Разум на пути к Истине

Видимо имея в виду эту «Записку…», новый министр народного просвещения А.С. Норов жаловался Хомякову, ездившему в Петербург хлопотать о снятии запрещения: «Киреевский мне писал, и вообразите: он просит разрешения и в то же время объявляет, что он нисколько не хочет изменить своего взгляда и образа действий и выражений» [112] . Бывалый полемист Хомяков нашел, что ответить: «Конечно, Киреевский смешно оговаривается; он должен Вас знать, — знать, что Ваше превосходительство убеждены, что человек не меняет убеждение как рубашку» [113] …

112

Цит. по: Барсуков Н.П. Жизнь и труды М.П. Погодина. Кн. 14. С. 326.

113

Цит. по: Там же.

«Русская беседа»

Желание славянофилов вновь обрести голос подвигло их на издание нового журнала «Русская беседа». Финансировать его брался Кошелев, редактором по совету Ивана Васильевича был приглашен Филиппов.

В поданном 23 сентября 1856 г. в Московский цензурный комитет прошении о дозволении издавать «Русскую беседу» Кошелев и Филиппов так определили программу будущего журнала: «Народность, по убеждению издателей, есть необходимая почва для самобытного и полного развития всякого народа; а потому они полагают главною целью своего журнала: изучение русской жизни в истории и в настоящем быту, разработку этого богатого, едва початого рудника и посильное содействие к развитию русского воззрения на науки и искусства, к поощрению русской изобретательности и к утверждению русских нравов и обычаев. <…>

Основное начало мнений, распространению коих посвящается сей журнал, есть Православие. Оно душа всей русской жизни; оно же должно определить характер всякой умственной деятельности в нашей Родине — таково убеждение издателей.

Посвящая себя преимущественно служению русского начала, журнал сей нимало не будет враждебным к западной цивилизации. Всякий просвещенный русский знает, сколь много он ей обязан своим умственным развитием, и убежден, что еще весьма многому он должен у нее научиться, преимущественно по части так называемых положительных знаний» [114] .

114

Цит. по: Барсуков Н.П. Жизнь и труды М.П. Погодина. Т. 14. С. 318.

Идеи, высказанные в этом документе, как видим, более близки Киреевскому, чем Хомякову, братьям Аксаковым или Шевыреву, — недаром во главе издания встали близкие Ивану Васильевичу люди. Хлопотать за новый журнал и его еще опальных авторов ездили в Петербург Кошелев, Филиппов и Хомяков. Последний надеялся произвести впечатление своим изобретением — ружьем «московка», а также бородой и зипуном, в котором являлся в петербургский свет. «Ты несколько раз писал ко мне, что вы нарядились в русское платье. Очень радуюсь за вас, если это платье удобно и красиво. Но не знаю, радоваться ли за платье», — писал Кошелеву далекий от внешних эффектов Киреевский [115] .

115

Киреевский И.В. Полн. собр. соч. Т. 2. С. 289.

В конце июля 1855 г. Киреевские впервые за последние годы отправились наконец в родное Долбино. Они заехали на два дня в Оптину пустынь, а спустя месяц их навестили в имении старец Макарий (Иванов), новопостриженный монах Ювеналий (Половцев) и послушник Лев Кавелин: шла работа над «Главами о любви, воздержании и духовной жизни» аввы Фалассия. Это была последняя святоотеческая книга, в издании которой принял участие Киреевский. Срок его земной жизни подходил к концу.

Тем временем Тертий Филиппов, редактор все еще не разрешенного журнала, так писал 18 ноября 1855 г. Киреевскому в Долбино: «Я бы зажил вдали от текущей литературы, чего требовало даже спасение души, ибо следить за нею с полезною целию — дело другое, а добровольно подвергать душу свою таким раздражающим впечатлениям — решительно грех. Теперь же поневоле все читаешь — и такая мука, что вообразить невозможно. <…> Если же нам разрешат журнал, то что Вы пришлете в первую книжку? Можно ли об этом просить? Ибо без Вашей статьи начинать невозможно, как Вам угодно. Сделайте милость, уведомьте меня, чем Вы нас обрадуете, если нам суждено радоваться» [116] .

116

Цит. по: Барсуков Н.П. Жизнь и труды М.П. Погодина. Кн. 14. С. 334–335.

Зиму в Долбине Иван Васильевич посвятил работе над статьей «О необходимости и возможности новых начал для философии», которую начал еще два с половиной года назад, а закончил и отправил редактору в феврале 1856 года [117] . По замыслу автора ею начинался огромный труд по созданию новой философской системы, к которому он призывал многих и многих: «Данные к нему готовы: с одной стороны, западное мышление, силою собственного развития дошедшее до сознания своей несостоятельности и требующее нового начала, которого еще не знает; с другой — глубокое, живое и чистое любомудрие святых отцов, представляющее зародыш этого высшего философского начала. <…>

117

Вскоре после окончания работы над статьей И.В. Киреевский отмстил в кругу родных свой пятидесятилетний юбилей.

Но любомудрие святых отцов представляет только зародыш этой будущей философии, которая требуется всею совокупностию современной русской образованности, — зародыш живой и ясный, но нуждающийся еще в развитии и не составляющий еще самой науки философии. Ибо философия не есть основное убеждение, но мысленное развитие того отношения, которое существует между этим основным убеждением и современною образованностию. Только из такого развития своего получает она силу сообщать свое направление всем другим наукам, будучи вместе их первым основанием и последним результатом».

