Размах крыльев ангела

Хорошо, что они до больницы добрались, а то Мария от последних его слов уже готова была прослезиться.

В палате стоял невообразимый шум, болящая молодежь смотрела очередной боевик, что, кстати, не мешало дедульке у окна безмятежно видеть сны. Кровать Степаныча, аккуратно заправленная, одиноко белела ветхим пододеяльником.

– Извините, а где Николай Степаныч? – Маша безрезультатно пыталась перекричать звуки автоматной очереди. – Его что, после операции в другую палату отвезли?

Ответом ей был грохот взрывов, молодое поколение никак не собиралось отрываться от экрана.

Мария Константиновна замерла в растерянности. Не растерялся только майор внутренней службы Кузнецов, он спокойно подошел и вытащил телевизионный шнур из розетки. В палате наступила удивительная, неожиданная тишина. Такая удивительная, что заворочался, просыпаясь, дедок у окна.

– Э, мужик, ты че, в натуре! Тебе че, мужик… – с грубым возмущением взвился один из телезрителей, но, встретившись взглядом с Вадимом, осекся. Учтиво прошептал:—Здрассти.

– Здрасти, – вполне приветливо ответил Вадим. – Не подскажете, где Николай Степанович?

– Так его в интенсивную отвезли, утром еще, – с готовностью ответил парень.

– Что есть интенсивная?

– Палата такая, интенсивной терапии, туда всех тяжелых кладут после операции.

Видимо, Маша совершенно изменилась в лице, потому тот поспешил добавить:

– Самых тяжелых везут в реанимацию, а в интенсивную так, средних.

– Он там после операции? – уточнила Мария. Надо же, лечащий врач ведь обещал ей, что все будет нормально, ничего сложного.

– Та не было никакой операции, – вмешался второй телезритель, – ему как утром по кумполу приложили, так сразу туда и повезли.

– Как по кумполу? По какому кумполу? Что это значит? – Значение слова Маша знала, она просто плохо понимала происходящее.

– Та он утром покурить пошел на лестницу. Я, говорит, пойду, курну в последний разочек, а то за мной скоро приедут на операцию. А его на лестнице кто-то по чайнику отоварил.

– Не, ему на голову какая-то штука упала, – возразил из своего угла дед. – Ремонт у них там, на лестнице, никакого порядку. И во всей больнице никакого порядку…

– Та никакая хрень не упала, а приложили конкретно, – упрямо перебил любитель экшена.

Мария почувствовала как подкашиваются ноги, прислонилась к стене. Все это моментально напомнило ей историю с Иваном.

– Ладно, так где, вы говорите, эта интенсивная? – уточнил Вадим, поддерживая под локоть Марию. – И еще скажите, где врача найти?

Молодому поколению надоел этот мужик со своими вопросами и со своей нервной козой. Там, в телевизоре, в это самое время крутой парень Дольф Лундгрен мочил нехороших парней, а мужик не давал смотреть. Оба парня видели этот фильм по сто раз, но как раз сейчас двужильный Лундгрен должен был отрывать одному лоху голову, а это уже экшен, это круто.

– Интенсивная в конце коридора, после ординаторской, за процедурной. А врач мы не знаем где, мы его не пасем. – Парень вопросительно посмотрел на Вадима, ему казалось, что ответил он исчерпывающе.

Удовлетворенный ответом Вадим спокойно, без лишних слов вернул телевизионный шнур в розетку. Благодарное подрастающее поколение на всякий случай предупредительно убавило звук. Но в это время встрял со своей кровати дед – ему в этой палате редко удавалось поговорить так, чтобы кто-то внимательно слушал.

– А ты, милая, ведь Маша? – скрипучим голосом обратился он к Марии. – Вот он утром, как с тобой поговорил, так сразу курить и засобирался. Пойду, говорит, покурю…

Маша всей тяжестью осела на руке у Вадима – она сегодня вообще не разговаривала со Степанычем, не хотела беспокоить.

– А вы ничего не путаете? – из последних сил спросила она деда. – С кем он разговаривал?

– А что мне путать, я слепой, а не глухой. Он сперва поговорил с кем-то, кого Мишей зовут, но я не скажу о чем, я в туалет выходил. А когда вернулся из туалета, он как раз с тобой говорил. Лады, говорит, Маша. И отключился.

Ну да, он всегда так говорил: «Лады, Маша». Только Маша точно помнила, что не разговаривала с ним сегодня.

– А вы не путаете? Это сегодня было? Может быть, это вчера он со мной разговаривал?

– Что же мне путать, – обиделся дед, – я же тебе толком говорю, я в туалет ходил, по-большому. А я по-большому каждый день не хожу, не мог перепутать. Здесь же буфетчица окаянная каши по ложке кладет и хлеб считает, не находишься по-большомуто.

Впавшая в состояние ступора, Маша готова была и дальше слушать про физиологические особенности дедова кишечника, но Вадим не дал.

– Идем, Мария, сейчас разберемся.

И вывел Машу из палаты.

Лечащего врача на месте не оказалось, ординаторская была заперта на ключ. На всякий случай Мария сунулась дальше по коридору, в процедурную, но и там закрыто.

– Ты только не плачь, пожалуйста, – просил ее Вадим, – а то придется еще тебя утешать. Смотри, вон мужик какой-то в белом халате, пойдем-ка.

Мужик в халате действительно оказался врачом, выходил как раз из интенсивной.

– Юрий Петрович, здравствуйте, – бросилась к нему Маша, – что случилось? Я… мы в палату пришли, а его нет… Николая Степаныча то есть… То есть больного Никифорова нет…

– Здравствуйте, Мария. – Врач был серьезен, но спокоен. Спокоен так, словно в его отделении, с его больным ничего и не приключилось. – Ну что, не вышло у нас сегодня прооперироваться.

– Юрий Петрович, что произошло? Как это могло случиться в больнице? – засыпала его вопросами Маша. – Это правда, то, что мне в палате сказали? Юрий Петрович, он жив? Как он?..

– Отвечаю по порядку, – затормозил врач поток вопросов. – Начинаю с последнего. Николай Степанович жив, состояние средней тяжести. Как и что конкретно произошло, этого я вам точно сказать не могу. Знаю только, что утром у нас на запасной лестнице его ударили по голове. По всей видимости, с целью ограбления.

Доктор не стал вдаваться в подробности и рассказывать, что удар был совершен оставшимся после ремонта обрезком трубы и мог бы привести к гораздо более тяжким последствиям, но пришелся по касательной. Еще больше, чем голова, пострадало плечо. Только зачем сейчас об этом рассказывать? Да и хлеб это был не его, не врачебный. Это следователь раскопал.

– Да что его грабить? У него же нет ничего! – возмутилась Маша.

– Но, тем не менее, мобильный телефон у него забрали. А многие больные, кстати, деньги при себе носят, в палате боятся оставлять. И бывает, большие суммы при себе держат.