Разбойник и Мишка
Шрифт:
Альфа разыскала хозяина. Коробков обрадовался и погладил собаку:
— Хорошо, Альфа, хорошо, — и угостил её сахаром.
Вынув из вьюка газеты, Коробков роздал их солдатам.
— А когда же она письма принесёт? — спрашивали.
— Сегодня вечером.
— А как же она нашла тебя по следам? Ведь следов-то много.
Коробков улыбнулся:
— Простая хитрость: подошвы я смазал рыбьим жиром и этим усилил запах
своих следов. Вот Альфа и нашла меня!
Вечером Первушкин завернул пачку писем в парусину и вложил
брезентовую сумку вьюка. Надо было сберечь их от воды. Письма были в
разных конвертах — и в серых, и в жёлтых, и в синих — и простыми
треугольниками. И в каждом из них своя жизнь, своя тоска и надежда.
По команде «Пост! Пост!» Альфа побежала знакомым маршрутом. Сначала
она бежала через кусты, потом поплыла. Вражеские снаряды рвались на обоих
берегах реки, где располагались наши войска. Иногда снаряды падали в реку,
и вверх взлетала высоким фонтаном грязно-бурая вода. Альфа привыкла к этим
взрывам, и как бы близко они ни появлялись, она не изменяла своего
маршрута.
Альфа вылезла из воды и, отряхиваясь, побежала по берегу к окопам. В
это время недалеко от неё разорвалась мина, и многочисленные осколки
мгновенно взборонили землю. Альфа взвизгнула и упала на живот — будто ей
подсекли ноги. Песок под ней окрасился кровью.
Коробков поджидал своего почтальона и часто выглядывал из траншеи —
посматривал по направлению к реке. Здесь пролегает линия связи. Вон там,
около песчаного холмика, Альфу уже можно было увидеть.
И вот Коробков увидел своего почтальона. Собака шла медленно,
покачиваясь, иногда приседала, ложилась и пыталась ползти.
Коробков вылез из траншеи и пополз навстречу собаке:
— Альфа, ко мне! Ко мне! Альфа! Ползи!
Собака слышала призыв хозяина, скулила, скребла лапами песок и не
могла сдвинуться с места. Коробков дополз до собаки, схватил её за вьюк и
потащил за собой в окоп.
— Тихо, Альфа, хорошо, Альфа... — приговаривал Коробков, успокаивая
собаку.
За ней оставался кровавый след.
Втащив Альфу в окоп, Коробков сбросил с собаки вьюк и начал торопливо
перевязывать раны. Раны были на всех ногах, а на правой задней перебита
кость. Два солдата помогали Коробкову перевязывать раны, а другие
протягивали ему свои перевязочные пакеты:
— На, на, Коробков, перевязывай скорее, а то кровью изойдёт. Вот
молодчина: раненная, а письма принесла.
После перевязки ран Коробков роздал солдатам письма. Солдаты с
радостным оживлением благодарили:
— Спасибо, Коробков, спасибо.
А потом все предлагали Альфе галеты, сало и сахар, но она
отворачивалась от соблазна и посматривала на Коробкова так, словно хотела
спросить: «Можно ли взять?»
— Ишь какой привередливый твой почтальон, — сказал один солдат, — от
такого угощения отказывается...
— Не привередливая, а дисциплинированная, —
пояснил Коробков, — онаиз чужих рук не должна брать пищу.
Ночью на резиновом поплавке переправили Альфу через реку и привезли к
нам в лазарет. Мы удалили из тела собаки осколки, а на перебитую ногу
наложили гипсовую повязку.
Через месяц Альфу вернули в строй. На задней ноге у неё осталась
костная мозоль, но Альфа не хромала и бегала хорошо.
После этого и прозвали ее «аккуратный почтальон».
ГИБЕЛЬ АЛЬФЫ
Как-то мы с Мишей Владимировым возвращались из передовых частей к
себе, во второй эшелон дивизии. Я ехал на своём верном Соколе, а
фельдшер — на Гнедке, быстроходном маленьком иноходце.
Едем мы с Мишей лёгкой рысцой и вдруг замечаем: в полукилометре от
нас по склону высотки бежит волк. «Наверно, спугнули его снарядом из
логова — вот он и удирает теперь подальше от огня, в тыл...» — подумал я.
Но бежит зверь как-то странно — медленно и зигзагами, иногда покачивается
и приседает. Хвост поленом волочит, и голова опущена до земли.
— Владимиров, за мной! — крикнул я, и мы полной рысью помчались
наперерез волку.
На ходу я выхватил пистолет из кобуры. Подскакиваем ближе, осаживаем
коней. Овчарка!
Спрятал я в кобуру пистолет и крикнул громко, властно: «Стой!» Собака
вздрогнула и остановилась. Повернула голову и покосилась на нас правым
открытым глазом. Вся морда у неё была в крови, левый глаз затёк кровью, а
полуоторванное левое ухо свисало вниз. На шее — кожаный ошейник.
Я спрыгнул с коня и подошёл к раненой собаке. Она дрожала.
— Миша, кажется, это Альфа...
Поглаживая собаку по спине, я приговаривал тихо и ласково: «Альфа,
спокойно... Ложись». Собака легла, и дрожь у неё стала затихать. Лошади
таращили на собаку глаза и тревожно фыркали. Все животные пугаются и
волнуются, когда чуют кровь.
Успокоив собаку, я приказал:
— Владимиров, сумку!
Через плечо у фельдшера висела большая кожаная сумка, в которой
находилось всё необходимое для оказания первой помощи раненым животным:
бинты, вата, хирургические инструменты и некоторые лекарства.
Да, то была Альфа — «аккуратный почтальон». Мы узнали её по костной
мозоли на правой задней ноге.
Мы расстелили на земле попону и положили на неё своего пациента. Ноги
связали бинтом, а на челюсти наложили петлю. Это страховка, чтобы во время
операции собака не могла укусить. Владимиров придерживал Альфу. Осторожно
тампонами я снял с морды свернувшуюся кровь. Мы опасались, что у неё
повреждены череп и левый глаз, но наши опасения не оправдались. Видно,
небольшой острый осколок, словно лезвие безопасной бритвы, чиркнул по