Разрозненные страницы

— Чего это вы с ракеткой ходите?!

То же и с коньками. Придешь — все удивляются:

— Вы что, на каток ходите?

С чего это началось у меня? Тогда у меня и друзей-спортсменов сроду не было. И учиться-то ничему не приходилось. А все равно — бежала на каток и на Стрелку (там была лодочная станция), гребла в четверке, даже на скифе ходила. Просто поверить трудно. И, надо сказать, все делала довольно плохо, на тройку, но любила спорт беззаветно, хотя, повторяю, это было тогда немодно. А в тот раз я бесилась, что проиграла слабой сопернице, и бестактная ода Типота испортила мне настроение надолго. Я даже хотела вырвать из альбома страницу. А теперь читаю с удовольствием.

Через какое-то длинное время я увидела, что листки маленького альбома действительно заполняются небезразличными для меня словами. Но в силу моего характера нецелеустремленного я не относилась к этому серьезно и часто, встречаясь с очень интересными людьми, забывала о существовании альбома. Вот однажды в жизни меня в числе других актеров (маленький концерт) Филиппов привез к Константину Сергеевичу Станиславскому, а я даже не сообразила, что могла бы тогда получить его автограф. И так все годы.

А все-таки есть удивительные слова и имена в этой книжечке…

Вот детским почерком написаны стихи Валентина Берестова. Откуда он взялся? Этого мальчика-поэта нашли в Ташкенте в сорок втором году. Нашли по его стихам, которые бродили по городу, разносимые школьниками. Отыскал этого мальчишку К. И. Чуковский. И Анна Андреевна Ахматова, и Алексей Николаевич Толстой — все сразу поняли, что его надо прибрать к рукам, чтобы он не затерялся.

Сначала Валю Берестова кормили, чтобы он стал похож на обыкновенного мальчика, а то уж очень был худой. Отец его был на фронте. Ну а дальше все остальное можно прочесть в биографии, опубликованной в его книге стихов.

И я полюбила маленького поэта за стихи, еще не зная его самого. А потом, узнав, относилась к нему как к нашему общему ребенку. Свои стихи он приносил мне (жил он тогда временно у Пешковых), как только дописывал. Такие, например:

Мне дороги асфальты матовые И неба злая белизна, Когда Москву до слез прохватывает Стекающая с крыш весна. Еще чуть брезжит вышина, И чужды ей аэростаты, И все еще идет война, А рядом с ней идет весна, Но дни еще не дни, а даты. Затишье, но не тишина.

Это был холодный апрель сорок четвертого года. Мне кажется, невозможно выразить более точно ощущения того времени. Так его не смог описать никто.

Валентин приходил к нам всегда, и я делила все между ним и нашими детьми, водила своих детей и его в кино и театры. Союз писателей принял горячее участие в судьбе юного поэта.

Однажды в моем альбоме появились такие строки:

Я помню эту елку, где в самый первый раз я видел Вашу челку и робко слушал Вас. И понял я — на свете Вы больше всех нужны: замечательные дети, настоящие ребенки — и мальчишки, и девчонки в Вас одной заключены.

В. Берестов

Кто-то из ленинградских друзей привел ко мне домой поэта Н. Олейникова. Я была знакома с ним еще в Ленинграде. Он читал свои стихи охотно и писал немедленно, если его просили. Мне в мой альбомчик он написал несколько стихотворений, а из написанного не мне помню шутливые стихи Н. Олейникова Евгению Шварцу:

Ты приходишь печальный в отдел, И отдел замечает, что ты Похудел, подурнел, побледнел, Как бледнеть могут только цветы. Ты цветок. Тебе нужно полнеть, Осыпаться пыльцой и для женщин цвести. Дай, о дай им возможность иметь Из тебя и венки, и гирлянды плести. Ты, как птица, вернее как птичка, Будешь пикать, проснувшись в ночи, Это пиканье станет красивой привычкой… Ты ж молчишь. Не молчи, не молчи!

У Самуила Яковлевича Маршака я много раз сидела в кабинете, в удобном кожаном кресле, и слушала его стихи, которые он читал для меня. В один из таких дней в моем альбоме появился экспромт:

Хваленой Рине Зеленой!

Устрой всемирные смотрины И созови весь женский пол, Но я уверен: лучше Рины Ты никого бы не нашел!

С. Маршак, I/II 1944

Когда Михалков женился на Наталье Кончаловской, мы какое-то время с ними не встречались, а я не была знакома с Натальей Петровной. Но потом мы подружились с ней. Увидев эту книжечку, она немедленно написала:

Отныне, Рина, я готова Делить с тобою Михалкова.

На этой же страничке кто-то приписал:

Я благодарен был бы бесконечно, Когда б вы мне сумели разъяснить: Его вы собираетесь делить Продольно или поперечно?

Еще в альбоме есть строчки С. Михалкова:

Лежу больной, покрыт периной, И жду в жару свиданья с Риной.

Это увидел С. Кирсанов. Он приходил к нам часто, просто из любви. Он очень любил и ценил К.Т.Т., и меня заодно. В книжечку эту он заглядывал иногда, а увидев подпись Михалкова, взял альбом, ушел в угол, сел за столик и долго писал. Потом прочел мне вслух:

Дабы не повторять перину И не чесать в раздумье грив, Всем тем, кто ищет рифм на Рину, Вот полный список Рино-рифм: Рина, ландрина, розмарина, Аспирина, гардемарина, Рину, спину, глину, Двину, кину, пелерину, Отрину, калину, тамбурину, Рине, иней, синий, ныне, Рины, смотрины, витрины, Риной, тиной, субмариной.

Приложение:

Ринка, крынка, ринга, Ринок, у ног, венок, Рина Васильевна, обессилена, Рина Зеленая, из лона я, разозленная, Риночек, дочек, ночек, кочек.

Получилось так, что Е. Шварц, который был другом К.Т.Т. и моим другом, стал потом нашим другом общим. И мы любили его, и ценили его, и берегли его. А он был очень болен давно, и его руки, которыми он писал добрые и умные вещи, дрожали все сильнее и сильнее.

Как-то раз Е. Шварц увидел на столе мой альбом. Долго его разглядывал, читал, улыбался. Потом достал свое перо и сказал:

— Не мешайте мне, — сел за стол и стал работать. А когда закончил, прочитал нам всем вслух:

«БЕДНЫЙ ЗРИТЕЛЬ»

(трагедия)

Жена. Почему так поздно?

Муж (вбегая). Ах, она была так прекрасна!

(Жена стреляет в него из револьвера.)

Муж. Нет, ты не поняла меня. Я был на концерте Рины Зеленой, которая была так хороша! (Задыхается.)

Жена. Прости мне мою грубую ошибку! (Плачет.)

Муж. То-то! (Умирает.)