Разбойник и Мишка

— Понял.

— Ну, аллюр три креста!

— Есть! — воскликнул Петя и пулей вылетел из избы, где располагался

штаб полка.

Петя накинул на себя бурку и, вскочив в седло, с места рванул

Ласточку в галоп. Наконец-то он получил настоящее боевое задание! Он

выполнит его, и пусть тогда батько увидит, что Петро уже не маленький: сам

командир полка задание дал и даже казаком назвал!

Где-то недалеко, справа, ухали пушки, и земля вздрагивала. В небе

гудели вражеские самолёты. За лесом, слева, горела деревня, едкая гарь

доносилась до Пети. «Жгут, сволочи...» — подумал он.

Сначала Петя ехал по истоптанному мягкому полю, копыта коня вязли в

сырой земле. Потом он спустился в балку и поехал кустарником. А вот и

берёзовая роща на высотке. За ней должна быть Королёвка.

От южной опушки рощи до деревни Королёвки не более километра. Выехав

на опушку леса, Петя направил Ласточку к деревне широкой рысью.

Деревня состояла из одной длинной улицы. Деревянные серые домики

притихли и будто ссутулились. Никого не видно. «Здорово

замаскировались... — подумал Петя, въезжая в улицу и поглядывая по

сторонам... — Наверно, все жители эвакуировались...»

И вдруг он услышал неясный человеческий гомон где-то в середине

улицы. Вон кто-то вышел со двора на улицу — в каске и шинели грязно-серого

цвета. Похож на немца. Наверно, пленный. Но у него в руках автомат!

Неизвестный солдат сначала уставился на чёрного всадника, а потом побежал

во двор и закричал истошно: «Казак-партизан! Казак-партизан!»

Петя рванул повод на себя и, подняв Ласточку на дыбы, повернул её на

месте кругом и поскакал карьером обратно. Голову низко пригнул к луке,

чёрная бурка веером расстилалась по воздуху. Со двора, куда скрылся

солдат, выбежали несколько автоматчиков и торопливо, без прицела,

застрочили вслед казачонку. Пули засвистели вверху, над головой, где-то

справа, слева, как будто над самым ухом. Петя оглянулся и увидел двух

мотоциклистов. Они мчались за ним, не стреляя. «Наверно, живым хотят

захватить», — мелькнула мысль у Пети. Он обернулся и выстрелил несколько

раз в немцев. Один мотоциклист сковырнулся вместе с машиной набок и

закричал, барахтаясь на земле. Вот и окраина деревни. Второй мотоциклист

настигал Петю. Петя сделал крутой поворот направо и поскакал целиной по

лугу, заросшему мелким кустарником. Здесь мотоцикл не пройдёт; Петя

обернулся и хотел выстрелить в мотоциклиста, но патроны в карабине

кончились. Немецкий мотоциклист затормозил перед кустарником и, соскочив с

машины, дал очередь по всаднику. Немец видел, как русский казак схватился

за грудь и затем, взмахнув руками, опрокинулся навзничь. Чёрная бурка

тащилась по кустам — будто крылья подрубили всаднику. Голова и руки

бессильно повисли. Немец прекратил стрельбу и побежал вслед за конём,

крича на ходу:

— Хальт, пферд! Хальт, пферд! (Стой, лошадь!)

Наверно, ему очень понравилась Ласточка, и он хотел её поймать. Но

русская лошадь не понимала немецкой команды и мчалась карьером к лесу,

волоча за собой поверженного казака. И бежала она как-то странно: боком,

по-собачьи, словно оберегала хозяина, чтобы не наступить на него. И вдруг

немецкий автоматчик остолбенел от удивления: убитый казак пружиной

вскинулся в седло и скрылся за деревьями. Немец открыл по лесу трескучую

пальбу, но Петя был уже далеко...

Соскочив с коня, Петя вбежал в избу к командиру полка, поднял было

руку к козырьку, но тут же торопливо опустил её, вспомнив, что кубанки у

него на голове нет.

— Товарищ подполковник, ваше приказание не выполнил. В Королёвке —

противник...

Увидев окровавленного Петю, подполковник крикнул:

— Санинструктора сейчас же сюда! Санинструктора!

— Ничего, товарищ подполковник, это я так, немного поцарапался... Я

не знал, где искать штаб... Виноват.

Выслушав казачонка, подполковник подошёл к нему и положил руку на

плечо:

— Ничего, казак, на войне как на войне — всякое бывает. А за

находчивость — молодец. Теперь тебя можно и в настоящее боевое дело

пустить... Не растеряешься.

После того как санинструктор забинтовал Пете поцарапанные лицо и

руки, казачонок долго не ложился спать, хотя был уже поздний вечер. Он

старался быть на виду у красноармейцев, чтобы все знали, что он ранен.

Ночью вернулся из разведки отец и, увидев Петю с забинтованной

головой и руками, встревожился:

— Что с тобой, сынок? Где это тебя так, а?

— Я, батько, «обрыв» сделал перед фашистами, а там кусты. Ну и

поцарапался немного. А санинструктор забинтовал, как тяжелораненого. Я ему

говорил — не надо, а он своё: заражение крови, говорит, может быть.

Отец осмотрел Петину бурку и, увидев несколько пулевых пробоин,

покачал головой:

— А поклевали они тебя, сынок, здорово... Ласточку не задело?

— Задело немного, но ветврач сказал — не опасно. А за меня, батько,

не бойся. Подполковник сказал, что я теперь в разведку могу.

— Уж больно горячий ты. В разведке выдержка нужна.

— Так я с тобой пойду. Ты и научишь меня. Тебе в гражданскую войну

восемнадцать было, а мне тоже нынче шестнадцать исполнилось. И я могу.

Митрофан Николаевич посмотрел на сына с гордостью. Было отцу и жалко

Петю — сын ведь, и радостно — в сердюковскую породу пошёл.

ПРЫЖОК

Поздней осенью сорок первого года, когда немцы приближались к Москве,