Рай

— Да что с тобой такое? — вскричал Юсуф, голос его задрожал от обиды и жалости к себе.

— А что мне делать? Плакать? — со смехом парировал Халил.

— Я завтра уезжаю, отправлюсь с этим человеком и его разбойниками…

Халил зажал Юсуфу рот рукой. Они устроились в задней части лавки, потому что переднюю террасу давно занял Мохаммед Абдалла и его люди, они же загадили все кусты по краям росчисти. Халил приложил палец к губам и тихо, предостерегающе зашипел. Когда Юсуф попытался что-то еще сказать, Халил резко ударил его в живот, и мальчик застонал от боли. Его словно изгоняли из рая, его как будто обвинили в предательстве, за что — он не понимал. Халил притянул его к себе, крепко обнял, подержал так и отпустил.

— Это ради твоего же блага, — сказал он.

Утром накрытые дерюгой грузы сложили на старый грузовик — их отправляли вперед, караван нагонит их позже. Водитель грузовика, наполовину грек, наполовину индиец по имени Вакх, носил длинные черные волосы и аккуратно подстриженные усы. Его отец держал в городе небольшой заводик по производству льда и бутилированной воды и время от времени сдавал грузовик вместе с сыном внаем купцам. Вакх сидел в кабине, распахнув дверь, мягкое круглое тело уютно расползлось по сиденью. Изо рта водителя непрерывно сыпались непристойности, произносимые кротко и без улыбки. В промежутках между ругательствами он пел обрывки любовных песен, попыхивая своей бири^[28].

— Будьте так добры, козолюбы, я бы с радостью сидел тут и гладил ваши задницы день напролет, но у меня и других грузов хватает, слышь. Так что навалитесь-ка, хватит нюхать дерьмо друг друга.

Если истину искать — то искать в твоих глазах,

В прочих лицах лишь вранье.

Если счастия искать — ласки мне просить твоей,

Пусть заткнется воронье.

Вах, вах, джанаб^[29]! Если б махараджа услышал, как я пою, он бы каждый день угощал меня лучшим куском мяса. Странно тут у вас пахнет. Я бы сказал, воняет гниющими петушками, но, может быть, вас так кормят. Эй, баб'a! Что тебе тут дают? В поте, который льется у тебя по спине, полно жира. Там, куда вы отправляетесь, слышь, любят жирное мясцо, так что следите, куда пристраиваете свои жопки. Полно, братец, хватит чесаться, пусть тебе кто другой почешет. Толку все равно никакого. От такой болячки лишь одно лекарство. Зайди сюда, к стенке, и сделай мне массаж. Я тебе пять анн дам.

Носильщики ржали, чуть не падали со смеху. Так браниться перед самим купцом! Стоило водителю запнуться, и его осыпали ответными ругательствами, поносили отца и мать, выдумывали мерзости о его детях. «Отсосите у меня», — отвечал он, хватаясь за свой пах, и вновь неистощимо бранился.

Другую часть товаров отвозили на станцию в рикваме, длинной тележке, которую вручную толкали грузчики. До последней минуты дядя Азиз о чем-то тихо переговаривался с Халилом, и тот почтительно кивал, запоминая все указания. Носильщики разбились на праздные группки, болтали, спорили, внезапно взрывались смехом, хлопали друг друга по рукам.

— Хайя, отправляемся! — скомандовал наконец дядя Азиз и подал сигнал. Барабанщик и горнист тут же заиграли, ринулись в самое начало колонны. Мохаммед Абдалла зашагал следом, высоко вздернув голову, его трость описывала в воздухе огромную дугу. Юсуф помогал толкать тележку, следил за деревянными колесами — не наехать бы кому на ногу — и ритмично ухал вместе с грузчиками. Ему было стыдно смотреть, как Халил напоследок обцеловывает руку дяди Азиза, словно готов заглотить ее целиком, только позвольте. Он всегда так себя вел, но в то утро Юсуфу стало противно. Он слышал, как Халил что-то кричит ему вслед, мол, братец-суахили, но не оглянулся.

Дядя Азиз шел в самом конце, время от времени останавливаясь, обмениваясь прощальными словами с наиболее достойными знакомцами из числа прохожих и зевак.

3

Носильщики и охранники разместились в вагоне третьего класса, по-хозяйски развалились на дощатых скамьях. Юсуф ехал вместе с ними. Пассажиры перешли в другие вагоны или жались по углам, напуганные шумом и грубостью этой компании. Мохаммед Абдалла наведался сюда из другой части вагона, с усмешкой слушал возбужденную болтовню, невежественные рассуждения. В вагоне было тесно и сумрачно, пахло древесным дымом и липкой землей. Прикрыв глаза, Юсуф вспоминал первое свое путешествие на поезде. Ехали два дня и ночь между ними, с частыми остановками, скорость особо не набирали. Поначалу сплошные заросли пальм, фруктовых деревьев, и сквозь эту растительность на обочине можно было разглядеть маленькие фермы и плантации побольше. На каждой остановке носильщики и охранники высыпали на платформу посмотреть, что там такое. Некоторые ехали по этому маршруту не первый раз, знали служащих станции или торговцев, выходивших к поезду, сразу же вступали в разговор с ними, передавали подарки и весточки. На одной остановке, в тиши дневной жары, Юсуфу послышался шум водопада. Потом поезд остановился в Каве, и Юсуф сел на пол вагона, затаился, чтобы никто из местных не увидел его, не смутил его родителей. А дальше они свернули к востоку, начались холмы и взгорья, деревья и фермы поредели, вместо пастбищ все чаще встречались густые леса.

