Размышления перед казнью

⁴⁷⁷ Гитлер, но словам Кейтеля в заключительной части его рукописи, после увольнения фон Бломберга уклонился от назначения нового имперского восшюго министра. Хотя начальник ОКВ и получил ранг министра — это был лишь титул без соответствующих полномочий. По своему рашу Кейтель соответствовал главнокомандующему одного из видов вооружешшх сил. Но, кроме единственного случая 4.2.1938 г., он ни разу нс присутствовал на заседаниях кабинета, которые, кстати, и не проводились. Зато в обязашюсти начальника ОКВ входило ведете переговоров с управлениями различных министерств. В заседаниях вновь созданного имперского совета обороны Кейтель участвовал всего два-три раза. В дальнейшем распоряжения ОКВ отдавались в обычной письменной форме.

Часть рукописи, судя по пометкам Кейтеля на полях (за исключением разделов о проблемах руководства), была передана Международному военному трибуналу в Нюрнберге. Рукопись являлась основой для показаний при предъявлении защитой своих доказательств (IMT-Prozcb, Bd. XI, S. 355 flf). Документ «Кейтель-8» содержит его сдслашюс под присягой 8.3.1946 г. заявление о взаимоотношениях руководящих органов государства и вермахта. Кейтель показывает, что ОКВ имело в отношении вермахта функцию, аналогичную той, какую осуществляла Имперская канцелярия в отношении государственного аппарата. Во время войны ОКВ все более и более превращалось в посреднический орган. И здесь Кейтель тоже ссылается на вечно не исчезавшее недоверие Пгглера: тот, мол, никогда не прислушивался к военным, у него к ним сердце нс лежало...

Документ «Ксйтсль-9» содержит сделанное им совместно с Йодлем 29.3.1946 г. под присягой заявление об отношениях ОКВ с генеральным штабом сухопутных войск. Оба они заявили: на их взгляд, «принцип фюрера» нс есть национал-социалистическое изобретение, а является требованием совремсшюго военного руководства, существование же генерального штаба было оправдано только в монархическую эру. Оба заявили нс только о своей принадлежности к «генералитету старой школы», воспитанному на идеях Клаузевица и Молъткс-старшсго, но и о своей приверженности нынешнему принципу руководства, присущему войне нового времени. Они не отрица-

Письма к жене в военные годы^{475 476}

Ставка фюрера 3.8.[ 19]43 г.

<...> Телефон непригоден, чтобы говорить о нашем положении и о той опасности, которой воздушная война грозит нашим городам. Гамбург⁴⁷⁷ — уже сейчас полная катастрофа, а в последние дни совершен новый крупный налет авиации. Того же самого следует ожидать и Берлину, как только ночи станут длиннее и благодаря этому дальность полета вражеской авиации увеличится. Поэтому я хочу, чтобы ввиду угрозы пожаров, которые куда опаснее фугасных бомб, ты как можно скорее уехала из Берлина. <...>

Я боюсь огромных пожаров, охватывающих целые районы, пылающих потоков нефти, врывающихся через окна и в подвалы, фосфора и т.п. Тогда выбраться из бомбоубежища будет трудно, к тому же жара станет нестерпимой. Это вовсе никакая не трусость, а просто осознание собственного бессилия против тех последствий, с которыми в городском массиве поделать ничего нельзя. <...>

Больше мне особенно сообщать не о чем, все в движении, да надо еще поглядеть, как пойдут дела в Италии в новой ситуации. Бадольо⁴⁷⁸ заверил: он будет воевать и дальше и согласился занять свой нынешний пост только на определенных условиях. Ifre Муссолини, никто не знает⁴⁷⁹.

Ставка фюрера

29 августа 1943 г.

Когда именно в нашей жизни снова наступит блаженный покой, сказать не может никто. Пока же мы имеем войну — вот уже целых четыре года!! Никто не знает и того, когда же большевики станут на колени, а до тех пор ни о каком мире и речи быть не может!!

