехали обратно в Нью-Йорк, у закупщиков уже имелся план на собственные осенние коллекции с парижских эскизов, а «Вог» и «Харперз базар» наметили выпуск толстых «номеров с коллекцией» на сентябрь и март.

В «Деланж» началась примерка toiles для новой коллекции. Одежду — из муслина, чтобы не портить дорогую ткань, — рвали, изменяли, иногда выбрасывали. Три мастерские по двенадцать швей в каждой усердно выполняли важную задачу.

Шанталь Деланж со свойственным ей обаянием напомнила британцу, что от этой коллекции зависит его будущее.

— Или твоя одежда начнет продаваться, или это твоя последняя коллекция.

Шанталь стала главой дома, потому что другие директора просто не захотели занять этот пост. Именно она назначила Кристофера модельером. Остальные члены семьи ничего не делали, только радостно получали проценты от продажи духов. Они были уверены, как сказала когда-то Саманта, что одежда «Деланж» — просто дополнительная реклама парфюма.

— Она понимает моду совсем не так, как я, — грустно сказал Кристофер Клаусу.

— Включи обаяшку!

— Шанталь — единственная, на кого не действуют мои чары, — засмеялся британец. — У нее в глазах лишь знаки долларов. И если ты другой, она теряет к тебе интерес.

ГЛАВА 14

Для собственной мастерской Моник старалась подобрать серьезных девушек, зачастую из пригородов Парижа, талантливых и влюбленных в свое дело. Ей казалось, что она может с первого взгляда распознать хорошую работницу.

В ее ателье на последнем этаже соседнего здания была особая теплая атмосфера. Не внешняя (мадемуазель Фар велела просто побелить стены и вымыть полы), а рабочая: слаженность, серьезность, уважение и признательность к девушкам. Что до клиенток, теперь Моник знала, как им угодить.

Женщина, готовая потратить на одежду тысячи франков, ожидала получить безупречную вещь — и chef d'atelier обязана проследить за этим. Когда на первой примерке какая-нибудь неврастеничка внезапно передумывала насчет выбранной модели, работница дома уговаривала ее, не скупясь на восхищенные возгласы. Она во что бы то ни стало старалась сохранить заказ, и грубая лесть клиентке («Вы такая стройная в этом костюме! Он прекрасно сидит на вашей безупречной фигуре!» и так далее) очень помогала.