Размышления перед казнью

Фюрер заговорил с Бломбергом и о его преемнике.

Кстати, Фричу тоже придется уйти, так как против него возбуждено судебное дело (по обвинению в гомосексуализме. — Прим, пер.)] об этом фюрер скажет мне сам. Он же, Бломберг, предложил в качестве своего преемника Браухича¹⁷¹. Правда, к концу беседы Пгглер перешел с Бломбергом на сердечный тон и заявил: если рано или поздно настанет час, когда ему придется вести войну, он снова захочет видеть фельдмаршала рядом с собой.

У меня сразу же сложилось впечатление, что Бломберг с надеждой ухватился за эти слова Гитлера, ибо все-таки увидел пристойный выход для себя из создавшегося положения. Фюрер добавил, что, по старой прусской традиции, тот как фельдмаршал всегда остается «на службе» и будет получать свое жалованье полностью, даже если окажется обреченным на бездействие. Я снова стал настойчиво добиваться от Бломберга ответа на вопрос, намерен ли он развестись с женой. Я упрекал его в том, что прежде чем сделать этот шаг, он не посоветовался со мной: ведь я намного моложе его и смог бы еще до того разузнать о прошлом этой дамы. Он защищался тем, что не мог этого сделать из-за наших детей (как уже указывалось, намечалась женитьба сына Кейтеля на дочери Бломберга. — Прим, пер.), я должен это понять! Мысль о разводе он с возмущением отверг: у них глубочайшее взаимное влечение. «Скорей пущу себе пулю в лоб!» — воскликнул он. Со словами, что в 13 часов ему приказано явиться к фюреру в штатском, он оставил меня стоящим в его кабинете, а сам, со слезами на глазах, поспешно удалился.

Я был так потрясен этой ситуацией, что сначала даже присел на стул. Я знал, что Бломберг — твердолобый упрямец, если что-нибудь вбил себе в голову, переубедить его — дело безнадежное.

А тут еще и вторая беда — с Фричем! Что все это может значить? Растерянный и расстроенный, я отправился домой переодеться в штатское. Жене я ничего путного сказать не смог. Мне уже звонил сам Геринг; я должен как можно скорее зайти к нему. Я ответил согласием и поехал к нему на квартиру.

Геринг пожелал знать, что же именно сказал мне Бломберг после разговора с фюрером и кто будет его преемником. «Речь может идти только о вас, — сказал я. —* Ведь какому-нибудь генералу сухопутных войск вы подчиняться нс захотите!» Он сразу же согласился со мной: об этом и говорить нечего! ¹⁷² Меня нс покидала мысль о деле Фрича: кто мог бы за этим делом стоять? Затем Геринг признался мне, что о намерении Бломберга жениться вторично он знал уже довольно давно. Сама же эта дама тогда хотела выйти замуж за некоего другого мужчину. Геринг, по желанию Бломберга, лично помог фельдмаршалу откупиться от этого человека за отказ от брака и даже был готов предоставить последнему хорошо оплачиваемую должность за границей. Дело шло прекрасно, соперник тем временем уже покинул Германию. Геринг хорошо знал и все подробности бурной прошлой жизни избранницы фельдмаршала и рассказал мне решительно все, но я и по сей день из соображений приличия держу это в тайне.

Ровно в 17.00 я доложил в Имперской канцелярии о своем прибытии. Меня тотчас же провели в рабочий кабинет Гитлера.

Я лишь однажды имел с ним до этого краткий разговор, когда непосредствешго после вступления в [демилитаризованную] Рейнскую зону побывал у него вместе с Нсйратом и Фричем. Кроме того, я дважды сопровождал к Пгглсру Бломберга: первый раз — вместе с другими статс-секретарями на заседание кабинета по вопросу реформы уголовного права, а второй — при обсуждении с имперским министром финансов — президентом Рейхсбанка Шахтом¹⁷³ проблемы финансирования нового вооружения Германии. И то и другое было в 1935 г. При этом я и рта не раскрывал, а сидел позади Бломберга и вел для него запись обсуждения. Гитлер знал меня лично только по донесениям, а также по маневрам 1935 г., когда я командовал моей дивизией¹⁷⁴.

Полковник Хоссбах как адъютант фюрера старательно избегал допускать меня к Гитлеру — видимо, чтобы избежать возникновения такого положения, какое сложилось при Рейхенау, который сам докладывал о себе или просто-напросто оказывался за обеденным столом фюрера (что имели обыкновение делать некоторые министры и зарубежные партийные лидеры). Я тоже впоследствии не раз пользовался этим обычаем, но только после недвусмысленного приглашения самим фюрером¹⁷⁵.

Итак, сначала я смог только констатировать, что дело Бломберга и Фрича глубочайшим образом потрясло фюрера¹⁷⁶, однако «нервного срыва» у него не вызвало. Фюрер говорил о своем всегда почтительном отношении к Бломбергу и о своей благодарности ему, но не скрывал, как сильно травмировало его то, что оказался сам впутанным в эту скандальную историю в качестве свидетеля при бракосочетании. Он спросил меня, смирится ли офицерский корпус с этим немыслимым браком, обстоятельства которого утаить невозможно. Я вынужден был дать ответ отрицательный: ведь я знал, что в сухопутных войсках Бломберга и прежде не любили, а потому никто не прольет по нему ни единой скупой слезы. Он [Гитлер] преподнес Бломбергу в качестве свадебного подарка кругосветное путешествие и предоставил ему оплаченный годичный отпуск вне Германии. Бломберг этот подарок принял. Он, Гитлер, хочет теперь обсудить со мной вопрос о преемнике Бломберга и услышать, что я ему на этот счет скажу.

