Разбитые надежды
Шрифт:
– Мама, уложи Клауса обратно спать, – обеспокоенно, но, сохраняя самообладание, попросил Майкл.
«Да что же это такое тут происходит? Зачем все бегают, отчего не празднуют? И почему мамочка так жалобно говорит? Они все как будто злятся… Да, они злятся на меня, потому что я встал с постели ночью. Ах, как они меня все ненавидят!» - думал мальчик, по-детски жалея себя в своих мыслях, ему хотелось рыдать, оттого, что все было так суетно и необъяснимо для него.
Бабушка отвела его обратно в комнату, но заснуть Клаус уже не мог. Родители куда-то поехали, и в доме остались только бабушка с дедом – родители отца. Клаус долго смотрел потом на падающий за окном снег и постепенно стал успокаиваться. Ближе к утру он заснул.
Но на следующее утро его подняли в десять часов, стали умывать и причесывать.
Все это было словно в тумане, такие эмоциональные моменты позже напоминают сон, вот и Клаус чувствовал себя так же. Дед припарковался у больницы и взял внука за руку. И вот они уже идут по коридору, дедушка на ходу объясняет, что они идут навещать маму и новорожденного братика Клауса – Кола.
Увидев уставшее счастливое лицо матери, Клаус сначала опять почувствовал, как подступают слёзы, но когда на руках Эстер он разглядел маленький сверточек, пересилил себя из-за любопытства и подошел к матери так, что мог разглядеть ребенка в её руках. Он внезапно почувствовал жалость к этому крохотному существу, беспомощно кривящему лицо, в его голове вдруг, словно команда, сформировалось новое чувство, которое навсегда остается со всеми старшими братьями и сестрами – чувство ответственности. Он подсознательно понимал, что теперь должен оберегать это жалкое, крикливое создание и любить.
Клаус в своем раннем возрасте ловко научился менять пеленки, купать младшего брата и стал незаменимым помощником матери, что сделало его внутренне старше своих беспечных сверстников. Но на плечах Эстер лежало очень много работы: она не брала отпуск для ухода за ребенком и через пару недель вышла на работу; ко всему прочему на ней лежали все домашние дела.
Как-то она наказала Клаусу быть дома рано, часам к семи, чтобы помочь ей развесить бельё и последить за Колом. Но Клаус, в силу рассеянности своей натуры, забыл о маминой просьбе. У него был важный поединок с мальчиком из другого двора. Толпа мальчишек собралась у заброшенного читального клуба посмотреть, как двое мнут друг другу бока. Оба мальчика извалялись в грязи, с детским яростным пристрастием набили друг другу много синяков и разбили колени.
Клаус вернулся домой только в девять часов, весь в грязи и царапинах. На пороге дома сидела Эстер, лицо ее было гневно а уж, увидев сына в таком виде, она шлепнула его пару раз и сильно накричала. Клаус обиделся на мать, ему не хотелось признавать свою неправоту, ведь он считал драку со своим соперником очень важной, а мама – она ничего не понимает, она только кричать умеет, как он думал сам с собою. Клаус опоздал к ужину, поэтому должен был в наказание ложиться спать на голодный желудок, но обида притупляла его голод, так что он встал с кровати и серьезно решился доказать маме, как она ошибается в нем. Он не застал маму в спальне, и в гостиной её тоже не было. Слышны были лишь усталые вздохи да шум воды в ванной. Приоткрыв туда дверь, Клаус увидел маму, которая, убирая назад мокрые от пота пряди волос, стирала вновь и вновь кожу на руках в кровь, пока полоскала одежду. Сейчас он живо и как никогда прежде ясно понял тот адский труд, который каждый день совершала мать, забывая себя. Сострадание и стыд захватили все его существо, и мальчик зарыдал.
– Почему ты не спишь? – стараясь сохранять строгость в голосе, спросила Эстер.
– Мамочка, прости меня, пожалуйста! – закричал Клаус и бросился на шею матери.
– Не плачь… не плачь, мой родной, – уже окончательно смягчившись произнесла она. – Ложись-ка ты спать, – она поцеловала сына в голову.
– Можно я останусь с тобой, помогу тебе бельё развесить? – задыхаясь от слёз, спросил Клаус.
– Останься, только ненадолго, хорошо? Тебе нужно спать. – Эстер понимала, что сын из-за истерики сейчас не сможет заснуть, так что его стыд можно облегчить тем, что позволить ему искупить свою вину.
Через час мать уложила Клауса в кровать, а сама направилась к внезапно заплакавшему Колу.
