Разожги мой огонь

— То мне неведомо, девица, — пожал дух плечами.

— Я теперь знаю, кто такой Редрик. На Ночи Костров узнала.

— Неужто рассказал? — усомнился Огневик.

Покачала головой.

— Сама вызнала.

— Э-хе-хех, того-самого…

— Что с прошлым-то хозяином вулкана стало, Огневик?

Ежели думала ответ получить, то ошиблась — хитрый дух тут же к дверям скакнул.

— За травками мне надо, хозяйка, — мелькнул пунцовый бок. — Одна нога здесь, другая — там! Метнусь искоркой! К утру обернусь! — донеслось из-за двери.

Вздохнула, поняв, что одной придется здесь остаться. С Огневиком все ж не так тревожно было. С беспокойством смотрела на хозяина вулкана, а сердце так и выстукивало: только б не умер, только б не умер…

Склонилась над ним.

— Не смей умирать, слышишь, Редрик? — прошептала с отчаянием. — Я в этой горе одна не останусь! Не останусь! Запомни!

Сжала губы и, страшные мысли гоня, начала разминать свежие листья ранника и на рассеченную бровь хозяина вулкана накладывать.

Время незаметно бежало. Окон в кузне не было, потому и не знала, день еще или уж к вечеру дело. Заметила только, что через какое-то время Редрик еще жарче стал, чем был. Кожа, казалось, так и пылает. На висках пот выступил, волосы к шее прилипли. Мнилось, что искры красные в них тусклыми стали и едва пробегали теперь.

— Я Торвина Старухе-Смерти уступила, — шептала, распуская шнурок на груди его рубахи, потом пропитавшейся, — тебя не уступлю. Много ей чести. Не видать ей сегодня здесь жатвы.

Распахнула рубаху, взялась за края, рванула, обнажив тело. Хрипло дышал хозяин вулкана, грудь с трудом вздымалась. Не могла поверить, что он, такой могучий да крепкий, лежит теперь без сил.

Обтерла его прохладной водой, но капли вмиг на теле исчезали, такой жар хозяина вулкана пытал.

— Ты ведь сам из огня, он у тебя в крови, — говорила, водя по груди тряпицей, — так почему же сейчас горишь в нем?

Обтирала и обтирала его прохладной водой, чтоб жар унять, да то и дело бегала в погреб за кусками мяса холодными, чтоб на шишку положить. Хорошо хоть кровь из раны на голове перестала течь.

— Ты, Редрик, не умрешь. Ты мне еще про Весту не рассказал. Ты мне историю задолжал, слышишь? — старалась говорить громче, хотя от шума крови в ушах и сама ничего не слышала. — И пока не расскажешь, как дело было, никуда не уйдешь.

Словно насмехаясь над моими усилиями, Редрик в бреду метаться начал. Зашевелились бескровные губы, силясь сказать что-то. Наклонилась ближе, чтоб разобрать.

— Веста… — сорвалось с них.

Отпрянула. Имя болью по сердцу резануло. Вот оно как… Есть такая любовь, что и после смерти покоя не дает и не отпускает. Уж три десятка лет прошло, а хозяин вулкана все по той, что его была, тоскует. Ежели и сейчас, в бреду, видит свою Весту, выходит, в два раза ему тяжелее.

— Веста? — позвал снова.

Прикусила губу до боли и смотрела на него не отрываясь.

— Веста…

— Тише, Редрик, тише, — попыталась бредящего успокоить, приблизив лицо к его. — А Весте этой своей скажи, пускай без тебя в Солнечных Лугах под светом Отца-Солнца гуляет. Не время тебе к ней идти.

С трудом, словно к каждому веку по пудовому весу привязали, дрогнул ресницами, устремил на меня блуждающий взгляд.

— Веста, — произнес едва ли не радостно и руку к моему лицу протянул. Коснулся на миг пальцами щеки, потом бессильно опустил. Меня волной жара обдало, такими горячими были. Но не это удивило. А что улыбка уж готова была прорезаться на лице хозяина вулкана.

