Райский сад

— Кажется, у нас не очень получается сегодня играть, — Григорий Андреевич слабо улыбнулся.

— Да. Расскажите мне о Николае, каким он был маленьким, — тихонько попросила его Анна. Григорий посмотрел на спящую фигуру Николая.

— Хорошо, только пойдем лучше на воздух.

Они вышли на улицу, вдохнув полной грудью чудесный аромат земли, зелени и цветущих деревьев. Солнце уже спряталось за верхушками берез, росших на пригорке, и выглядывало через их не очень густые кроны. Вечер был теплым, спокойным, если не считать одинокого разговора кукушки.

Они сидели рядом, прямо на ступеньках крыльца, каждый погруженный в свои невеселые мысли, не нарушая того таинства, которое чувствуешь при закате солнца. Где-то, совсем рядом, застрекотал кузнечик, нарушая молчание двух людей, и, словно очнувшись, Григорий, глубоко вздохнув, заговорил, глядя прямо перед собой, словно еще раз просматривал обрывки ленты из прошлого.

— Коля больше всех на свете любил свою мать. Она была для него идеалом красоты, идеалом женщины. Поэтому он винил всех и вся, но только не свою маму, самую прекрасную на свете. Он ненавидел себя, когда болел, потому что не видел свою маму. Он подолгу сидел в своей комнате, сотворяя для нее все новый и новый подарок или рисунок, чтобы только услышать равнодушное «О-о… иди в комнату». Она была слишком молода, чтобы быть хорошей женой и матерью. Я много работал и не сразу обо всем догадался. Она любила лишь свою красоту и обожала поклонников этой красоты. Коля был еще совсем мал, когда она стала… — он замолчал, собираясь с силами, и, наконец, вздохнул, — гулять. Мне нужно было сразу с ней развестись, но я видел, как сын был сильно к ней привязан. И терпел все ее похождения только ради него. Коле было лет десять, когда я подарил ему золотую рыбку. Это было единственное живое существо, которое он любил. «Мама, смотри какая она красивая» — восклицал он, любуясь рыбкой. «Она скользкая и противная» — отвечала мать. Прошло меньше недели, когда он пришел из школы и увидел свою рыбку. Она была мертва. Банка стояла на подоконнике, а форточка была открыта, на улице мороз тридцать градусов. Он знал, кто переставил банку со стола на подоконник, но простил ее. Через четыре года мы развелись. Сын остался со мной. Лариса нисколько не возражала, даже была рада, но вот Николай… Он во всем винил меня. Мне было больно это вынести, и я запил. Как-то кто-то из друзей Николая назвал при нем его мать «шлюхой», он избил парня, чуть ли не до смерти. На нем висела статья…. Страшно вспомнить, что я тогда пережил. Следствие, адвокаты, короче, все обошлось большим штрафом. И вот, я помню тот день, когда Николай пришел домой, сильно подвыпивши, и попросил рассказать правду. Я очень сожалел, что сделал это. Очень. Я сказал, что очень любил его мать, делал вид, что ничего не замечаю, но спустя пятнадцать лет, решился на развод. Именно в тот день разбился вдребезги тот идеал, который воздвиг для себя Николай. Я часто думал потом, что было бы, если бы Николай, так и не узнал никогда всей правды. Единственная женщина, которую он боготворил, оказалась бессердечной, легкомысленной эгоисткой, которая обожала только себя, деньги и поклонников. Последний из них был ровесником Николая. Ты можешь подумать, что Николай пошел в свою мать, но это не так. Просто за холодной маской и показным равнодушием скрывается доброе сердце, которое просто боится поверить еще раз и доверить все свои тайны.

Анна слушала его, не прерывая, бесцельно уставившись невидящим взглядом в пространство. Ее живое воображение нарисовало перед ней все картины жизни, о которых рассказывал Григорий. Она видела мальчика и переживала с ним те чувства, которые жили тогда в его душе. Ведь так любить, верить и прощать может только самое доброе сердце. Анна была очень рада, что уже стемнело, и Григорий не мог видеть ее слез, катившихся по щекам. К ее горлу подкатил комок, и она не могла вымолвить ничего, поэтому сидела рядом и слушала музыку этого странного вечера.

