Разбитые сердца

— Это единственный выход, — говорит Самсон отцу, указывает ему через плечо. — Выпустите меня, пожалуйста.

Отец понимает, что преградил путь, и отходит в сторону.

— Извини, что разбил нос.

Самсон кивает и уходит. Мне бы тоже очень хотелось сбежать, но уверена, что в ноге еще остались жгутики, поэтому двигаться очень больно.

Отец вновь сосредотачивает внимание на мне.

— Алана может отвести тебя к врачу, чтобы тебе выписали таблетки, если ты их еще не принимаешь.

— Мы не… мы с Самсоном не… забудь. — Я отталкиваюсь от дна ванны и встаю. — Разговор очень напряженный, а у меня так болит бедро, что кажется, будто оно сейчас отвалится. Мы можем поговорить об этом позже?

Оба кивают, но отец идет за мной следом.

— Спроси Сару. Мы открыто обсуждаем такие вопросы, если тебе захочется их обсудить.

— Это я уже поняла. Спасибо, — отвечаю я и спешу наверх в свою комнату.

Ух ты. Вот, значит, каково иметь участливых родителей? Не уверена, что мне это по нраву.

Я иду прямиком к окну спальни и смотрю, как Самсон заходит в свой дом. Включает свет на кухне, упирается локтями в кухонный стол, затем наклоняется и прижимается лбом к гранитной столешнице. Сжимает шею с затылка обеими руками.

Не знаю, что и думать. Это значит, что он жалеет о случившемся? Или просто его переполняют эмоции оттого, что его дважды ударили, а он не дал сдачи? Его реакция вызывает во мне череду вопросов, на которые он вряд ли даст мне ответы. Он как сейф, и мне бы очень хотелось иметь ключ.

Или взрывчатку.

Мне хочется найти повод, чтобы пойти к нему и посмотреть на него поближе, чтобы понять, что именно так сильно его беспокоит. Мне нужно знать, не стало ли причиной то, что он чуть было меня не поцеловал.

Попытается ли он сделать это снова, если я дам ему такую возможность?

И мне хочется ее дать. Я хочу этот поцелуй почти так же сильно, как не хочу, чтобы он состоялся.

У меня осталась его карта памяти. Можно вернуть ее ему. Хотя я еще не посмотрела фотографии. А мне очень хочется сперва их увидеть.

В спальне Сары есть компьютер, и, достав карту из рюкзака, я иду в ее комнату.

Несколько минут жду, пока загрузятся снимки. Их много. На первых загрузившихся фотографиях запечатлена природа. Все то, что он, по его словам, и фотографирует. Бесчисленные рассветы и закаты. Снимки пейзажа. Фотографии не всегда приятные. Они успокаивающе печальные. На большинстве снимков фокус наведен на случайные объекты вроде мусора, плавающего на поверхности воды, или выброшенной на берег водоросли.

Любопытно. Он будто бы специально делает акцент на самых печальных объектах пейзажа, попавших в объектив, но картинка все равно остается целостной и прекрасной.

Фотографии, на которых он запечатлел меня, начинают загружаться. Их больше, чем я думала, и он явно начал фотографировать меня еще до того, как я вышла на переднюю палубу парома.

На большинстве кадров я в одиночестве наблюдаю закат с боковой палубы парома. На всех снимках он сосредоточил фокус камеры на мне. Больше ни на чем. И судя по другим его фотографиям, видимо, это означает, что он счел меня самым печальным элементом кадра.

Один снимок производит на меня особенное впечатление. Камера приближена и сфокусирована на маленькой дырочке на спине моего платья, о существовании которой я даже не знала. Но даже с таким печальным центральным объектом в виде моего платья, кадр все равно потрясающий. Мое лицо вне фокуса, и будь на фотографии кто-то другой, я бы сказала, что это прекрасное произведение искусства.

Но я испытываю одно лишь смущение оттого, что он так пристально рассматривал меня, когда я еще не успела его заметить.

Я просматриваю все фотографии со мной и замечаю, что нет ни одного снимка, на котором я ем хлеб. Задумываюсь, почему он не стал это фотографировать.

Это многое говорит о нем. Я жалею, что так отреагировала, когда он в тот день дал мне денег на пароме. По всей вероятности, Самсон порядочный человек, и снимки на его карте это доказывают.

Я вынимаю карту памяти из компьютера. Мне все еще больно и хочется забраться в кровать и заснуть, но я спускаюсь вниз, выхожу из дома и иду через двор. Самсон всегда пользуется черным ходом, и я иду в его направлении. Поднимаюсь по ступенькам и стучу.

Жду какое-то время, но не слышу его шагов, и кухню мне отсюда не видно. Но слышу, что сзади меня кто-то есть. Оборачиваюсь, и вижу, что наверху лестницы сидит ПиДжей и смотрит на меня. Слегка улыбаюсь. Мне нравится, что он по-прежнему рядом.

Наконец, Самсон открывает дверь. С того момента, как я наблюдала за ним из окна своей комнаты, он успел переодеться. Теперь на нем одна из футболок Маркоса с надписью «ИсПаника», кроме которых он, похоже, ничего не носит. Мне нравится, что он поддерживает идеи Маркоса. Их дружба вызывает умиление.

Самсон стоит босиком, и я сама не знаю, почему пялюсь на его ноги. Затем поднимаю взгляд к его лицу.

— Возвращаю твою карту памяти. — Я протягиваю карту ему.

— Спасибо.

— Я ничего не удаляла.

Самсон улыбается уголком рта.

— Я и не думал, что удалишь.

Он отходит в сторону и жестом приглашает меня войти. Я протискиваюсь между ним и дверным косяком и прохожу в темное пространство дома. Он зажигает свет, и я пытаюсь подавить вскрик изумления, потому что изнутри дом еще больше, чем выглядит снаружи.

Все кругом белое и бесцветное. Стены, шкафчики, отделка. Пол из темного, почти черного дерева. Я поворачиваюсь кругом, любуясь им и вместе с тем понимая, насколько это место не похоже на дом. В нем нет ни капли души.

— Он такой… стерильный. — Я тут же жалею о сказанном. Он не спрашивал моего мнения о доме, но сложно не заметить, каким необжитым он выглядит.

Самсон пожимает плечами, будто его не волнует мое мнение.

— Это дом под аренду. Они все так выглядят. Очень однотипно.