Развилка
Шрифт:
Оказывается, часть белоэмигрантов относилась к казакам, которые жили при Советах и служили в Красной армии, с предубеждением, а иногда и с презрением. Раньше этот вопрос не поднимался, ведь 102-й полк на девяносто процентов состоял из военнопленных, а теперь встал ребром. Особенно после того как казаки 1-го Донского полка задели нашего командира. Произошло это в полевом кинотеатре, когда одна смена, 4-я и 5-я пластунские сотни 102-го полка, выходили, а вторая смена, 1-я и 3-я сотни 1-го Донского полка, собиралась войти. Слово за слово. Из толпы выкрикнули, что у мужика Кононова служат одни предатели и шкурники, казаки не настоящие, а советские, из иногородних. Мы ответили. Резко и матерно. Да и как не ответить, если для казака "мужик" оскорбление.
К счастью, до увечий и смертоубийства не дошло, хотя у меня были сбиты костяшки на обеих руках, и болела левая скула. Вовремя прибежали крепкие казачины с дубинами, бойцы полицейского батальона, и всех разогнали. А на следующий день комдив Балабин прочистил мозги командирам полков, и наступило временное спокойствие. Казаки, которые были вынуждены покинуть Россию, и ушли в эмиграцию, нас не задевали. Как и мы их. А потом произошло то, чего я никак не ожидал.
Вечером я сидел возле печки-буржуйки в бараке нашей сотни и думал о том, как бы вырваться в Киев. Там цивилизация, много девушек и есть развлечения. Тихонов недавно был в увольнении и рассказал много интересного. Теперь собирался снова, на вечер отдыха по приглашению какого-то "Общеславянского Союза", и мне хотелось отправиться с ним. Только как подойти? Я перебирал варианты и пришел к выводу, что проще всего обратиться к сотнику напрямую. Так и так - возьми с собой...
– Кто здесь Андрей Погиба?
– от входа прилетел громкий вопрос и я обернулся.
В бараке появился незнакомец, что само по себе странно, так как посторонних, пусть даже казаков, но из других полков, мы к себе не пускали. По виду казак. Лет сорок пять. Широкоплечий брюнет. На голове кубанка с красным верхом, слегка сдвинута набок. Одет в бекешу с погонами есаула. На ремне кобура с пистолетом.
Я поднялся и отозвался:
– Здесь Андрей Погиба. Кому я понадобился?
За неизвестным есаулом наблюдала почти вся сотня. Но его это не смутило. Он прошел по коридору между койками, всмотрелся в меня и зашептал:
– Волосы русые, как у матери... Глаза карие - как у деда... Лицом вылитый батя... Наша порода...
– Погодите, господин есаул, - прервал я его, - а вы, собственно, кто будете?
Он заулыбался, обхватил меня крепкими ручищами, прижал к себе и ответил:
– Кем буду? А дядькой твоим. Меня Кондрат зовут. Неужели тебе мои приветы не передавали?
– Передавали...
– с трудом выдохнул я.
Дядька отпустил меня. Потом еще раз пристально всмотрелся в лицо и потянул меня к выходу:
– Одевайся, и поехали со мной. Потолкуем там, где никому не будем мешать.
– Да я же...
– Не переживай. С твоим сотником все договорено. До утра ты свободен.
Вот так я встретил родственника и через полчаса на новеньком немецком "опеле" вместе с дядькой Кондратом ехал в сторону Киева.
20.
Киев. 21.01.1942.
Мой родственник Кондрат Погиба человеком был непростым. Есть старая мудрость: "Для кого война горе, а кому-то родная мать". Если для обывателей это несчастье, то Кондрат этим жил. Потомственный воин, как и многие казаки. Мирная жизнь не для него и начало войны против Советского Союза он встретил с радостью.
Впрочем, по порядку.
Наш род пришел на Кубань с Запорожья. Царица Екатерина разгромила Сечь и многие казаки отступили к туркам на Буг. Со временем отношения с российской государыней немного наладились, и запорожцы вернулись, воевали против османов, а затем вошли в Черноморское Войско, которое позже было дополнено линейными казаками и осколками иных казачьих общин, слилось воедино и стало называться Кубанским.
