Разбитое сердце королевы Марго
Шрифт:
– Посидишь? – спросил он.
– Конечно.
– Что, настолько плохо выгляжу…
– Ну…
– Ясно.
– Илья… а ты врачам показаться не пробовал? Эти приступы, они ведь… – Саломея замялась. – Нехороший симптом.
– Пробовал. – Он закрыл глаза, так лежать было легче. – Полное обследование… и неоднократное. Не только у нас… я здоров. Абсолютно здоров…
– Абсолютно здоровых людей не бывает.
– Не вредничай, рыжая, ты поняла, о чем я.
Можно попробовать перевернуться на бок.
– Поняла… все равно мне за тебя страшно, Илья.
– Хорошо.
– Почему?
– Потому
– Куда?!
– На малую родину… мы же говорили. – Он зевнул. Тело охватывала приятная слабость, тело это вовсе становилось угрожающе легким, если бы не одеяло, того и гляди, воспарит.
– Ты никуда не поедешь в таком состоянии! Лежи… – Голос Саломеи доносился издалека. Смешная она, когда злится… и приятно, что волнуется, действительно волнуется. Он слушал этот голос, радуясь тому, что снова она рядом. Надо будет сказать… непременно надо будет сказать.
Далматов очнулся в темной комнате, и чужое присутствие ощутил сразу.
Саломея спала в кресле, забравшись на него с ногами, кое-как завернувшись в плед. И проснулась почти одновременно с Далматовым. Глаза открыла, подавила зевок.
– Привет, ты как?
– Нормально, – почти не покривил душой Далматов.
– Врешь небось.
– Если и так, то самую малость. – Он сел и прислушался к себе. Голова еще гудела, но мигрень отступила, галлюцинации, кажется, тоже. – Но поведешь ты.
– Может, останешься…
– Одну я тебя точно не отпущу. А с этим делом разобраться надо поскорее. – Он встал, с удовольствием отметив, что стоять на ногах вполне способен. – Рыжая… как ты вообще здесь оказалась?
Она пожала плечами:
– Ты позвал.
– Я?!
– Ну… мне так показалось, что ты зовешь, – вынуждена была признать она. – Я испугалась, что тебе совсем плохо…
– Совсем. – Далматов охотно согласился. – Мне совсем плохо… было. Собирайся иди.
– Завтрак.
– Я не…
– Завтрак, – жестче повторила Саломея. – Или мы никуда не поедем.
Завтракали в его комнате, и как ни странно, с немалым аппетитом, пусть и в полном молчании. Уже на выходе Далматова перехватила Варвара.
– Привет… – Зеленое платьице с оборочками, волосы собраны в два хвостика. Гольфы поверх белых колгот. Балетки розовые. Девочка-цветок, ей идет этот образ, привычен, изучен, и играет она искренне, почти не задумываясь о том, что есть игра.
– Доброе утро.
– Наверное, доброе… а куда ты собрался?
– По делам.
Нахмурилась и колечко тронула, простенькое серебряное, выглядевшее дешевым. И этот непроизвольный жест выдал беспокойство.
– Один?
– Нет.
– Помирились, значит?
– Вроде того.
Кивнула и губу прикусила, посмотрела сквозь ресницы, и взгляд такой, оценивающий, слегка раздраженный.
– Мне убираться?
– Нет. – Он поморщился: сейчас, после приступа, запахи ощущались особенно сильно, а духи Варварины были резкими, раздражающими. – Оставайся, если хочешь.
– Хочу… но когда вас ждать?
– Когда-нибудь.
– Я все
равно тебя получу, – сказала она и ножкой топнула.Вот же…
Варвару с ее желаниями Далматов выбросил из головы легко. Забравшись на заднее сиденье, он вытянулся и прикрыл глаза. Снова хотелось спать. И Саломея, чувствуя это его желание, не спешила заговаривать.
И лишь на подъезде к городку она поинтересовалась:
– С кого начнем?
– С родителей. Потом – соседи… одноклассники-одноклассницы… кто-то что-то должен был знать. – Далматов сел и зевнул во весь рот. – Проклятье, ощущение такое, что я месяц не спал.
– Может…
– Нет. Но к родителям сходишь ты… постарайся поймать ее мамашу.
– Ее мать умерла.
– Вот этим уже я займусь. Высадишь в центре?
– Может…
Далматов покачал головой:
– За руль мне точно пока нельзя. Я не самоубийца… как закончишь – набери. И, рыжая… будь осторожна.
С матерью Варвары получилось донельзя просто. Саломея позвонила в дверь и ей открыли.
Женщина.
Какая-то неправильная женщина. Не высокая и не низкая, не полная, но и не худая, неопределенного возраста и внешности такой же. И вроде бы нельзя сказать, что женщина некрасива, напротив, она вполне миловидна, но стоит отвести взгляд, и лицо ее исчезает из памяти.
– Саломея? – спросила она низким густым баском. – Вы очень на нее похожи…
– Или она на меня.
– Или она на вас. – Женщина посторонилась. – Проходите. Его… сейчас нет… сегодня нет.
– А где он?
– Уехал.
– Куда?
– Не знаю. – Женщина махнула рукой. – Он давно уже не говорит. Чужой человек… наш брак был ошибкой, и если бы не Варенька, мы бы эту ошибку исправили. Хотя… его вера запрещает разводы.
– Его?
– И моя тоже, только меня сложно назвать действительно верующим человеком. – Она улыбнулась, и невыразительное лицо ее сделалось почти красивым. – Но вы же не о нем хотели спросить. О Варваре… она теперь с вами.
– Да.
– И вы знаете ее историю? Возьмите тапочки.
Старая квартира, обжитая, с потертым линолеумом на полу, с обоями, которые переклеивались лет этак десять тому назад. Старая мебель. Старый ковер.
Чистота и запах свежего хлеба.
– Хотите молока? Я пряники испекла, а их лучше с молоком. Меня Анной звать.
– Знаю, – улыбнулась Саломея.
От молока она не отказалась, ровно как и от пряников.
– Всегда сама делаю… мед, патока… лучше магазинных получаются. Варечка очень их любит… вы не могли бы…
– Конечно.
Пряники передать несложно.
– Она хорошая девочка… взбалмошная очень, капризная… в этом есть моя вина. Он всегда был к ней так строг, а я вот баловала. Мне хотелось стать хорошей матерью. Своих у меня нет… но Вареньку я всегда считала своей, с тех пор, как на руки взяла… она была такой крохотной и постоянно плакала. А он злился… он тогда совсем страшным был. По жене горевал очень, потом уже придумал себе эту глупость, будто она была ведьмой… решил, что и Варенька тоже.