========== 3 Глава. «Новенькая» ==========
Уже через полгода Клаус пошёл в первый класс. Со школой начался новый этап в жизни маленького человека: мальчик завел новых друзей, стал увлекаться рисованием в кружке (получалось
плохо, но Клаус не обижался, ему просто доставляло это удовольствие), а также баскетболом. В середине учебного года, после рождественских каникул, в класс пришла новенькая – Кэролайн. Это была неказистая, пухленькая девочка со скобой на зубах и жутким конским хвостом на голове. Ребята сразу нашли в ней объект насмешек.– Давай сегодня подбросим в портфель Кэролайн дохлую жабу! – радостно предложил как-то Клаусу его новый школьный близкий друг Стефан Сальваторе.
– Представляю ее лицо! – ехидно бросил другой школьный товарищ, – у неё будет потом так оттуда вонять! – он громко и наигранно засмеялся.
Клауса так раздражил сейчас этот смех, но он тоже натянуто улыбнулся и, точь-в-точь так же наигранно рассмеялся, как этот мальчик. Клаусу не хотелось выделяться среди толпы одноклассников, иначе они подумают, что он на стороне толстушки, а это очень стыдно. Но ему было по-человечески жалко эту некрасивую девочку, над которой они хотели посмеяться. «Как это все глупо, по-дурацки совсем и вовсе не смешно…» - думал он, вступая в противоречие с накрученными мыслями о том, что это очень удачная идея. Когда дело было сделано, и принесённая Стефаном сбитая автомобилем жаба уже покоилась в портфеле девочки, мальчики с чувством очень удачного и прекрасно исполненного плана расселись до звонка на урок по своим местам. Кэролайн в числе других девочек зашла в класс, теребя подол своей джинсовой юбки: на ней также был смешной джемпер глупого цыплячьего цвета, над которым тоже все смеялись, называя между собой одноклассницу курицей.
В тот момент, когда Кэролайн залезла рукой в портфель, чтобы достать учебник по чтению, мальчишки начали заливисто хохотать, предчувствуя, конечно, предстоящие неприятные разборы с учительницей, но им было сейчас на это наплевать: радость от совершения гадости затмевала страх. Все ждали, что девочка завизжит, отбросит жабу или еще лучше – расплачется. Но ничего из этого не произошло.
– Ой, я так люблю лягушек и жаб, но только не мертвых, а живых, – весело и, ничуть не конфузясь, изрекла Кэролайн, – в следующий раз положите мне лучше живую, – сказала она просто и беззлобно.
В классе наступила тишина, мальчики остались недовольны результатом своей выходки и даже жутко взбешены.
– Курица любит жаб! Ой, не могу! – послышался новый отчаянный смешок.
Остальные подхватили это и стали дальше развивать новую интригующую тему для обсуждения, а Кэролайн спокойно уселась за свою парту. Она не была обижена или огорчена – ей было просто наплевать, она сама не чувствовала себя смешной из-за того, что говорили другие, оттого она не понимала, над чем все так хохочут. Клаус уже не смеялся со всеми: он сидел за партой, сложив перед собой руки в замок и вжав в себя шею. Он испытывал сейчас два очень сильных чувства – это были восхищение и зависть. Он восхищался силой духа своей одноклассницы, её независимостью, но в то же время завидовал этим чертам её характера – ведь это были те качества, которые не могли быть сейчас привилегией ребёнка, но они были в Кэролайн, как неотъемлемая часть её самой, и Клаус завидовал, потому что не мог их сейчас себе позволить. Но все эти чувства возникли в мальчике стихийно и бессознательно, он не обдумывал это сам с собой, он боялся допустить в своё сознание подобные мысли, потому что они бы задели его мальчишескую гордость.
Кэролайн реагировала так почти всегда, а в классе четвертом она уже без проблем научилась не игнорировать, а остроумно задевать в ответ своих обидчиков. Она росла очень непохожей на всех остальных девочек в классе. Кэролайн хоть и не была сильна в учебе, но вела себя взрослее, чем сверстники: не участвовала в общих шалостях, хотя посмеяться она любила (её лицо не было лишено лучезарности), была самостоятельной и ответственной в поручениях учителя. Ей доверяли помощь в подготовке классных праздников и прочих мероприятий. В свои десять лет девчонки уже начинали влюбляться в мальчиков, страдать по ним, бегать с ними по школьным коридорам, вести личные дневники, а Кэролайн все это было не интересно, да и вообще никто из ее одноклассников не знал, чем она интересуется и что любит. Всем она казалась странной, оттого её называли дурой, потому что поведение девочки было просто чуждо их ещё неокрепшим натурам.