Казаков с фамилией Погиба было много. Несмотря на постоянные войны, семья размножалась и расселялась по кубанским станицам. Наша ветка закрепилась в Уманской. Не богачи и не бедняки. Крепкие середняки. Трудились в поле и служили Российской
империи. Растили детей и хранили старые обычаи. В общем, крепкая традиционная казачья семья, в которой перед Первой Мировой войной было шестнадцать душ. Глава семьи Петр Погиба, старый матерый казачина. Его супруга Анастасия. Их дети: Илья, Семен, Терентий. У каждого жена и дети. Кондрат и мой отец Семен потомки Ильи.Первую Мировую Кондрат провоевал от начала до конца. Все это время бился с турками в пластунском батальоне и рядом был брат Семен. Вот только счастливчик Кондрат прошел войну без ранений, а моего отца крепко приложило под Эрзерумом, и он вернулся домой.
Началась революция и Кавказский фронт развалился. Кондрат оказался на родине, немного передохнул, и тут Гражданская война. Естественно, он встал на сторону белых. За пару лет получил только одно легкое ранение и дослужился до сотника. А когда белогвардейцы отступали к Новороссийску он заехал домой и позвал брата с собой. Но Семен к тому времени женился, кстати, на девушке, которая очень понравилась Кондрату, и он, махнув рукой, ушел к морю. Это была последняя встреча братьев. Но не последнее появление лихого вояки в Уманской.
В Новороссийске было плохо. Белогвардейцы бросили казаков на произвол судьбы. Большая часть генералов сбежала, подразделения распались и каждый оказался предоставлен сам себе. Красные окружили казаков, предложили сдаться и пообещали возможность искупить вину перед новой властью на полях сражений, которых еще хватало. Казаки этому в основе поверили и поплатились. Кого расстреляли, кого замучили, кого-то послали на фронт и сознательно подставили под удар. Потери казачьего народа были огромными, но Кондрата это не коснулось. Он посулам большевиков не доверился и с небольшой группой казаков смог вырваться, а затем уйти в Грузию. Оттуда перебрался в Крым и снова воевал. А когда Белая Гвардия окончательно сдулась, Кондрат Погиба, уже есаул, оказался в эмиграции.
Судьба моего старшего родственника не щадила и постоянно била. Но он не ломался. Участвовал в рейде белогвардейцев в Албанию, когда там свергали коммунистический режим. Смог устроиться в Югославии, трудился на строительстве дорог и на сезонных уборках урожая. Потом по заданию вождей белоэмигрантов два раза посещал Россию, отстреливал большевиков и воевал против коммунистов в составе небольших повстанческих отрядов. Тех самых, которые новая власть называла бандами. Всегда имелась надежда, что народ, наконец-то, поднимется против Красного террора. Однако сил не было. Люди бунтовали много и часто, особенно когда у них забирали последнее, но все заканчивалось небольшими вспышками, которые легко тушили карательные отряды чекистов, интернационалистов и наемников.
Во время своих скитаний по Северному Кавказу дядька пытался посетить родовую станицу. К сожалению, неудачно. И снова он оказался в Уманской только в 34-м году. Опять нелегально перешел границу и проехался по населенным пунктам, которые больше всего пострадали от Советов в период проклятых "черных досок". В Уманской казаков к тому времени почти не осталось, а наша семья погибла. Кто уцелел в Гражданской войне, умер от болезней в 22-м году, от голода зимой 32-го года или от пули комиссара, который выгребал из амбаров припасы и обрекал на смерть не только взрослых, но и детей. В живых остался только я, однако отыскать меня Кондрат не смог, и опять ушел заграницу.
Вскоре дядька женился, и у него появились свои дети. Супруга тоже из казачьего рода, только не кубанского, а донского. На время наступило затишье, и Кондрат даже устроился на службу в югославскую пограничную стражу. Однако вскоре началась война в Испании и, бросив все, он уехал воевать за франкистов. Судя по всему, сражался справно и не впустую, потому что домой вернулся с испанскими орденами и при деньгах. После чего купил небольшую ферму и занялся сельским хозяйством. Но как только батька Шкуро позвал старых казаков под свой черный значок с волчьей головой, Кондрат расцеловал жену и уже через час сел в поезд на Париж.