Первым я назвал Геринга¹⁷⁷ и высказал аргументы в пользу такого назначения. Гитлер мое предложение с порога отверг:

об этом не может быть и речи! Ведь он же отдал Герингу четырехлетий план (развития военной экономики. — Прим, пер.), да к тому же тот должен сохранить за собой и люфтваффе, поскольку лучшего человека для этого дела не найти. Кроме того, Геринг как заранее предусмотренный преемник фюрера обязан быть в курсе всех государственных дел.

Следующим я предложил Фрича. Тогда фюрер подошел к письменному столу и протянул мне обвинительный документ, подписанный лично имперским министром юстиции Гюртне-ром¹⁷⁸. Согласно этому документу, Фричу инкриминировалось нарушение § 175 (Уголовного кодекса, предусматривавшего тюремное наказание за официально запрещенный в Германии гомосексуализм. — Прим. пер.). Гитлер заявил: донесение о совершенном Фричем правонарушении уже довольно давно находится у него в руках, но он его придерживал, не веря в это. Теперь же, когда вопрос о преемнике Бломберга стал актуальным, дело подлежит расследованию, ибо при нынешних обстоятельствах замалчивать его больше нельзя. Кроме Гитлера, о деле Фрича осведомлен и Геринг.

От всего сказанного Гитлером я пришел в ужас. Со своей стороны, я не мог поверить, что Гюртср проявил здесь небрежность, а с другой — никак не мог допустить, что все это — правда. Я сказал: Фрича, верно, с кем-то спутали или же это просто клевета! Ведь я хорошо знаю Фрича и считаю подобное его поведение просто невозможным. Фюрер запретил мне где-либо говорить о данном деле! Завтра он лично поговорит с Фричем наедине. Неожиданно задаст ему этот вопрос и по реакции Фрича сразу же определит, есть ли тут что-то такое. Ну а там посмотрим¹⁷⁹.

Потом Гитлер спросил меня насчет преемника Фрича. Сначала я назвал Рундштедта. Гитлер ответил: он взял бы его без всякого сомнения, ибо очень высоко ценит, хотя тот и относится к национал-социализму отрицательно. Но это ему, фюреру, никогда бы не помешало. Однако для такого поста Рундпггедт слишком стар, жаль, что ему не лет на 5—10 меньше — уж тогда его выбор был бы твердым.

Тогда я назвал фон Браухича. Фюрер помолчал, потом спонтанно спросил: «А почему не Рейхенау?» Я сразу же привел свои доводы: несолиден и нетрудолюбив, слывет каким-то придурком, слишком поверхностен, мало любим как солдат, склонен удовлетворять свое тщеславие в политической, а не в военной области. С последним возражением Гитлер согласился. В остальном же мою характеристику Рейхенау счел слишком резкой.

Тогда я опять порекомендовал Браухича: он — только солдат, умелый мастер организации, специалист по боевой подготовке и руководству войсками, армия его ценит. Гитлер сказал, что хочет сам поговорить с Браухичем, а наше обсуждение следует держать в полной тайне. Но сначала он все-таки завтра побеседует с Фричем. Мне он приказал явиться к нему снова на следующий день. Решение было принято только об отставке Бломберга. <...>

Когда на следующий день я вошел к Гитлеру, он был в состоянии крайнего возбуждения, Фрич уже посетил его и, разумеется, отрицал все вменяемое ему в вину, но при этом произвел впечатление человека, подавленного случившимся и нервозного. Кроме того, субъект, донесший на него, был привезен из тюрьмы, поставлен у входа в Имперскую канцелярию для опознания Фрича и «узнал» его¹⁸⁰. Субъект уверял, что это именно тот самый офицер и он его знает. Итак, над Фричем нависло серьезное обвинение, он больше не мог оставаться главнокомандующим сухопутными войсками, а пока, заявил фюрер, ему надлежит находиться под домашним арестом. Затем Гитлер выплеснул все свое возмущение на Хоссбаха. Тот, мол, просто гнусно подвел его как личный адъютант: несмотря на его, фюрера, строгий запрет, заранее проинформировал Фрича о предъявленном обвинении. Хоссбах обманул его доверие, он больше не желает видеть его никогда. Я должен лично сказать все это Хоссбаху и немедленно найти ему замену.

Поскольку я еще несколько месяцев назад по поручению Бломберга должен был обдумать вопрос о назначении одного майора генерального штаба, который предназначался для замены Хоссбаха ввиду его предстоящего использования в войсках, я после долгих размышлений остановился на кандидатуре майора Шмундта. Хорошо зная его по отделу Т2 и как полкового адъютанта в Потсдаме, я предложил его Гитлеру, и он согласился. Шмундг должен был вступить в должность через несколько дней. Объявить Хоссбаху без всяких предупреждений о его смещении стало моей неблагодарной задачей¹⁸¹.

Когда я снова попытался побудить Гитлера сделать военным министром — преемником Бломберга — Геринга, ибо иного решения я не знал, тот возразил: он уже решил взять главнокомандование вооруженными силами на себя, а я должен остаться начальником его штаба, поскольку не смею и не хочу бросить его в этой ситуации на произвол судьбы. Если бы он не считал меня незаменимым на этом посту, он сделал бы главнокомандующим сухопутными войсками именно меня, но я должен остаться в своей прежней должности¹⁸². Я без колебаний согласился.