Разожги мой огонь
Шрифт:
— Хозя-я-я-я-и-и-и-ин! Хозя-я-я-я-йка-а-а-а! — Едва посреди зала очутились, Огневик тут же к нам подскочил, замахал огненными руками. — Налетел! Того-самого! Туману напустил! Схватил! Увлек! Меня и слушать не стал!
— Не тарахти, — велел Редрик.
— Болтун этот огненный сказать хочет, что охранитель сумрака госпожу Метелицу к Огню Изначальному понес, — пролаял пес Люта. — И выглядел при том, как сама тьма.
Лют без слов перенес нас в обрядовый зал, где Изначальный Огонь мерно горел. Ахнула, когда увидела, что над колодцем, откуда языки огненные били, Морок в воздухе
Глава 38
— Я тебя, Вея, предупреждал: обманешь, за то поплатишься, — голос Морока под сводами зала прогрохотал.
— Пусти, тьма тебя забери! — прохрипела Метелица.
— Она и так всегда со мной, — усмехнулся охранитель сумрака. — А теперь правду говори: из-за ревности решила моими руками Редрику отомстить?
— Тебе помочь хотела, да, выходит, зря! Все вы неблагодарные!
— Лжешь, вижу. Я ложь чую.
— Девка умереть должна была!
— Должна? — усмехнулся Морок. — В толк не возьму: с чего ей умирать? Хворой не выглядит.
— От тоски бы зачахла, когда узнала, что любимый ее погиб!
— Вот мы до сути и добрались, — оскалился почти охранитель сумрака. — Уж прости, что твоих ожиданий не оправдал.
— Морок! — крикнули Редрик с Лютом в один голос, но тот не обернулся даже, только тьма подступила к границам колодца, запрещая дальше идти.
Редрик руками повел, всколыхнулось пламя, Лют грозу с дождем призвал, да только отчего-то ни вода, ни огонь не могли совладать с тьмой, что плотным пологом колодец заволокла.
— Раз на обман добровольно пошла, имей смелость и ответить. — Морок пальцы разжал, охранительницу снегов черные руки тьмы обвили и утянули к взметнувшемуся Изначальному Огню.
Я повторно ахнула, к Редрику прильнула, спрятала лицо у него на груди, чтоб не видеть. Он меня к себе прижал так крепко, аж помстилось — внутри что-то хрустнуло.
— Морок, что ж ты натворил… — донесся словно издалека голос Люта.
Заклокотало что-то, заурчало, будто зверь огромный чем давился. Слышала, как Огневик протрещал: «Того-самого!», а пес Люта заскулил протяжно.
Вновь ударил призванный Лютом гром, я голову подняла, когда крупные капли дождя по голове начали бить. Да только не под силу было охранителю грозы потушить Изначальный Огонь. А с колодцем и впрямь неладное творилось: Изначальный Огонь то вспыхивал, выбрасывая снопы ярких искр, то замирал, и тогда снег из него начинал лететь. По залу обрядовому жар вперемешку с холодом проносился. Словно боролись две стихии, да никак определить не могли, кто из них сильнее. Морок, покачиваясь под куполом зала в руках тьмы, на все это взирал едва ли не равнодушно. Только по смуглому лицу зловещие тени пробегали.
— Неужто… — Редрик проговорил.
Огненные змеи все медленнее стали поднимать яркие головы, все неспешнее отплясывал свой древний страшный танец огонь. И не приметила, когда заместо пламени из колодца ледяные стрелы поднялись, в сердце которых алые змеи пунцовели. Раздался треск, какой бывает, когда на наледь зимой ступишь, а следом и колодец в один
миг обледенел. Изначальный Огонь — гроза всех девиц незамужних — покрылся льдом. Сей же час и все огни в обрядовом зале погасли, темно стало, как ночью. Только Огневик и не давал полностью во мраке утонуть.— Ай! — вскрикнула, ощутив, как боль руку начала глодать со страшной силой. С тех самых пор, как самовольно в селение ушла с подругой повидаться, такого не случалось.
— Лисса, — хрипло Редрик проговорил, а в следующий миг и сам воздух сквозь плотно сжатые зубы со свистом втянул.
— Метка… — прошептала, увидев, как исчезают огненные завитки, до того предплечье украшавшие. Вспыхнули они и сгинули, будто их никогда и не было.
Редрик руку мою взял, прохладными пальцами до кожи дотронулся.
— Как же так, Редрик… И твоя метка брачная пропала…
— Хозяин, хозяйка, это что ж, того-самого… — протрещал Огневик растерянно.
Редрик ответить не успел, вскрикнул вдруг, упал на колени, словно боль непереносимую испытывал. По телу его огненные дорожки побежали — яркие, злые, будто кто пламя по крови запустил, подсветил ее под кожей. Точно такие отметины в брачную ночь руки Редрика украшали. Но тогда-то перед обрядом дело было, а сейчас отчего?..
— Редрик, любимый! — опустилась рядом с ним, обвила руками, ощущая боль, что он испытывал, как свою собственную. Поняла: ежели умрет, и мне без него жизни не будет. Не вынесу. Лягу рядом и умру в тот же миг. — Ты что сделал?! — крикнула Мороку сквозь слезы, чувствуя, как тело Редрика огнем жжет.
Морок в клубах тьмы рядом опустился.
— Подожди слезы лить, девица.
— Умирает он! Неужто не видишь?
— Рано ты его хоронить решила, — усмехнулся Морок. — Говорю же: обожди чуток.
Удивилась, что и Лют стоит молча, не призывает Морока помочь, да и сам не торопится, только хмурится все сильнее.
— Лисса…
Обхватила потное лицо Редрика ладонями, он мои запястья своими руками сжал, голову поднял, и тут увидела, что в глазах его больше нет огненных искр. Как и в волосах.
— Лисса, — повторил Редрик тихо. Сам дышал с хрипом, будто в гору бежал.
— Редрик…
— Огонь… ушел он. Не чувствую его больше. Внутри. Совсем.
— У тебя глаза цветом теперь, как ягоды бузины, — улыбнулась сквозь слезы, взяла прядь волос, пропустила меж пальцев. — И волосы черные совсем. Как же такое возможно-то…
— Неправильно это! — Лют вперед выступил, пес его зарычал. — Кто тебе, Морок, право дал жизнями охранителей распоряжаться? Зря ты то удумал. Другие, как прознают, быть беде!
— Не суди меня, охранитель грозы, — отмахнулся Морок, — а если у кого ко мне какие жалобы есть, пускай прилетают и в лицо высказывают. Да и не умер никто.
— А Метелица?
— Убьешь ее, как же, — усмехнулся.
— А это что? — Лют на колодец обледеневший указал.
— Заточение, — дернул плечами охранитель сумрака. — Пускай посидит, о своем поведении подумает. Глядишь, поубавится спеси.
— Госпожа Метелица сама говаривала, что лед завсегда огонь победить сможет, — вставил свое слово Огневик, но его никто не слушал.