Райский уголок. По велению сердца

— Танцуй, — беззвучно, одними губами произнесла она ему через стол, не пытаясь перекричать заглушающую все музыку. — Я не против. Серьезно, не против. Все превосходно.

Он немного поколебался, затем кивнул в ответ и взял за руку другую девушку.

Впоследствии Дафни так и не могла вспомнить точный момент, когда приняла решение. Она сама не могла понять, почему пришла к этому решению таким нехарактерным для нее импульсивным образом, и в таких обстоятельствах, которые явно не способствовали ясности и трезвости сознания.

Одно не подлежало сомнению — с какого-то момента этого вечера она с определенностью знала, что ей нравится Тоби Смит. Теперь она хотела с ним танцевать, разговаривать, смеяться, держать себя так же свободно, как и Тоби, когда он, засунув руки в карманы, грациозно покачивался на каблуках или полусидел на столе, положив ногу на ноту. Дерзкое очарование этого человека сделалось для нее очевидным.

Пока всего этого еще не было, и она не знала, будет ли когда-нибудь.

Дафни Андерскор была слишком умна и проницательна, чтобы соблазниться одним лишь красивым лицом и парой прекрасных глаз. Она хочет быть с ним, говорила себе Дафни, потому что это в интересах всех Андерскоров. Им нужна эта несомненная популярность, этот живой ум, неотразимый шарм этого человека, чья неугасимая энергия, влившись в семейный бизнес, может оживить его, обеспечить приток свежего воздуха. И к тому же она подозревала, что это будет сильная, безжалостно сильная рука, какой еще не было во все еще по-дилетантски беспечной атмосфере семейного бизнеса. Отец прав, благослови его Господь. Этот человек нужен Андерскорам.

То, что этого человека Дафни Андерскор ждала все эти долгие годы, никогда не приходило ей в голову, а если и приходило, то эта мысль быстро и с презрением изгонялась.

Глава четвертая

Звуки деликатно приглушенных смеха и разговоров, смешанные со звяканьем ножей, нечаянным постукиваньем фарфора о фарфор, вкрадчивой и спокойной мелодией, извлекаемой из пианино, затухали под узорным потолком ресторана «Хэррод». За окнами под низким небом позднего лета влажно поблескивали красные и серые крыши Кенсингтона.

Рейчел оценивающе потягивала шерри, озорно постреливая вокруг глазами.

— Обожаю это место. Здесь буквально все такое уморительно старомодное.

Фиона подняла тонкие резко очерченные брови:

— Это что, намек? Как вам не стыдно, девушка!

— Не глупи. Я вовсе не тебя имею в виду. Но, честное слово, ты только посмотри вокруг.

Рейчел сделала комическую гримасу. Фиона устремила зеленые глаза в сторону ближайшего столика, где сидела пышная дама с двумя еще более пышными дочерьми, и подавила улыбку.

— Ты права. Но готовят здесь хорошо. И все так удобно.

Рейчел, осушив бокал, отодвинула его и улыбнулась.

— Да, удобно, если у тебя есть деньги, чтобы их тратить. Ты ведь это имеешь в виду? Что до меня, то я как всегда без гроша. Не могу понять, что опять случилось с моей карманной наличностью в этом месяце. Честное слово, даже не представляю. Я надеюсь, ты не ожидаешь, что каждый будет платить за себя?

Фиона рассмеялась:

— Конечно, нет. Ленч за мой счет.

— Отлично. Тогда я съем все, что осталось на столе, а уж потом пойду домой. Меня еще не выгнали на улицу, хотя платить за квартиру мне нечем. Я и так голодаю.

Рейчел, весело улыбнувшись, помахала пустым бокалом вертевшемуся неподалеку официанту.

— Будьте любезны, нельзя ли еще!

Фиона наблюдала за ней с искренней симпатией, к которой, правда, примешивалась небольшая толика неудовольствия.

— Что ты делаешь с деньгами? Я уверена, Бен не держит тебя в черном теле.

