Разожги мой огонь

Отвлеклась от мыслей, когда подруга вновь заговорила:

— Предательство не искупается ничем. Никогда. Только и остается верить, что уже сегодня встретимся с тобой, Мелисса, в Солнечных Лугах Матери-Земли под ласковой сенью Отца-Солнца. А уж как свидимся, загляну в твои глаза и укор немой станет мне вечной мукой…

Тут уж не смогла в тени остаться. Вышла из своего укрытия, шагнула к Алане, уперла руки в бока.

— Ты что это, Алана, удумала? Никак, ума решилась! О батюшке и матушке своих подумала? А что до глаз моих, можешь хоть сейчас в них заглянуть, там не один укор отыщется после таких речей!

— Мелисса… — Алана как стояла на коленях, так и осталась, только голову повернула, меня заслышав, да глаза расширила. Потом зажмурилась, ладонями глаза закрыла и давай бормотать: — Мелисса, ты уж и забери меня тогда, так еще лучше будет — смерть принять от той, кого сама на погибель отправила, и…

— Алана, на меня посмотри, — велела строго. Всегда с ней так говорила, когда она, об очередной проделке Арвира узнав, слезы лила. — Я на духа похожа не больше, чем ты.

Подруга осторожно пальцы разомкнула, глянула через них со страхом.

— Мелисса?..

— Дотронься до руки моей, сама убедишься, что из плоти и крови.

Протянула ей руку раскрытой ладонью вверх. Долго думала Алана, не решалась. Потом все же протянула дрожащие пальцы, коснулась едва. Я шаг сделала, заключила ее ледяную ладонь в свою.

— Видишь, теплая, — улыбнулась ей. — Какой же я дух?

— Мелисса, да как такое возможно-то?.. — жалобно произнесла. В глазах новые слезы налились. — Неужто колдовство какое?

Пожала плечами. Колдовство — не колдовство, и сама не знала.

— Изначальный Огонь меня не тронул. Сама бы дорого дала, чтоб узнать почему. — Потянула подругу за руку. — Поднимайся, на горном ветру и простуду схватить недолго.

Алана качнулась, но на ногах устояла. На щеках ее мокрые дорожки от слез серебрились.

— А хозяин вулкана как же? — прошептала, кинув опасливый взгляд мне за спину.

— Супруг он мой. А вот, — сдвинула вверх рукав платья, — метка брачная. После обряда появилась.

— А… а сам хозяин вулкана, — подруга голос до шепота понизила, — чудовище?

Перед глазами лицо Редрика стояло: упрямое, решительное, будто из камня высеченное. А еще беззащитное, словно потерял что важное, — это уж когда болел. Много часов провела, его изучая.

— В каждом из нас чудовище есть, ежели уж о том говорить. Большая трудность не дать этому чудовищу клыки показать.

— Мучил он тебя, Мелисса? — еще тише Алана спросила и всхлипнула.

Припомнила, как все тело в памятную ночь опаляло, только вот не от Изначального Огня близости. И даже сейчас, под ветром пронзительным, в жар бросило.

— Ежели скажу, что мучил, солгу — и тебе, и себе.

— А жрецы ведь сказывали…

— Много они чего сказывали, Алана, — невесело улыбнулась, — да не все правда. Хозяин вулкана жизнь мне спас. Думала, и до обряда не доживу, но он выходил.

Алана голову опустила, вырвала свои руки из моих, отошла на шаг.

— Открыться я тебе должна, Мелисса. Я виновата, что ты здесь оказалась.

— Нет, Алана, перестань, прошу. Слышала я, о чем ты говорила, да только не за что тебе себя казнить. Я по доброй воле к хозяину вулкана пошла и снова бы это сделала, ведь…

— Нет, Мелисса, ты послушай меня, послушай, — заговорила Алана лихорадочно, поднимая голову. По щекам слезы влажные дорожки чертили. — Это из-за меня Арвир все придумал, понимаешь? Он с лекарем сговорился, тот настой смешал, из-за которого ты и заболела. А батюшка… батюшка мой тем настоем тебя напоил. Помнишь, как ты к нам после жребия пришла, он медовухи бочонок свежий из погреба достал?

— Помню. — Деян и правда в тот вечер уж больно настойчив был, угощая.

— Вот. Там-то этот настой и был. А уж когда ты заболела, Ульх и не думал тебя лечить. Потчевал настоем тем же самым, что кашель вызывает. Это мне все Арвир рассказал, когда ты невестой к хозяину вулкана отправилась. Я когда узнала, места себе найти не могла. И ни Арвира, ни себя с того дня простить не могу. Себя — за трусость, его — за жестокосердие. Хоть он и сказал, что заради меня это сделал, да только верится с трудом. Это как же в человеке столько злобы может таиться?.. — Алана дышала тяжело, словно каждое слово ей с трудом давалось. — Думала я, что меня твой дух покарал, когда в булочной сидела, о тебе вспоминала, а она возьми да вспыхни. Едва с батюшкой выбежать успели.

Алана все говорила и говорила, а я припомнила бутылек в камине, что хозяин вулкана разбил. Выходит, узнал обо всем, потому и не дал мне настой тот выпить. И теперь-то наконец понятно стало, отчего булочную сжег — с гневом не совладал.

— Ну вот. Теперь ты правду знаешь, Мелисса. Приму от тебя и ненависть, и…

— Да как же я тебя ненавидеть могу, Алана! — Шагнула к ней, обхватила руками, прижала к себе. — Ты же мне все равно что сестра.

— Не поступают так сестры, — глухо ответила.

— Перестань, Алана, тебя я ни в чем не виню.

— А должна! Должна!

Отзывалась тоска Аланы в сердце безбрежной болью.

— Так ведь жива я. И ты. Понимаешь?

— Так ведь узница ты здесь, Мелисса… — ответила в тон.

Отстранилась, заглянула в мокрые от слез глаза подруги. Еще несколько дней назад сама так думала, теперь же только головой покачала.

— Любую мужнюю тогда узницей назвать можно, — вытерла со щек Аланы слезы.

— Ты же и сама себе не веришь! — впилась пальцами в мои плечи. — Пойдем со мной, Мелисса! Сбежим!

— Не могу, — покачала головой.

— Из-за метки?

— Из-за нее, да не только. Пока я тут, девицы могут спокойны быть. Моя жизнь теперь с этим местом связана. И с Редриком. — На удивленный взгляд Аланы пояснила: — Хозяина вулкана так зовут. — Решила не говорить, что он раньше человеком был. Не моя то тайна.

— Вот видишь, Мелисса… Тем ты от меня и отлична. Я-то о других и не подумала даже…. Но ведь… правду мне скажи: он… не обижает он тебя?

Помотала головой.

— Ни разу не обидел.

— Выходит… люб он тебе? — Алана губу кусала и на меня все смотрела.

Заговорила медленно, старательно подбирая слова:

— Сложно с ним, но с кем из мужей легко? Свою матушку спроси хотя бы, уверена, обратного она не скажет, — улыбнулась. — Ем досыта, сплю на пуховой перине, одета, обута. Приданое мне хозяин вулкана приготовил хорошее. За меня, Алана, сердце не терзай. Я свою участь приняла. Сама не ожидала, что жива останусь, так и жаловаться не могу.

— Твердо ты решила здесь остаться?