Райгебок

Тогда телегу взялся везти Райгебок.

– Нет, сын, тебе нельзя, – ответил отец, с презрением беря мертвого угря за жабры. Рыба была мертва, поэтому неопасна. Ее бирюзовое сияние померкло, смертоносный хвост безжизненно болтался. Отец откинул угря подальше в кусты лебеды. – Я не хочу, чтобы ты появлялся в городе, там многолюдно. Ты понимаешь, о чем я?

Монстр понимал. Он никогда не бывал ни в Лойонце, ни в каком-то другом поселении. Кроме как в окрестностях Аусерта да приютившейся неподалеку за заросшим кувшинками прудом деревушки Штросси, никто никогда не видел Райгебока и не слышал о нем. Такие мелкие поселения как Аусерт вообще мало контактировали между собой, а то, что Аусерт располагался в отдалении от относительно крупных поселений, зато близко к Нольфу, он был почти в некоей изоляции. Местность вокруг была преимущественно болотистой да лесистой и труднопроходимй. Путь до Лойонца был, пожалуй, единственным, на котором можно было иногда встретить людей. Появление Райгебока в крупном городе может закончиться очень скверно. Отец не раз говорил, что видел на главной площади Лойонца одно небывало страшное чудовище в клетке и больше всех на свете боялся, что та же участь может постигнуть и его необычного ящерообразного сына. По словам отца, чудовище было похоже на морщинистую летучую мышь гигантских размеров и с восемью паучьими лапами. Из пасти летучей мыши беспрестанно струились шипящие на солнце слюни и она что-то пищала, стараясь повторить звучание человеческой речи. На потеху публики чудовищу бросили мертвого младенца, найденного накануне в канаве, и летучая мышь облизывала его длинным гибким языком.

Это было неправдоподобно, но отец настаивал, что именно это он и видел. Правда, признавался, что перед этим в местной таверне запил жаренного пескаря, фаршированного перепелиными сердечками, и миску оливок двумя кувшинами неразбавленного водой пива, отмечая прибыльную продажу партии угрей рыцарскому ордену Триумфального Беркута по полуторной цене.

Подумав, Райгебок предложил отвести телегу еще до начала открытия ярмарки, пока на подступах к Лойонцу еще никого нет, лучше всего если это будет предрассветный час (вот как сейчас или даже раньше). Обождать ярмарку в надежном укрытии, а потом так же в темное время суток вернуться домой.

Отец задумался. На Черном Носе он добрался бы до Лойонца меньше чем за сутки, то-есть, оказался бы у городских стен следующей ночью. Немного отоспался бы на местном постоялом дворе и поздним утром (ярмарка начинается ближе к полудню) вывел бы товар на площадь. По опыту зная, что его угрей расхватят в один момент, Райгемах не планировал задерживаться в городе даже до вечера. Обратно он возвратился бы завтрашним поздним вечером или ночью. Так было всегда. Но тогда был Черный Нос и отец знал с какой скоростью он мог его гнать, а как побежит Райгебок? Может ли он двигаться со скоростью запряженного быка? Монстр ответил, что сможет.

– В таком случае давай готовиться к дороге, – решил отец. – Отрежь от быка задние ноги, отдай матери, это мы съедим. Хвост подари Райгетиллю, пусть сделает себе плеточку. Остальное можешь скушать, это придаст тебе силы на дорогу. Бычью голову тоже не выкидывайте. Райгедон, ты меня слышишь? – позвал отец близнеца Райгебока, – Остаешься за старшего, отрежь бычью башку и отнеси в таверну «Гусь и Тетерев» к Пуггелоту, продай ему ее за серебряный маар и купи себе новую накидку от ветра, эта уже вся рваная.

– Пап, а зачем Пуггелоту бычья голова? – спросил Райгедон, стыдливо прикрывая здоровенную дыру в своей накидке.

– Как зачем? Там язык, мозги, глаза! Ты знаешь, какие блюда может приготовить толстяк Пуггелот из бычьих мозгов!

– Только будьте осторожны, – сказала мама супругу и Райгебоку. – Не попадайтесь никому на глаза.

– Я знаю объездные пути, куда бы мы могли свернуть, – ответил отец, – если кого-то заприметим.

– Можно мне с вами? – попросился Райгедон, которому, не желалось отрезать от мертвого быка голову и тащиться с нею в таверну.

– Не сегодня, сынок. Обещаю, что буду тебя брать, когда купим нового быка и поездки будут не такими опасными как эта. Я куплю тебе с Райгетиллем медовых лепешек.

Хозяин этих земель Его Светлость герцог Ваершайз, например, отличающийся своим необъяснимым упрямством и самовлюбленностью, впрягал в свою повозки рабов и вассалов. Он был такой один в своем герцогстве, остальные же крестьяне и горожане по обыкновению для перевозки использовали быков, мулов или ослов. Повозка же, что лихо двигалась по ухабистой дороге от деревушке Аусерт, что нашла свое место у самой границе мира до города Лойонца, была запряжена невиданным по своему уродству созданием, не то ящером, не то человеком, не то еще кем-то страшным и отталкивающим.