У тебя-то свободного времени порассуждать обо всем вполне хватает, а на меня отупляюще действует груз работы и куда большие заботы и неприятности. При всем при том мы идем еще и навстречу зиме; в такой холодный дождливый день это ясно каждому. В настоящее время на фронте творится черт знает что! ⁴⁸⁰ Остается рассчитывать только на передышку, когда наступит [осенняя] распутица (а это случится никак не раньше, чем через 4—6 недель, т.е. в середине октября). Я предполагаю тогда снова сменить свою [штаб] квартиру и податься куда-нибудь на юг⁴⁸¹. <...> В середине недели состоится траурный акт в Софии⁴⁸²; я буду представлять там вермахт; вероятно, придется лететь...

Ставка фюрера

25.9. [19]43 г.

<...> В письмах и пожеланиях⁴⁸³, несмотря ни на что, 22-го недостатка не было, а нюансы не очень-то интересны. Однако заметно, как некоторые (а, пожалуй, могу сказать, многие) хотят сейчас показать себя дружелюбными и милыми; причем их гораздо больше, чем тех, кто довольствуется только вежливой формой поздравления. <...>

Рано утром — праздничный завтрак с адъютантами и комендантом [специального] поезда; подали яйца, жареную утку (холодную) — прямо-таки настоящее пиршество! В 11.00 я явился к фюреру принять его поздравление. Вечером, после возвращения с охоты⁴⁸⁴, был приглашен к фюреру на ужин. <...>

26.9. [19]43г.

Столь загруженного работой периода, как последние недели и дни, у меня не было еще никогда. Мои адъютанты⁴⁸⁵ считают такую загрузку работой просто неописуемой и удивляются, как это я все успеваю «переварить»⁴⁸⁶.

Поэтому приходится заниматься делами не только целый день, но и засиживаться вечерами допоздна, а то и до самого утра. Пока немного удается поспать, терпеть еще можно... Феликс Бюркнер⁴⁸⁷ прислал мне очень подробное письмо.

Он встретил какое-то непонятное сопротивление со стороны Шмундта, который ни за что не хочет дать ему должность. Но заявлять по этому поводу протест фюреру для меня — дело невозможное. <...>

Ставка фюрера

24.Х.[19]44г.

Удастся ли мне дописать это письмо, сказать трудно, но начать все-таки нужно! Особенно сообщить не о чем, кроме того, что я вполне в добром здравии. Майор медицинской службы д-р Либерле измерил мне артериальное давление и остался доволен. Но с моим немного перевозбужденным, неврозным сердцем он ничего поделать не может. Однако органических изменений нет. <...> И всё-таки кое-что случилось! Во время автомобильной поездки на фронт погиб от смертельной травмы черепа Роммель⁴⁸⁸. Какая большая утрата, мы лишились полководца с искрой Божией!

А вчера в результате автомобильной катастрофы получил тяжкие телесные повреждения и Кессельринг. Подробностей пока не знаю: во всяком случае, он будет отсутствовать на фронте несколько месяцев, если вообще выживет. В темноте и на большой скорости он напоролся на орудие, получил рану головы и потерял сознание. Будем надеяться, что все обойдется! <...>

Теперь нам приходится вести бои на восточно-прусской земле, где русские прорвались с обеих сторон в Роминтерскую пустошь⁴⁸⁹. Думаю, нам и на сей раз удастся все уладить, но сначала надо подкинуть туда побольше войск, что сейчас и делается.

Наше присутствие здесь действует на население весьма успокоительно. Русские просто не поверят, что мы — всё еще здесь, и это придает нам уверенности. Войск для защиты вполне достаточно! <...>

Ставка фюрера

1.11. [19]44г.

<...> Этой ночью выезжаю в Торгау, в имперский военный суд, где должен ввести в должность нового председателя⁴⁹⁰, да к тому же поговорить с этими господами, как их начальник. С Берлином соприкоснусь только на его дальней периферии при поездке назад. Вызову туда этих господ, они обязаны доложить мне о ходе своих дел, а потом в Фюрсгенвальде отпущу их восвояси.