— Господи, уже почти стемнело, я совсем заговорил тебя, девочка, — громко сказал, Григорий, резко вставая на ноги. — Но я очень рад, что ты выслушала меня, так легче… Спасибо… — добавил он тише.

Анна поднялась и посмотрела на человека, ставшего для нее таким близким.

— Не стоит. Это вам спасибо за… — она хотела уже сказать «за то, что вырастили такого сына», но вовремя спохватилась, — за то, что рассказали мне.

— Пойдем, я провожу тебя, — предложил Григорий.

— Не нужно, я дойду сама. — Анна постаралась придать своему голосу больше уверенности. — А вы идите отдыхать. И не волнуйтесь. До свидания.

— Спокойной ночи, девочка, — вздохнул Григорий,

Он так и остался стоять, глядя вслед хрупкой фигурке, пока она не скрылась в темноте. И только тогда, когда в соседских окнах загорелся свет, он зашел в дом.

Услышав, как закрывается дверь, Николай проснулся и спросил в темноту:

— Где ты был?

Григорий щелкнул, выключателем, и, комната залилась мягким светом, заставив Николая прищуриться.

— Сидел на улице. Как ты?

— Как селедка из бочки. Все тело затекло.

— И что ты будешь завтра делать? — поинтересовался отец.

— Завтра? Пока не знаю.

Он увидел незаконченную партию шахмат на столе и бросил удивленный взгляд на отца.

— Может, доиграем? — предложил тот.

Николай уже и забыл, когда в последний раз они играли вместе с отцом. Когда ему было двенадцать? Но это было до того, как она ушла.

— Неплохая мысль, — поддержал сын.

Анна долго лежала без сна, перебирая в памяти все, что рассказывал ей Григорий за время их знакомства. Теперь она могла понять, объяснить и извинить многие из поступков Николая Ротова: его развязные манеры, непринужденность, легкость в общении, высоко оценила его ум, тонкий юмор, обаяние, индивидуальность, но никак не могла понять его игры с женщинами. Основываясь на своих, правда, очень незначительных наблюдениях, она была почти уверена, что там, где дело касалось женщин, он был жестоким, насмешливым и циничным. Конечно, выражение, что «у него совсем нет сердца», куда больше подходило к этому человеку, но Анна была уверена, что это не так. У него было сердце, но очень холодное, как льдинка в груди у Кая, которую оставила там снежная королева, его мать. Вот только в сказке был хороший конец, а в жизни… в жизни было так не всегда. Она это знала. Из своей сказки, которую придумала когда-то сама, и которая разбилась на мелкие осколки, как то зеркало в замке снежной королевы…

Глава 13

Анна потянулась и тут же сморщилась от боли, тут же пронзившей все ее тело. Она с трудом смогла сесть, едва не застонав. Кто, спрашивается, ее заставлял вчера так трудиться, убирая старые рейки на дорожке? Ведь можно было закончить сегодня. Так нет, нужно было побить все рекорды за день! Вчера она была слишком зла, чтобы подумать об этом, а из-за чего? Из-за того, что чисто по-человечески пришла в полдень к соседям узнать, как себя чувствует Николай, и сменить повязку. И что получила? Ехидные насмешки и недвусмысленные намеки на интимность! В любой другой ситуации на работе она бы даже не заметила их, а пропустила мимо ушей. Но кто только тянул ее за язык препираться с этим сексуально-озабоченным маньяком, который не может пропустить ни одной юбки. Да еще наработалась так, что теперь каждая клеточка ныла от боли. Что ж, это послужит ей хорошим уроком на будущее.

