Разорванный круг
Шрифт:
— Тогда скажи почему, — прошу я.
Она откашливается, успокаивается, глядит на меня искоса:
— Потому что ты мне нравишься!
— Я тебе нравлюсь?
— Я еще никогда не встречала такого человека, как ты.
— Вот этому я готов поверить.
— Ты не думай. Я в хорошем смысле.
— М-м, спасибо!
— Ты не из тех, кто легко сдается.
— То есть упрямый.
Она тихо смеется и бросает на меня быстрый взгляд:
— У тебя есть возлюбленная? На родине?
— В настоящий
— В данный момент тоже нет. Но было у меня наверняка не меньше сотни. — Какое-то время она не может решить, смеяться ей или отчаиваться. Смех побеждает. — Вот засранка! — бросает она в пространство.
Я молчу. Решать любовные проблемы других людей — не самая сильная моя сторона. У меня хватает своих проблем.
Она смотрит мне в глаза. Я пытаюсь отвечать тем же. Это не очень просто. Мое слабое зрение привело к ослаблению глазных мышц. Медицинское название болезни — нистагм. Врачи считают, что она объясняется попыткой одновременно сфокусировать взгляд и распределить свет, который попадает на хрусталик. Но большинству людей кажется, что мои глаза просто нервно бегают.
— Ты не такой, как все, — повторяет она.
Приносят закуску. Мы молча едим.
Только когда официант подал второе блюдо, налил вина, прошипел: «Bon appetite!» [43] — и удалился в темный сырой угол за кухней, Диана оживает. Она долго сидит и рассматривает меня, то улыбаясь, то покусывая нижнюю губу. Поддевает вилкой фасоль и отправляет ее в рот.
43
Приятного аппетита (фр.)
— Так почему же ты стал археологом? — спрашивает она.
Я рассказываю, что стал археологом, потому что люблю историю, систематизацию, дедукцию, интерпретацию, осмысление. Теоретически я мог бы стать психологом. Психология — это археологические раскопки души человека. Но я слишком стеснителен, чтобы быть хорошим психологом. Кроме того, меня очень мало интересуют проблемы других людей. Не потому, что я эгоистичен, а потому, что мои собственные проблемы слишком велики для меня самого.
— А что с твоим ларцом, Бьарн? — задает новый вопрос Диана.
Я гоняю спаржу по тарелке.
— Они что-то скрывают. Что-то очень важное.
— Что же?
Я выглядываю в окно. Микроавтобус с тонированными стеклами стоит в запрещенном для парковки месте у тротуара. Я втыкаю вилку в спаржу и вздрагиваю. Перед моим мысленным взором возникают телекамеры и микрофоны, спрятавшиеся за черными стеклами. Иногда у меня бывают параноидальные припадки.
— Огромную тайну. Они готовы на все, чтобы сохранить ее, — отвечаю я тихо.
— Кто это они?
—
Все. Никто. Не знаю. Мак-Маллин. Ллилеворт. Профессор Арнтцен. СИС. Директор Инспекции по охране памятников. Все вместе. Возможно, что ты тоже?Она молчит.
— Шутка, — смеюсь я.
Она подмигивает и показывает мне язык.
— Они, видимо, на что-то наткнулись в тысяча девятьсот семьдесят третьем году в Оксфорде.
— В Оксфорде?
— Все нити сходятся там.
— В семьдесят третьем?
— Да?
На ее лице появляется болезненная гримаса.
— Что-то случилось? — спрашиваю я.
Позади нас посетитель опрокинул бутылку вина. Официант мчится к нему.
Диана качает головой.
— В общем, нет, — говорит она задумчиво.
— Я никак не могу разобраться, — продолжаю я. — Очень многое не сходится.
— Может быть, ты просто не видишь связи? — предполагает она.
— Как ты думаешь, — спрашиваю я, — откуда в СИС могли точно узнать, где спрятан ларец?
Вопрос изумляет ее.
— А разве мы знали?
— Очевидно. Профессор Ллилеворт, де Витт и папа сделали предположение в своей книге тысяча девятьсот семьдесят третьего года, что Святой ларец находится в монастыре в Норвегии. И лишь в этом году его надумали там искать.
— Ничего странного. Только в прошлом году мы получили спутниковые фотографии, которые показали точное место, где расположен октагон.
Вот это мне надо было бы давным-давно понять.
— Действительность вовсе не такая, какой мы ее воспринимаем, — говорю я, — кто-то невидимый дергает за ниточки.
— Что ты хочешь сказать?
— Они ведь в точности знали, что надо было искать. И где надо было искать. И они нашли то, что искали. И тут вдруг появляюсь я и мешаю им.
— Именно это мне в тебе и нравится! То, что ты мешаешь им!
— Они от меня не в таком большом восторге.
— Пусть скажут за это спасибо сами себе.
— Я им как бельмо на глазу.
— Так им и надо!
Я смеюсь:
— Ты не слишком-то их любишь.
— Они такие… — Она качает головой и стискивает зубы.
— Понравилась фасолевая каша?
— Чудо!
— Ты могла бы стать вегетарианкой?
— Никогда! Слишком люблю мясо! — И она подмигивает мне.
Я не очень часто хожу по Лондону, тесно прижавшись к очаровательной девушке. Честно говоря, я и, вообще-то, не очень часто гуляю с очаровательными девушками.
Воздух горячий, плотный, наэлектризованный. Или же мне только так кажется. Машу автомобилям, которые проносятся мимо. Подмигиваю девушкам. Вот, прислонившись к телефонной будке, дремлет нищий. А рука Дианы в заднем кармане моих брюк.
Я не рассказывал Диане, в какой гостинице поселился. И тем не менее она ведет меня по Оксфорд-стрит, потом по Бейсуотер-роуд. Или же меня ведет туда подсознание. Я использую шанс и обнимаю ее за плечи.
— Я рад, что встретил тебя, — шепчу я.