Разоблаченный любовник (Др. изд.)

– Брюки, – сказал он хриплым голосом, – Расстегни брюки.

Пока она неуклюже раздевалась в ограниченном пространстве, он расстегнул молнию и вытащил свое возбужденное орудие. Он не смел коснуться его, так близко находился к оргазму.

Она залезла на него полностью обнаженная, бледно-голубые глаза сияли в темноте, как огоньки. На ее губах – красная струйка его крови. Буч приподнялся, поцеловал Мариссу, затем разместился так, чтобы ей было удобно сесть на него. Он запрокинул голову, когда они слились, а она впилась зубами в его шею с другой стороны. Бедра Буча стали ее колотить, она оперлась на колени, чтобы не упасть и продолжать пить кровь.

Оргазм сотряс его.

Но когда он завершился, Буч был готов к очередному раунду.

И не промедлил.

Глава 47

Когда Марисса получила все, в чем нуждалась, она отпустила Буча и пристроилась рядом. Он лежал на спине, уставившись в потолок «кадиллака», положив одну руку себе на грудь. Он прерывисто дышал, одежда помялась и сместилась, рубашка задралась. Его блестящая, опустошенная плоть лежала на животе, раны на шее кровоточили даже после того, как Марисса их зализала.

Она использовала его со свирепостью, о которой даже не подозревала, ее нужда привела их обоих в абсолютно первобытное неистовство. Сейчас, после всего, Марисса ощущала, как тело перерабатывало то, что он дал ей, и ее веки понемногу смыкались.

Великолепно. Он был так великолепен.

– Ты используешь меня снова? – Голос Буча, и всегда-то осипший, почти сошел на нет.

Марисса закрыла глаза, в груди так все сжалось, что ей стало трудно дышать.

– Потому что я хочу делать это сам, вместо него, – сказал он.

Ах… значит, все дело в агрессии, направленной против Ривенджа, а не в ее кормлении. Могла бы и догадаться. Она видела, каким взглядом Буч одарил Рива, прежде чем забраться в машину. Он, очевидно, затаил злобу на него еще с прошлого раза.

– Проехали, – сказал Буч, поправляя трусы и застегивая молнию, – Это не мое дело.

У нее не нашлось ответа, но, кажется, Буч и не ожидал его. Он передал Мариссе одежду, не взглянул в ее сторону, пока она одевалась, и, как только она прикрыла свою наготу, отпер заднюю дверь.

Внутрь ворвался холодный воздух… и тогда она кое-что поняла. Внутри машины пахло страстью и кровью – густой, головокружительный, очаровывающий аромат. Но ни намека на запах привязанности. Ни единого.

Уходя, она не могла заставить себя обернуться и взглянуть на Буча.

Ближе к рассвету Буч наконец-то заехал во двор территории Братства. Припарковав «кадиллак» между спортивной темно-лиловой машиной Рэйджа и «ауди» с кузовом-универсалом Бет, он пошел к Берлоге.

Расставшись с Мариссой, он несколько часов ездил по городу, бессмысленно кружа по улицам, проезжая безликие дома, останавливаясь на светофорах, когда вспоминал о них. И вернулся домой только потому, что уже начинало рассветать.

Он посмотрел на восток, где появились первые лучи.

Выйдя на середину двора, он сел на краю мраморного фонтана и увидел, как опускаются жалюзи на окнах особняка и Берлоги. Он слегка заморгал, глядя на свет в небе. Затем заморгал сильнее.

Когда глаза защипало, он подумал о Мариссе и вспомнил каждую ее черточку, от овала лица до длины волос, от звука голоса до запаха кожи. Здесь, в уединении, он дал волю своим чувствам, поддавшись ноющей в груди любви и отвратительной тоске, отказывающейся его покидать.

И надо же, запах привязанности появился снова. Бучу каким-то образом удалось его сдержать, когда они находились вместе, поскольку он чувствовал, что это не тот случай, когда надо ее помечать. Но здесь? В одиночестве? А просто не было причин прятаться.

Восход набирал силу, и щеки Буча вспыхнули от боли, словно он получил солнечный ожог, тело начало тревожно зудеть. Он удерживал себя на месте, поскольку хотел увидеть солнце, но ноги тряслись от желания убежать, и Буч не мог долее противиться им.

Проклятье… значит, он никогда уже не увидит дневного света? А без Мариссы и в его жизни не будет солнца. Никогда.

Темнота овладела им.

Буч перестал сдерживаться, поскольку у него не оставалось выбора, и в тот момент, когда он себя отпустил, ноги сами рванули через двор. Вбежав в вестибюль Берлоги, он захлопнул внутреннюю дверь и тяжело вздохнул.

Внутри не слыхать было звуков рэпа, но кожаная куртка Ви висела на стуле перед компьютерами, так что брат был где-то здесь. Возможно, до сих пор в главном доме, излагает Рэту последние новости.

Пока Буч одиноко стоял в гостиной, на него навалилась знакомая потребность выпить, и он не видел причины не поддаться ей. Сбросив плащ и оружие, он пошел на кухню за скотчем, налил себе хорошую порцию и взял бутылку с собой. Подойдя к своему любимому дивану, он поднес стакан к губам и, пока глотал, уронил взгляд на последний номер «Спорте иллюстрейтед». На обложке красовалась фотография бейсболиста, а рядом с головой парня большими желтыми буквами написано было одно лишь слово: ГЕРОЙ.

Марисса права. У него и впрямь комплекс героя. Но это не из-за самовлюбленности. Если бы он спас побольше людей, возможно, что он обрел бы… прощение.

Вот чего он искал: отпущения грехов.

Отрывки воспоминаний стали мелькать в его мозгу, вот только не стал бы он добровольно заказывать такое кино. И посреди этого шоу его взгляд упал на телефон. Было лишь одно существо, способное успокоить его на этот счет, но он сомневался, что оно станет это делать. А вот если бы он мог дозвониться до матери и услышать от нее слова прощения за то, что он позволил Дженни сесть в ту машину…

Буч опустился на кожаный диван и отставил скотч в сторону.

Он ждал, ждал, пока часы не показали девять. А затем поднял трубку и набрал номер, начинающийся с кода города 617. Ответил его отец.

Разговор оказался не более ужасным, чем Буч предполагал. Ужаснее были сами вести из дома.

Положив трубку, он увидел общую продолжительность разговора; с учетом шести гудков вначале – одна минута тридцать четыре секунды. Буч знал, что это последний раз, когда он говорил с Эдди О’Нилом.

– Чем занят, коп?

Он вздрогнул и посмотрел на Вишу. Нет причин лгать.