Разрушенная невеста
Шрифт:
– - Да откуда ты беду-то видишь, дурья голова?
– - Как же не беда-то, батюшка-барин? Ведь все твое поле затоптали.
– - Так что же? Посев еще не вышел. Пойти самому узнать, что за боярин на моем поле стал.
Гвоздин, надев шапку, взял в руки трость и отправился в поле, но не узнал его, так как оно все было загромождено каретами, повозками и телегами, а посреди было раскинуто несколько красивых шатров.
Петр Петрович, удивляясь этой картине, направился к одному шатру, который был наряднее других, решив, что это -- шатер самого боярина. Однако дворовые едва допустили
– - Князь готовится опочивать, теперь нельзя его видеть!
– - Мне всегда можно. Я не гостить пришел к вашему князю, а спросить, кто ему дозволил на моем поле станом стать, -- с раздражением заметил Петр Петрович.
Его слова дошли до ушей князя Алексея; он вышел из шатра и, обращаясь к майору, проговорил:
– - Прошу простить меня, сударь мой, я не успел побывать в твоей усадьбе, а за то, что я станом стал на твоем поле и потоптал его, ты будешь щедро награжден.
– - Не за наградой я пришел к тебе, господин, а спросить, узнать, что за гостя мне Бог послал.
– - Изволь, скажу: князь Алексей Григорьевич Долгоруков для ночлега себе выбрал твое поле.
– - Возможно ли? Князь Алексей Григорьевич Долгоруков, важный, богатый...
– - Ты хочешь сказать, был таким. Нет, перед тобою не прежний именитый князь, а опальный, ссылаемый в ссылку, -- с глубоким вздохом проговорил Долгоруков.
– - А князь Иван Алексеевич где?
– - Прежде чем ответить тебе на то, й должен узнать, с кем я говорю?
– - Прости, князь, забыл сказать тебе о том: я -- секунд-майор в отставке Петр сын Петров Гвоздин.
– - Давай руку и будем знакомы. Ты про сына моего спросил, про князя Ивана. Разве ты знаешь его?
– - Нет, государь, я-то не знаю, а мой племяш Левка Храпунов, слышь, в дружбе состоял с твоим сыном.
– - Как, Леонтий Храпунов -- тебе племянник?
– - с удивлением воскликнул князь Алексей.
– - Как же, как же, племянником состоит... Ох, лучше бы мне и не вспоминать о нем! Недавно его в кандалах увезли в Москву в острог... от молодой жены оторвали...
– - От жены, ты говоришь? Стало быть, он женился?
– - Да, князь, женился на Марусе... Марье Алексеевне, но и недели не выжил вместе с любимой молодой женой!
– - Господи, какое совпадение, какой случай!.. Но где же жена твоего племянника?
– - меняясь в лице, дрожащим голосом спросил Алексей Григорьевич.
– - Со мною она живет, голубка, все время в горе да слезах проводит.
– - С тобою? Веди меня скорее к ней.
– - Как, князь, разве ты ее-то знаешь?
– - Да, да, пойдем!.. Мне нужно видеть ее... говорить с нею...
– - в сильном волнении добавил князь Алексей.
– - Так милости прошу, князь-государь, в мою усадьбу. Мой домишка отсюда рукой подать.
– - Пойдем, только надо это сделать так, чтобы никто не знал, что я пошел в твою усадьбу.
Гвоздин направился в усадьбу; за ним в некотором расстоянии следовал Алексей Долгоруков. Этот опальный вельможа, идя к своей дочери, которую ему хотелось видеть, чтобы поговорить с нею, расспросить о многом, испытывал сильнейшее волнение. В теперешнем своем положении он уже мог сказать Марусе тайну ее рождения, назвать ее своей дочерью и прижать к сердцу. Он
сознавал, что это его объяснение с Марусей уже не унизит рода Долгоруковых, так как они и без того уже довольно унижены.Князь Алексей и майор скоро дошли до усадьбы и застали Марусю с заплаканными глазами, печально сидевшую у окна. Молодая женщина с того дня, когда так неожиданно оторвали у нее любимого мужа и увезли в Москву, не знала себе покоя ни днем, ни ночью. Участь мужа мучила ее, наводила страшную тоску, близкую к отчаянию. Маруся отказывалась от пищи, от сна и в несколько дней так похудела и переменилась, что ее едва можно было узнать.
– - Маруся, глянь-ка, моя сердечная, какого гостя я к тебе привел!
– - воскликнул Гвоздин.
Маруся встрепенулась и подняла взор на вошедших.
– - Кто это?
– - тихо спросила она у старика-майора, показывая глазами на вошедшего князя Долгорукова.
– - Князь Алексей Григорьевич Долгоруков изволил к нам пожаловать.
– - Как... как ты сказал, дядюшка?
– - бледнея как смерть воскликнула Маруся.
– - Князь Алексей Григорьевич пожаловал. Да чего ты так испугалась? Ведь князь добрый.
– - Нет, нет, я не испугалась, я так... Я рада князю.
– - Рада? Ну, и в добрый час. Ты поговори пока с гостем дорогим, а я похлопочу об угощении.
– - И Петр Петрович быстро вышел.
Князь Алексей и Маруся -- отец и дочь -- остались одни. Он долго молча, с любовью и лаской смотрел на молодую женщину, а она продолжала печально, понуря свою красивую голову, сидеть у окна.
"Господи, не является ли все мое теперешнее унизительное положение возмездием мне за нее, за дочь, которую я отверг, не желая признать, что в ее жилах течет моя кровь? Честолюбие и спесь -- вот откуда моя пагуба, да и не меня одного, а всей несчастной моей семьи... Что мне делать, как быть? Признать ли Марусю за дочь или... Маруся -- моя дочь, но эта тайна известна одному сыну Ивану, ни жена, ни дочери не знают о ней. Так надо ли им знать?
– - спросил себя князь и тут же ответил: -- Нет, не надо, пусть эта тайна сойдет со мною в могилу".
Пока эти мысли бежали в голове опального вельможи, в комнате царила тишина. Наконец ее прервал князь Алексей, обратившись к Марусе:
– - Ты скучаешь по мужу?
– - Да, князь, больше чем скучаю.
– - Ты крепко любишь его?
– - Пуще жизни.
– - О, как бы я желал, чтобы меня так любили!
– - А разве дети не любят вас?
– - поднимая взор своих красивых, но печальных глаз на Алексея Григорьевича, тихо спросила Маруся.
– - Любят, но не так. А ты так же крепко любишь своих отца и мать?
– - Их нет у меня! Моя мать давно умерла.
– - А отец?
– - с дрожью в голосе снросил Долгоруков.
– - Отца я не знаю.
– - Ты и того не знаешь, жив ли он или нет?
– - Говорят, что жив.
– - Стало быть, ты его никогда не видала и не знаешь, кто он?
– - Говорят, он -- знатный боярин, богатый.
– - Тебя звать Марусей?
– - Да. Так же звали и мою покойную мать.
– - Скажи, Маруся, ты не сердишься на своего отца?
– - За что? Я его не знаю. Да и грех на отца сердиться.