Разожги мой огонь

Тряхнула головой, прогоняя видение, что назойливой мухой перед глазами кружило.

— Я все знаю, — проговорила, стараясь на руки его не смотреть.

— Ты про вчерашнее, что ли? — мигом Арвир насторожился. — Так ты сплетни-то не слушай. А ежели хочешь знать, это Михей все придумал, а я подыграл. Неплохо получилось, как по мне.

Видела Алана, как глаза у ее жениха бегают. Да только дела ей не было до того, о чем Арвир говорил.

— Я про Мелиссу.

— Опять ты о ней, — возвел глаза вверх Арвир. — Сколько ж можно-то об одном и том же: Мелисса, Мелисса… Ушла твоя Мелисса к хозяину вулкана, да там и сгинула! Только и из могилы покоя не дает! — рявкнул.

Алана тряхнула головой, подошла к креслу, где Арвир сидел, ближе.

— Знаю, что ты ее извел. Знаю, что ты с лекарем сговорился.

Арвир с кресла вскочил, сверху над Аланой, как коршун, навис. Зубы сжал, отчего лицо перекосилось.

— Знаешь, говоришь? А чья рука-то ей чашу с настоем этим подала, тоже знаешь? — прищурился и прошипел вдруг, схватил Алану за худенькие плечи, тряхнул с силой. — Батюшка твой ее настоем этим и напоил. А когда Мелиссе хуже стало, тогда уж Ульх ее этим же настоем и «полечил».

Отшатнулась от него. Смотрела и не узнавала. Неужто незнакомец этот и есть ее Арвир, тот, кого с самого детства любила, по ком слезы лила, когда видела, как другим девицам улыбается?

— А принес настой кто? — прошептала почти. Губы не слушались. — Придумал все это кто?

— Так ведь ради тебя, Алана, неужто не понимаешь? Мелисса ж вдовствовала, детишек ей, опять же, боги не послали. Ни отца, ни матери.

— Сестра у нее была! — выкрикнула так надрывно, что горло обожгло. — Я!

— Мелисса сама вызвалась заместо тебя идти, никто ее не неволил. Ее это выбор был и только ее, — заговорил Арвир мягко, а сам к Алане руки протягивал. — Ну же, невестушка, иди ко мне, поцелуй подари. Ежели по нраву придется, так уж и быть, забуду, что на Ночь Костров со мной не пошла.

Алана смотрела настороженно, хотя сердце неразумное нашептывало с каждым ударом: «Иди к нему. Это ж он, любимый твой, на кого приворот хотела сделать, когда два лета назад соседка шепнула, что с дочкой плотниковой его под деревом раскидистым на окраине селения видела». Тогда-то Мелисса всю ночь с Аланой просидела, слушая о неверном Арвире. Успокаивала ее, как дитя малое.

С утра сегодня та же соседка сказывала, как вчера Арвир у Старшего Костра в Алом Танце с тремя девицами веселился. А одну даже и поцелуем одарил в конце. Но то Алана и своими глазами видела.

Как Арвир один на Ночь Костров ушел, металась по светелке взад-вперед, — и как только ковер узорчатый до дыр не стерла! — грызла ноготь да думала, думала… А потом набросила плащ на плечи, натянула капюшон на голову да пошла к Старшему Костру. Не хотела на Ночь Костров идти, память не давала, ведь с Мелиссой ни года не пропускали с тех пор, как им шестнадцать сравнялось. Мелисса-то после замужества своего в Алом Танце участия не принимала, а вот она, Алана, всегда с Арвиром танцевала. Вот и вчера будто что вело туда, где дым к небу тянулся да искры во все стороны летели.

Ахнула, когда добралась до Старшего Костра и мотыльков огненных увидела. А второй раз ахнула, когда Арвира приметила, что девицу хохочущую сначала в щеку, а потом и в губы крепко целовал. И хоть оба в масках были, жениха своего она б в каком угодно наряде узнала.

Глотая слезы, убежала домой. И Мелиссы рядом больше не было, чтоб ее утешить. А вот сейчас стоит Арвир перед ней как ни в чем не бывало, в глаза смотрит и вновь ее, Алану, в чем-то винит.

Отошла еще на шаг, руки его не приняла. Сглотнула жгучий ком в горле и твердо сказала:

— Уходи, Арвир. Слово твое тебе возвращаю. Дары свадебные тоже. Женой я тебе не стану.

Видела, как краска заливает его лоб и скулы, а рот злой змеей усмешка кривит.

— Хорошо подумала?

— Хорошо, Арвир. Я вчера у Старшего Костра все увидела, что надобно. Добрым мужем ты мне не станешь.

Дернул плечом, фыркнул.

— Смотри, Алана, ты-то передумаешь, а я — нет, — сквозь зубы произнес. — Просидишь в девках до седых волос, а там уж никому не нужна будешь. Не поглядят, что дочь самого старосты.

— Ты за мое будущее не волнуйся, Арвир. Оно тебя больше печалить не должно.

— Пожалеешь еще. Ой, как пожалеешь. Представляю — аж страх берет, — покачал головой. — Я-то женюсь, благо, в девицах нехватки нет, а вот ты счастье свое сама оттолкнула, собственными руками. А все почему? Из-за девки безродной. Из-за нее одинокой и останешься. Без мужа, без детей, без своего очага.

— Лучше уж одной, чем с тобой у одного очага до конца жизни, — ответила. Думала, больно будет, а как сказала, поняла, что будто каменная глыба с души упала.

* * *

Арвир на Алану смотрел и поверить не мог, что она такие речи завела. Это Алана-то! Которая никогда ему и слова поперек не могла вымолвить. Эх, зря он ее вчера на Ночь Костров силком не потащил. Правду говорят: стоит девку одну оставить, такого понадумает, аж боги ужаснутся.

По упрямо вскинутому подбородку Аланы понял, что сейчас и впрямь лучше уйти.

— Тьфу, дура! — сплюнул в сердцах, прихватил со стола шкатулку со свадебными дарами и вышел из светелки.

На лестнице Арвир Деяна встретил. Тот улыбался, будто после долгой разлуки. Старый пень.

— Арвир, сынок, куда ж торопишься? Я медовухи распорядился подать, посидим, про свадьбу поговорим, а то ведь…

Арвир не ответил, плечом его оттеснил и дальше по лестнице понесся.

— Да что с тобой, Арвир? — неслось вслед растерянное.

— У своей дуры-дочери спроси! — рявкнул ювелир и выскочил из дома старосты.

* * *

В своей светелке Алана подняла с пола рубаху, которую для Арвира к свадьбе вышивала. Прижала к груди на миг, слушая, не отзовется ли сердце, не екнет ли что. Нет. Теперь молчало сердце. Саднило только где-то глубоко внутри, так еще бывает, когда старую рану случайно заденешь. Но да то быстро пройдет.

Провела пальцами по вышивке на рубахе. С ней сразу не задалось, хотя вышивать Алана любила и делала это умело, а тут то нитку порвет, то стежков кривых наляпает, а то и вовсе палец иглой уколет да ткань беленую перепачкает.