Кончина

С уходом из жизни Государя Николая Павловича завершилась целая эпоха русской жизни. И многие замечательные ее деятели, чьи имена и судьбы были связаны с царствованием покойного Императора, также закончили в это время свой земной путь: в 1855 г. умерли бывший министр народного просвещения, президент Императорской Академии наук граф С.С. Уваров, и историк, профессор Императорского Московского университета Т.Н. Грановский, на следующий год — цензор «Московского сборника» князь В.В. Львов, бывший издатель «Телескопа» Н.И. Надеждин, пострадавший за публикацию «Философического письма», а в Великую Субботу ушел из жизни и автор, «басманный» философ П.Я. Чаадаев, перед кончиной исповедовавшийся и приобщившийся Святых Христовых Тайн. Не будет преувеличением сказать, что удержанию его в лоне Православной Церкви немало способствовал Иван Васильевич Киреевский. И от его имени произнес над гробом Чаадаева пасхальное приветствие отец Николай Сергиевский, духовник покойного: «Почивший о Христе брат, Христос воскресе!» [118] Иван Васильевич на отпевании своего друга-оппонента не присутствовал: в начале Страстной недели, приехав из Долбина в Москву и повидавшись с родными и друзьями, он отправился в Петербург, где сын Василий заканчивал обучение в лицее и должен был определяться на службу.

118

Цит. по: Барсуков Н.П. Жизнь и труды М.П. Погодина. Кн. 14. С. 564.

По обыкновению, Киреевский остановился у своего старинного друга графа Е.Е. Комаровского (в его доме на Охте). В Петербурге Иван Васильевич в последний раз встретил Светлое Христово Воскресение и 2 июня отпраздновал в кругу друзей свои именины. Он уже собирался в обратный путь, однако накануне отъезда заразился холерой, неудержимо развившейся, и через три дня, 11 июня 1856 г., И.В.Киреевский почил о Господе на руках своего сына и своих друзей, графа Комаровского и Веневитинова.

М.П. Погодин, оказавшийся в это время в Петербурге, был поражен вестью о кончине друга-философа и поспешил на отпевание в Знаменский Входоиерусалимский храм. Один из совершавших отпевание священников, протоиерей Федор Сидонский [119] , надгробную речь закончил словами: «Не напрасно же после сего возгласили мы… почившему рабу Божию Иоанну вечную память, и как христианину, жившему с верою, и как писателю, не стыдившемуся свидетельствовать о вере. Он не сокрыл своего таланта в землю, не поставил светильника, в нем возжженного, под спудом, а поработал Господеви, как свидетельствуют знающие его, со страхом и порадовался Ему с трепетом [120] . Да будут же те живые убеждения, коих важность желал он уяснить для оплодотворения западного просвещения, — да будут они ему источником нескончаемых радостей в жизни иной, как они согревали сердце его в жизни здешней! Верующий в Господа нашего Иисуса Христа, аще и умрет, жив будет с Ним и о Нем, блажен будет о Нем — и здесь и там» [121] .

119

Протоиерей Федор Федорович Сидонский (1805–1873) — ключарь Казанского собора, автор книги «Введение в пауку философии» (СПб., 1833).

120

Ср.: Пс. 2, П. — Н.Л.

121

Сидопский Ф., протоиер. Речь при отпевании Ивана Васильевича Киреевского // Иван Васильевич Киреевский. Отд. отт. из «Русской беседы» (1856. II. С. 1–4 [своя пагинация]). М., 1856. С. 3–4.

По окончании отпевания гроб с телом покойного доставили на вокзал, чтобы препроводить его в Москву и далее на место вечного упокоения в столь любимую им Козельскую Введенскую Оптину пустынь. Его похоронили у алтаря соборного храма. На подножии креста, установленного на могиле И.В. Киреевского, по благословению его духовника, старца иеромонаха Макария (Иванова) [122] , были высечены слова, в которых отразилась вся земная жизнь философа-христианина: Премудрость возлюбих и поисках от юности моея… Познав же, яко не инако одержу, аще не Господь даст… приидох ко Господу [123] .

122

Известно, что в келий старца Макария висело изображение почившего И.В. Киреевского во гробе.

123

Ср.: Прем. 8, 2, 21.

Нина Лазарева

Рядом со славянофилами

Добрые силы в одиночестве не растут. Рожь заглохнет между сорных трав.

И.В. Киреевский

В ответ А.С. Хомякову

Статья г-на Хомякова возбудила во многих из нас желание написать ему возражение. Потому я хотел сначала уступить это удовольствие другим и предложить вам статью об ином предмете. Но потом, когда я обдумал, что понятие наше об отношении прошедшего состояния России к настоящему принадлежит не к таким вопросам, о которых мы можем иметь безнаказанно то или другое мнение, как о предметах литературы, о музыке или о иностранной политике, но составляет, так сказать, существенную часть нас самих, ибо входит в малейшее обстоятельство, в каждую минуту нашей жизни; когда я обдумал еще, что каждый из нас имеет об этом предмете отличное от других мнение, тогда я решился писать, думая, что моя статья не может помешать другому говорить о том же, потому что это дело для каждого важно, мнения всех различны и единомыслие могло бы быть не бесполезно для всех.