Носильщики и охранники ворчали, переругивались между собой. Все время говорили о еде, обсуждали всякие замечательные блюда, недоступные в пути, спорили, в чьих краях готовят лучше. Испортив друг другу настроение и заодно проголодавшись, они принимались спорить о другом: об истинном значении тех или иных слов, о размерах приданого, полученного дочерью знаменитого купца, о подвигах отважного капитана корабля или о том, почему у европейцев кожа словно ободрана. Весьма оживленно прошли полчаса, когда сравнивали вес яичек разных животных — быков, львов, горилл, у кого тяжелее, — каждая партия имела своих приверженцев. Ругались из-за места для сна, мол, кто-то занял чужое. Толкались с громким уханьем и проклятиями. Раззадорившись, воняли п'oтом с оттенком мочи и застоявшегося табачного дыма. А там уж и драки пошли. Юсуф прикрывал голову руками, вжимался спиной в стену вагона и брыкался изо всех сил, если кто-то приближался к нему. В ночи он слышал какое-то бормотание, тихое движение, и постепенно стал различать звуки тайных поцелуев, а там и легкий смех и глухой шепот наслаждения.

Днем он глядел в окно, присматривался к местности, подмечал перемены в ней. Справа вновь вздымались холмы, темные, кажется, обильно заросшие. Воздух над возвышенностью был густым и мутным, словно укрывал некую тайну. На потрескавшейся от зноя равнине, по которой пролагал себе путь поезд, свет был прозрачен, но когда всходило солнце, воздух забивала пыль. Эта опаленная солнцем, засохшая равнина местами была покрыта пятнами мертвой травы — в сезон дождей она превратится в роскошную саванну. Там и сям торчали искривленные шипастые деревья, черные скалы бросали на них густую тень. От раскаленной земли поднимались волны зноя и пара, забивали рот, затрудняли дыхание. На одной станции, где они задержались надолго, цвела одинокая жакаранда. Лиловые и бордовые лепестки лежали на земле переливчатым ковром. Рядом с деревом находился двухкомнатный пристанционный магазин. На дверях висели огромные ржавые засовы, беленые стены были забрызганы грязью с примесью красной глины.

Частенько он вспоминал Халила и грустил, думая об их дружбе и о своем внезапном угрюмом отъезде. Но Халил чуть ли не рад был его выпроводить. Юсуф думал о Каве, о родителях там, и гадал, мог ли он что-то сделать иначе.

Они прибыли ближе к вечеру в маленький город под высокой, со снежной вершиной, горой. Воздух здесь был приятно прохладным, свет мягкий, словно ранние сумерки отражались в бескрайней воде. Дядя Азиз приветствовал начальника станции, индийца, как старого друга.

— Мохун Сидхва, худжамбо бвана вангу^[30]. Надеюсь, вы в добром здравии, и ваши дети, и мать ваших детей, все в добром здравии. Альхамдулиллахи раби аль-алямин^[31], чего нам еще и желать.

— Карибу^[32], бвана Азиз. Добро пожаловать. Надеюсь, и в вашем доме все благополучно. Какие новости? Как идут дела? — Плотный приземистый начальник станции с плохо скрытым возбуждением и радостью изо всех сил сжимал руку дяди Азиза.

— Мы благодарим Бога за все, чем Он соизволил нас благословить, старый друг, — ответил дядя Азиз. — Но довольно про меня, расскажи, что да как было тут. Молюсь, чтобы все твои начинания были успешны.

Они скрылись в низком, похожем на сарай здании, где располагался кабинет начальника станции. На ходу оба улыбались, болтали, спешили обменяться всеми приличествующими случаю любезностями, прежде чем перейти к делу. Над зданием развевался огромный желтый флаг, дрожал и хлопал на ветру, казалось, та хищная черная птица на нем бьется в гневном припадке. Носильщики переглядывались с улыбками, понимая, что сейчас сеид сторгуется с железнодорожником и тот, приняв взятку, существенно снизит поборы за их багаж. Вскоре явился помощник начальника, прислонился к стене с беззаботным видом случайного зеваки. Тоже индиец — низенький и худой молодой человек, старавшийся не привлекать ничье внимание. Носильщики перемигивались, посмеиваясь над его позой, бросали ему реплики — дескать, им ли не знать. А сами меж тем под присмотром Мохаммеда Абдаллы и охранников разгружали багаж, сваливали кучами на платформе.

— Глядите в оба, вы, болтуны бесстыжие, — командовал Мохаммед Абдалла, орал во всю глотку, наслаждался собственной громогласностью, угрожающе размахивал в воздухе тростью. Улыбкой он выражал презрение ко всем собравшимся и рассеянно гладил себя сквозь ткань кикои^[33], широко расставив ноги. — Не пытайтесь даже мелочь уворовать. Ясно? Поймаю кого — всю спину в клочья располосую. Потом я спою вам колыбельную, а пока никому не спать. Мы в стране дикарей. Эти люди слеплены не из такой трусливой глины, как вы. Они украдут все, включая ваши стручки, если не обмотаетесь как следует одежкой. Хайя, хайя! Они уже ждут нас.