Раздолбай

– Эй, ничего серьезного не произошло? У тебя все хорошо?

– Да, расслабься.

Они пересекают дорогу. Лисов смахивает снег со скамьи, садится и хлопает по коленям. Соболева по-кошачьи грациозно забирается ему на руки. Обняв его за шею, Яна прижимается щекой к щеке Ромы и прикрывает глаза.

– Боже, мне так этого не хватало… – выдыхает она блаженно.

– Чего?

– Твоего тепла, запаха… с предками так скучно встречать Новый год. Раньше я как-то с этим мирилась, но теперь, когда влюбилась в тебя, на меня такая тоска напала, жуть!

– Ты в меня влюбилась? – подтрунивает Рома, а сам улыбается так широко, что болят щеки. Приятно, когда девушка признается первой, хоть он сам давно у нее на крючке.

– Всю новогоднюю ночь крутилась и мяла подушку, представляла, что это ты, – ехидничает Яна. – Сейчас, подожди, – она усаживается поудобнее, прижимает ладони к его щекам и целует. Шерсть варежек щекочет и колет кожу. Поцелуй становится глубже и проникновеннее. Сердце стучит в ушах. Рома придерживает Яну за бедро. – Вот теперь нормально, – она отрывается от его губ, переводя дыхание. – В общем, у меня две новости. Первая короткая, начну с нее.

– Эй, а я только втянулся!

– Ром, у меня правда мало времени… – Яна тревожно оглядывается. – Папа дежурил в участке, и туда пришла Светлана Александровна. Я потом узнала, что она написала заявление.

– Что случилось?

– Ее кто-то ограбил перед самым Новым годом, представляешь? И она осталась без денег на праздники. Жуть какая-то, – Соболева поеживается. – А вторая новость… Давай я просто дам тебе послушать.

В парке безлюдно, по дороге изредка проносятся автомобили. Яна стягивает варежку и достает из кармана старый смартфон.

– Это ж дяди Федора… – узнаёт Рома. Яна кивает. – Зачем?

– Хочу, чтобы ты знал правду и не волновался, – она вводит шестизначный пароль и недолго возится. Потом включает запись и подносит к лицу Лисова. – Слушай внимательно, хорошо?

«– Это правда, что ваша фирма обанкротилась, Юрий Борисович? – спрашивает Федор.

– Правда.

– И вы скрывали это от семьи?

– Скрывал.

– Мне известно, что вы набрали кредитов, пытаясь избежать банкротства, но в итоге прогорели и попали в долговую яму.

– Зачем это все? Мы разве не о моем сыне говорим?

– Мы пытаемся установить причину, по которой Егор решился на столь отчаянные меры.

– Просто он такой же слабак, как и его мамаша. Всегда за бабью юбку прятался, никогда моих надежд не оправдывал. Я всё для него делал! ВСЁ! А он только ныл и жаловался. Знаете, если бы можно было отказаться от ребенка посмертно, я бы это сделал. Мне не нужен сын-тряпка».

Запись обрывается. Рома ошарашенно смотрит на Яну.

– Это… получается, Егор мог из-за отца?..

– Может быть.

– Янина Федоровна! – от громкого грозного окрика они вздрагивают. – Как ты посмела украсть мой телефон и сбежать? Думала, я тебя не найду?

– Ой, – Соболева жмется к Роме, а он стискивает ее в объятиях. К ним со стремительно краснеющим лицом приближается Федор. – Пап, я же просила не называть меня полным именем! Оно просто отстойное!

– А ты, Лисов, что здесь забыл? – Федор забирает у дочери телефон и только потом сканирует парочку гневным взглядом. – Что все это значит?

– А что, не видно? – Рома ухмыляется.

Ему всегда доставляло удовольствие дразнить участкового, и кривая ухмылка сама вылезала, стоило тому появиться в его поле зрения.

– Вот же уродец, – Федор хватает Яну за руку и резко дергает. Рома удерживает ее за пояс.

– Ай! Папочка, мне больно! – пищит она со слезами на глазах.

– Раньше надо было думать. Пусти ее, мерзавец, – Федор толкает Рому в грудь. – Ты, отброс, не смей портить жизнь моей дочери!

– А-а-ай! Ты мне сейчас руку вывернешь!

Рома отпускает Яну и поднимается, возвышаясь над ее низкорослым отцом. Сейчас бы ударить его по шапке, и… и все. Тогда не видать ему ни светлого будущего, ни Яны рядом. Сунув руки в карманы, Лисов говорит, выдыхая морозные облачка:

– Я не отброс. И я вам это докажу.

Федор дергает дочь к себе.

– И как же ты это собираешься сделать, мальчик? Да и не нужно мне ничего доказывать. Я запрещаю тебе встречаться с моей дочерью.

– Делайте что хотите, вы же ее отец, – Рома едва не закатывает глаза. – Я люблю Яну и собираюсь за нее бороться.

Федор устало трет переносицу.

– Пап, ну чего ты? Мы ничего такого не делали, просто были на свида… – пытается подластиться к нему Яна.

– Нет. Нет, нет и нет! Только через мой труп. Ты мне и так всю жизнь нервы треплешь, Лисов, а тут еще решил за моей дочкой хвостиком ходить? Она мое единственное сокровище! Бесценная ценность! А ты хочешь своими грязными лапищами… ай, да что тут распинаться! – отмахивается участковый. – Она уже совершила преступление из-за тебя, стащила мой телефон. Нет, не бывать этому. Яна, ты наказана. Идем. Живо!

– Но… – Соболева жалобно смотрит на Рому. – Прости… – опустив голову, она плетется за отцом. Тот все еще сжимает ее руку.

Лисов складывает руки рупором у рта:

– Я докажу, что не отброс! Слышите, Федор Евгенич?! Докажу!

Рома снимает куртку и вешает на плечики. Настроение средней паршивости, на языке тоска, на губах воспоминания о поцелуях.

– О, лисенок! Ты чего так рано? Поругались? – он вздрагивает, когда мама возникает на пороге.

– Блин, ма, напугала. Никак не привыкну, что ты дома.

– Не увиливай от разговора. Случилось что?

Рома неопределенно пожимает плечами.

– Давай я налью тебе чаю и ты все расскажешь?

– Ладно.

Пока мама хлопочет на кухне, у него есть время подумать, чем поделиться. Обрывки разговоров всплывают в голове, отдаваясь в ушах неприятным эхом: отбросотбросотброс.

Рома умывает лицо, промокает полотенцем. Взгляд Яны до сих пор разрывает сердце. Но это не то, чем хочется делиться с мамой. Не так и не сейчас. Хоть он и привык рассказывать ей обо всем, это лучше временно утаить. Стоит произнести «Федор», мама покроется иголками, как ежик, и начнет шипеть.