Так вот в Лойонц (в окрестностях которого, к слову, стоял замок герцога Варшайза), поскрипывая деревянными соединениями, ехала повозка, запряженная монстром. Страшнее чудовища, нечеловеческие мышцы которого выпирали из кожи, защищенной от внешней среды грязно-зеленой крупной как вилидергонская серебряная монета, чешуей с характерным радужным рисунком. Монстр был одет в короткие, специального покроя с вырезом для толстого хвоста льняные шаровары. Вошедшие в моду облегающие чулки, прикрепляющиеся тесемками к брэ, монстру не подходили, они мгновенно рвались. К тому же, это удовольствие не дешевое и обычные крестьяне обходились одними брэ или шароварами. На монстре была одета свободная рубаха, подпоясанная на животе тесемкой. Головного убора не было. Для этого бы пришлось идти к шляпнику и пугать его тем, что придется прикасаться к этой здоровенной чудовищной голове, чтобы сделать мерки. Монстр Райгебок и обувью не пользовался, хотя бы и потому, что ни один башмачник не смог бы сшить что-то подходящее на его трехпалые ступни, заканчивающиеся панцирными когтями.

Райгебок, взяв повозку за тяговые ремни, бежал на полусогнутых ногах. Разумеется, ни о каком ярме и речи быть не может. Ни хлыста, ни хворостины. Не хватало еще, чтобы отец впряг родного сына как настоящего быка.

Повозка тоже была весьма необычна. Несколько десятков наполненных речной водой телячьих желудков, светящиеся изнутри голубовато-зеленоватым сиянием, аналогов которому никто не знал. Мешки были накрыты добрым отрезом специально выпачканной в грязи парусины, чтобы свечение ни так бросалось в глаза.

Отец, привалившись на тюки с едой и кое-какими взятыми с собой вещичками, пожевывал кедровые орешки и только подсказывал Райгебоку какое направление ему выбирать на перекрестках или на участках дороги, где им могли встретиться люди и где надо свернуть в сторону. Повозка мчалась быстро, проворнее, чем если бы в нее был впряжен тяжелый бык Черный Нос, дни которого так внезапно были сочтены этим еще дорассветным утром.

Поняв на полпути, что с таким темпом они доберутся до Лойонца гораздо раньше чем надо, Райгемах приказал сделать привал, спрятаться в лесу и дождаться темноты, потому, что дальше будет больше поселений, а значит и встречающихся людей. Воспользовавшись случаем, Райгебок съел остатки взятого с собой Черного Носа и запил их ключевой водой. Райгемах тоже перекусил и даже вздремнул. Дождавшись заката, они вновь тронулись в путь, который пролегал через лес, где в темное время суток разбойников было больше чем белок на деревьях. Каждый уважающий себя крестьянин, днем возделывающий огород, ночью, взяв цепы и вилы, таится в черных кустах, выжидая хоть кого-нибудь, кого ночь застигла в лесу. Надо ли говорить, что по ночам люди избегали появляться на лесных дорогах, а от отчаяния и скуки крестьяне-разбойники нападали друг на друга, а зачастую даже просто обменивались вещами между собой, чтобы не возвращаться к своим женам с пустыми руками.

Райгемах и Райгебок не боялись разбойников, скорее наоборот. За ночь на них нападали четыре раза и каждый раз, ошарашенные тем, что вместо быка или мула повозку везет неведомое чудовище с зубами-камнями, с неистовыми воплями разбегались кто куда, побросав все свое нехитрое оружие и насовсем забыв про разбойничью удаль. Отец только посмеивался и продолжал пожевывать кедровые орешки, стряхивая с торчащей бороды шелуху.

– Как это я раньше без тебя обходился? – спрашивал он у сына. – Если бы тебя боялись только разбойники, а не все подряд, я бы всегда с тобой ездил, Райгебок! И быстро и безопасно!

Райгебоку нравились похвалы, он был доволен.

– Когда мы прибудем к Лойонцу, улицы города будут украшены флагами, – поговаривал отец, трясясь на повозке, – дороги подметут, выгонят всех нищих и попрошаек. Разодетые горожане будут ходить туда-сюда с той лишь целью, чтобы покрасоваться новыми платьями и посмотреть на таких же как они сами. Перстни будут сверкать на каждом пальце. Красота одежд будет ослеплять. Длина носков на башмаках будет сражать на повал, а колокольчики на этих чрезвычайно неудобных и глупых носках будут раздражать своим звоном. Люди будут спотыкаться о свои же башмаки, падать плашмя, разбивать носы в кровь, но вытягивать носки еще длиннее, так чтобы можно было загибать вверх и привязывать чуть ли не к коленям! Ты знаешь, Райгебок, эти горожане так любят ткани, выкрашенные в яркие цвета, что, кажется, в детстве их воспитывали сороки, так и норовящие унести все блестящее. В глазах будет рябить! Каждый будет мнить себя если не королем, то герцогом или графом! К тому времени как солнце коснется горизонта, многие будут пьяны и дикий смех будет пугать из каждой подворотни. А с закатом древесная стружка всех трактиров начнет впитывать в себя свежую кровь. Грабеж и насилие волной покатится по столице, и поугаснет смех, и померкнут в потертых разбойничьих кошелях перстни дворян. И все их выкрашенные в яркие цвета платья втопчутся в грязь да вымажутся блевотными массами и кровью. Порвутся красивые платья! А длинноносые башмаки с дорогими колокольцами на носках потонут в выгребных ямах вместе с отрубленными ступнями своих самовлюбленных хозяев! Вот так-то, Райгебок! Это Лойонц! Вон там за дубками поворачивай налево…