— Конечно, не держит. — Рейчел легко повела рукой. — Они просто уходят куда-то, вот и все.

Фиона поигрывала бокалом, поворачивая его в своей узкой ладони и наблюдая за игрой света в янтарной жидкости. Понизив голос, она спросила:

— А ты никогда не думала о том, чтобы найти работу?

— Господи, что за идея! Конечно, нет. — Голос Рейчел оставался веселым, однако глаза чуть прищурились. — Ты ведь пригласила меня не затем, чтобы читать мне нравоучения? Если это так, то мне придется удрать и оставить тебя здесь одну, пусть даже я умру от голода.

Фиона не смогла удержаться от смеха.

— Конечно, нет! Просто я иногда думаю, что такому умному и талантливому человеку, как ты…

— Спасибо на добром слове, — дерзко вставила Рейчел.

— …стыдно ничего не делать.

— И чем же я должна заняться? — Губы Рейчел упрямо сжались. — Может быть, мне пойти работать в школу? Скажи честно, Фи, ты хотела бы, чтобы я учила твоих детей? Или стать преданной секретаршей какого-нибудь скучного бизнесмена? Сидеть у него на коленях и позволять ему щупать себя, пока он будет диктовать свои нудные письма своим нудным клиентам? Нет уж, спасибо. Ты будешь есть этот сыр?

Фиона молча передала ей тарелку.

— Ты должна бы знать обо всем этом больше, чем другие, — Рейчел, откусив кусочек, закатила глаза, разыгрывая притворный восторг. — М-м, как вкусно! Эти твои возможности для «талантливых и умных женщин», — она иронически растянула эти слова, — так редки и трудно достижимы.

— Ты думаешь…

Рейчел бросила насмешливый озорной взгляд в сторону Фионы.

— Я и без того время от времени принимаю предложения.

— Допускаю, что так оно и есть, — сухо сказала Фиона, — именно это меня и беспокоит.

— О Господи, сейчас ты говоришь как мой папа. — Резким движением Рейчел сердито отодвинула от себя тарелку и опять взялась за бокал.

Фиона, почувствовав ее раздражение, не упустила возможности переменить тему разговора’

— Как он себя чувствует?

— Прекрасно. — От насмешливости и наигранной веселости Рейчел, так выделявшими ее среди прочих, не осталось и следа. — Как всегда, у него все хорошо. — Она погрузилась в молчание; глаза ее были устремлены на вазу с цветами, установленную в центре застеленного белоснежной скатертью стола.

Фиона выжидала.

После длительной паузы Рейчел вновь посмотрела на собеседницу взглядом, в глубине которого затаилась какая-то пока непонятная для Фионы мысль.

— Мне кажется, я приношу ему одни расстройства, — спокойно, почти равнодушно сказала она.

— Ах, не будь ты такой дурочкой! — дружески пожурила ее Фиона, однако для них обеих не было секретом, что она не одобряет отношений, установившихся в последние годы между Рейчел и ее отцом.

Пожав плечами, Рейчел принялась катать под ладонью по скатерти серебряный нож; ее тонкие загорелые пальцы с наманикюренными ногтями оставались при этом неподвижны.

— Что поделаешь, я действительно дурочка — мы обе это знаем. Тебе ведь известно, как я уважаю его. Я люблю его больше, чем кто-либо другого во всем мире. Но мы с ним несовместимы как кошка с собакой. Он — такой блестящий, преданный, удивительно самоотверженный. Салли частенько называет его «строителем Иерусалима на прекрасной английской земле». — Сквозь нежные любящие интонации в ее тоне опять зазвучала легкая ирония с примесью горечи: — Но радостей в жизни у него немного, не так ли? Все эти кампании — за улучшение условий труда для рабочих, развитие образования, поддержка стариков и инвалидов, — ее рот искривился в усмешке, — все это не оставляет много времени для чего-либо или для кого-либо еще.