Анна доковыляла до двери и открыла ее, впуская в комнату ароматы цветущих деревьев. Она с восторгом и благоговением смотрела на стройные яблони, за ночь превратившие все вокруг в волшебную страну. Нет, она не будет сегодня отдыхать, просто не сможет находиться в доме, когда все вокруг такое неземное… Забыв о своих хворях, она наспех позавтракала, и, надев шорты и майку, вышла на улицу, снова восхищаясь причудами природы, сумевшей создать такое великолепие. На секунду вспомнив о своем пациенте, Анна поморщилась и решила, что такой самоуверенный больной, как Николай Ротов, совсем не нуждается в ее услугах. Учитывая все те пошлости, которые она услышала от него вчера, здоровью его нанесен несильный ущерб. И, словно в подтверждение ее мыслей, с соседнего двора раздались звуки топора и разлетающихся дров. Искушение поглядеть было слишком велико и Анна, стараясь быть незамеченной, подошла к штакетнику, разделявшему их дачи. Картину, представшую перед ее взором, назвать великолепной, значит, вообще, ничего не сказать. Николай, в одних брюках, с обнаженным торсом, с перетянутым левым плечом, держа в правой руке топор, замахнулся и с силой ударил по полену, которое разлетелось в разные стороны. Мышцы играли на его загорелой спине, блестевшей на солнце. Анна с восхищением наблюдала за тем, как он опустил топор, поставил другое полено и снова замахнулся. Определенно, этот мужчина был насквозь пропитан сексуальной энергией и мужской силой, которые заставляли учащенно биться даже искушенные женские сердца. Очнувшись от созерцания, Анна заставила себя выкинуть из головы образ полуобнаженного Тарзана, который умудрялся колоть дрова даже одной рукой. И напомнила себе, что этот идеал мужской красоты не принесет ей ничего, кроме страданий и унижения в итоге, и нескольких мгновений жалкого подобия счастья в начале, если она пойдет на поводу у его прихотей и привычек. Она отправилась к гаражу, где хранились цемент и опалубка. При движении боль в мышцах становилась меньше, а вскоре, погрузившись в работу, Анна забыла о ней совсем, всецело сосредоточившись на новом занятии.

Если верить инструкции, то ничего сложного здесь не было: смешать цемент с песком в пропорции три к одному, добавить воды до образования густой кашицы, поставить опалубку на ровную поверхность и залить в нее раствор, разровнять и дать просохнуть минут пятнадцать-двадцать. Правда, Анна сомневалась, что за такое время цемент успеет схватиться, и решила увеличить время до получаса, чтобы успеть приготовить новую порцию раствора. Настроение заметно улучшилось от легкого возбуждения перед новизной, а веселое пение птиц и божественный аромат цветов заставили позабыть о том разбитом состоянии и головной боли, с которыми она проснулась. Тихонько напевая любимый мотивчик, Анна размешивала шпателем цемент и песок, добавляя в тазик понемногу воду до нужной консистенции.

— Решила возвести бетонную стену, — раздался позади насмешливый голос Николая. Анна чуть не подскочила от неожиданности, скорчила гримасу и повернулась к нему с приторно-вежливой улыбкой:

— Не уж-то сам догадался? Или кто подсказал.

Николай, не дожидаясь приглашения, открыл калитку и вошел, громко рассмеявшись.

— Доброе утро, — приветствовал он, присев рядом на корточках.

«Было доброе», — промелькнуло в голове Анны, но вслух она небрежно бросила, продолжая размешивать:

— Угу…

— Звучит не очень приветливо.

«А ты хотел, чтобы я плясала от радости, лицезрея твою физиономию!»

— Как дела? — поинтересовалась она, чтобы что-то сказать.

— Вообще-то, я думал, ты зайдешь, чтобы узнать.

— Неужели? — в ее голосе звучало не только удивление. — И прописать микстуру от насморка?

Николай расхохотался.

— Ну, зачем же сразу микстуры? Хотя бы узнать, что все в порядке. Кажется, врачи всегда так делают.

— Я — не врач, — серьезно сказала девушка. — И еще вчера, Ротов, вы прекрасно дали понять, что с вами ВСЁ в порядке!