По сердцу будто ножом прошлись. Сокровенная улыбка эта не мне была предназначена, а любимой его — Весте, но всем телом почувствовала тепло, которое он в дрогнувшие губы вложил. Понимала, что меня и не видит вовсе. Смотрел сквозь словно. Обернулась даже, чтоб увериться, не стоит ли кто за плечом, а когда взгляд на хозяина вулкана вернула, он уж глаза снова прикрыл.

Взяла его за руку, сжала горячие пальцы, прижала к сердцу. Знала, что должна сказать, пока он снова в мир своих кошмаров не отправился. Хоть внутренне и противилась, но не могла поступить иначе. По-человечески так будет. По-людски. Редрик ведь, до того как хозяином вулкана стать, тоже человеком был.

Сглотнула острый ком в горле и проговорила не своим голосом:

— Здесь я, Редрик. Здесь.

Глава 25

Редрик по цветущему Вильзмиру шел. Не было ни кружащегося в воздухе пепла, ни запаха гари, что навечно с селением связан стал. Бегала детвора по умытым светом Отца-Солнца улочкам, птахи весенние пели, звенели голоса девиц, соседи друг друга окликали да ему улыбались и руками помахивали. Ему. Чудовищу из-под горы, что погубило их.

Стук сердца в груди болью под ребрами отдавался, а в горле ком тугой застрял.

— Редрик! — услышал вдруг. И смех знакомый.

Обернулся — никого.

— Веста… — проговорил и сам себе не поверил. Качнул головой, прогоняя глупые мысли. Помстилось — не иначе.

— Где же ты, Редрик? — неслось с теплым ветром звонкое.

— Веста?

Снова смех. Радостный, искристый и яркий. Так и представил, как глазами улыбается. Ему. И только ему.

— Ну что же ты, Редрик, — мягко укорила. — Или видеть не хочешь?

— Веста… — произнес неверяще и припустил по знакомым с детства улочкам. Мимо гончара мастерской, где сырой глиной пахло, мимо купца лавки, где всякой всячиной торговали, мимо судьи хором, который заместо своей дочери Весту хозяину вулкана отправил, мимо знахаркиного, матушки Ирдиной, бревенчатого домишко, да прямиком к…

Замер, потому как не было дома и кузни его, Редрика, на привычном глазу месте. А заместо него поле раскинулось, насколько глаз хватало. Цвело разнотравье, да вздрагивали ветвями яблони под порывами шалуна-ветра посреди зеленого моря. А там, под осыпающимися белыми лепестками, она стояла…

Шагнул к ней, взглядом впитывая.

Понять не мог, сон то или явь. Никогда Веста ему не снилась с того самого проклятого весеннего дня, как на руках ее мертвую держал да к груди прижимал.

Зажмурился, чтоб видение страшное прогнать. А может статься, закончен его путь и попал он наконец под ласковую сень Отца-Солнца? Раз так, то и тревожиться не о чем. Не будет больше боли, не будет сожалений и муки душевной и сердечной.

Открыл глаза — никуда Веста не пропала. Стояла, залитая ласковыми лучами Отца-Солнца, и все так же кротко смотрела на него. В платье белом, с белыми лентами в ореховых косах. Прядями выбившимися ветер поигрывал. Стояла та, которую поклялся защитить и не смог. Та, которую любил сильнее всего, что у него на свете было. Та, которую ненавистный хозяин вулкана отнял. Стояла и смотрела на него ласково.

— Веста, — дрогнули губы, а улыбка кривой получилась с непривычки. Ведь не улыбался почитай что три десятка лет.

Шагнул на поляну посреди поля, где Веста стояла, протянул к ней руку. Она охотно приняла, сомкнула тонкие прохладные пальцы, переплела с его.

— Здесь я, Редрик. Здесь, — сказала ласково.

Пошатнулся, упал перед ней на колени, склонил голову.

— Ты прости меня, Веста.

* * *

— Ты прости меня, Веста. — Пальцы мои сжал еще крепче. Прислушивалась к тяжелому прерывистому дыханию хозяина вулкана, знала: мрак его терзает, и понимала, что могу облегчить эти муки, но любопытство так и жгло сердце.