Разрушенные

Одна.

Похороны состоялись на большом участке земли недалеко от Сиднея. Я не знала, чья это была собственность. Я знала только то, что повсюду были лошади. Пейнтхорсы, пегие лошади, английские чистокровные, арабские. Их длинные носы и бархатные мягкие уши так сжимали мое сердце, что я не могла дышать. Клара бы полюбила их. Она бы обняла каждую лошадь, спала бы в открытом поле и умоляла бы никогда не уходить.

Это было идеально место.

Боже, я скучаю по тебе. Обжигающие слезы никогда не покидали мои глаза.

Дождь, что был постоянным спутником, прекратился, когда мы прибыли. Как будто весь траур был поставлен на паузу, чтобы восхвалить жизнь того, кого забрали такой молодой.

Всю неделю я существовала как в тумане. Я не хотела ворошить мучительные воспоминания того, как Оскар нашел меня, когда я все еще держала Клару, или о катафалке, что приехал забрать ее. Мне не нравилось вспоминать ту боль и слезы, когда я рассказывала Клу, что наше маленькое трио разрушено. Я боялась, что Клу снова начнет резать себя, чтобы найти освобождение, но я не учла утешительное присутствие Бена.

Клу была такой удивительно сильной. Она поддерживала меня, пока я распадалась на части. Она плакала и смеялась со мной. Она держала меня в здравом уме. И это все было потому, что Бен был ее опорой, питал ее силой, давал ей безопасность, в которой она нуждалась.

Бен делал для Клу то, что Фокс должен был делать для меня. У меня не было никого, чтобы спрятать себя или плакать, или спать на его руках. Я буду всегда любить Клу как сестру и не смогу жить без нее, но я нуждалась... в нем. Я нуждалась в его силе, в его борьбе. Я нуждалась в его злости и даже в его нездоровой склонности быть безумцем. Вместо этого он оставил меня в одиночестве и только доказал, какой он придурок.

Бен сохранял меня живой прошлую неделю. Он поддерживал нас, когда мы практически теряли сознание от слез. Он прижимал нас крепче и давал опору, за которую можно было зацепиться, в то время как горе угрожало смыть нас прочь из этого мира.

Он кормил нас, когда мы забывали есть, и начал нашу терапию на ранней стадии. Вместо того чтобы позволить нам утопать в печали, он находил все рисунки, что когда-либо рисовала Клара, все ее фотографии, каждую поделку, что она делала в школе, и заставлял нас с Клу рассказывать ему истории о моей дочери.

Он напоминал нам, что она не уйдет так долго, пока она есть в наших мыслях, и мы должны помнить только хорошее. Мы должны продолжать жить ради нее.

Через несколько дней после смерти Клары, Клу получила телефонный звонок, который вернул ее к жизни. Она превратилась из вялой в вихрь продуктивности и направила все свои силы на организацию самых идеальных похорон, которые любая маленькая девочка могла бы хотеть.

Я смотрела на свою некровную сестру. Ветер трепал ее прямые волосы, и слезы блестели в ее глазах. Она кивнула, чувствуя ту же самую связь, ту же самую потребность напомнить себе, что мы были здесь друг для друга.

— Спасибо тебе, — прошептала я. — За это. За все.

— Не благодари меня. Есть кое-кто еще, кого ты тоже должна поблагодарить.

Я оглянулась через плечо на Бена. Он выглядел по-царски элегантно в черном костюме, черной рубашке и с обязательным значком «Моя маленькая пони» на сердце. Похороны были в честь Клары, а «Моя маленькая пони» ей очень нравилось.

Мое сердце забилось сильнее, угрожая мне потерей сознания.

Я не могу сделать это.

Я сильнее обхватила себя руками, сжимая черное траурное платье, которое было на мне, и держа разбитые кусочки своего сердца.

Не плачь.

Я выплакала столько слез за прошлую неделю, что должна была сморщиться в шелуху из-за такого количества потерянной жидкости. Но не имело значения, сколько я кричала и проклинала, я не чувствовала себя лучше. Слезы уходили, но моя печаль нет. Она сидела гнойником в моей душе, смешиваясь с одиночеством и медленно нарастающей ненавистью к мужчине, который оставил меня, когда я нуждалась в нем больше всего на свете.

После всего, что я пожертвовала для него. После всего, что я отдала ему, он даже не мог заставить себя появиться на похоронах Клары. Я потеряла не только свою дочь навсегда, но и его тоже. Я никогда не прощу его за то, что он оставил меня лицом к лицу с этим.

Я ни разу не подумала о ребенке внутри меня. Я ни разу не повернулась к Бену и Клу, чтобы рассказать им новости. Я хотела забыть. Я хотела не быть беременной. Хотела, чтобы жизнь остановилась и, черт побери, оставила меня в покое. Ничего не существовало, кроме смерти моей дочери.

— Не грусти, мамочка. Я не хочу, чтобы ты грустила.

Солнце внезапно показалось через серые облака, как огромный прожектор. Яркий луч упал на красивую лошадь с красным мехом и розовой гривой и хвостом. Рыже-чалая лошадь.

Мое сердце ухнуло в желудок, когда я подумала о маленьком рыжем мальчике, который потерял всю семью и наблюдал, как я теряю свою. Куда он ушел? Что, черт побери, он делает?

Что могло быть важнее, чем быть здесь, чтобы попрощаться?

Больше лучей солнца пробивалось сквозь облака, превращая покатый луг в сверкающие зеленые овальные участки, обдуваемые легким ветерком. Лошади сверкали как драгоценные камни, и я знала, что это подходящее место для Клары. Никакое другое не подошло бы.

Я не знала, как Клу смогла заполучить такое идеальное место. Я не побеспокоилась спросить ее об этом. Если бы Клу не помогла мне с организацией, я бы продолжала превращаться в мумию, лежа на кровати Клары и смотря в потолок.

— Пойдем, Зелли. Время начинать. — Она обняла меня за талию. Я послала ей грустную улыбку и позволила повести меня к маленькому полукругу из людей, одетых в черное.

У всех были аксессуары «Моя маленькая пони», и на земле стояли разноцветные пони, вокруг которых были разложены цветы. Некоторые — единороги, какие-то с крыльями, а какие-то блестящие и светящиеся в темноте.

Мы с Клу обошли все магазины игрушек и поддержанных товаров, чтобы найти так много игрушек «Моя маленькая пони», как это возможно. Их было так много, что я понятия не имела, что буду делать с ними после.

Преподобный начал говорить, и я отключилась. Игнорируя небольшую группу детей из школы Клары и нескольких учителей, что пришли попрощаться, я уставилась на лошадей. Такие мощные, но изящные. Такие сильные, но нежные.

Они гипнотизировали меня, пока преподобный бубнил свою речь. Мне не нужно было знать, какой чудесной была Клара. Я жила этим.