Развод по любви

— Плохо дело. Сильное отравление, — резюмировал Глеб. — Надо звонить в скорую.

— Н-н-ы-ы… — простонал Костя и скрючился от рвотного рефлекса.

Его тут же пересадили с дивана на пол и буквально влили в него стакан воды.

Следующие два часа Костю рвало. Обессиленный, он отказывался пить воду, но мы заставляли его пить. Насильно. Ибо не фиг пичкать свой организм отравой.

Будет знать, как алкашкой баловаться.

В конце концов, выполосканного и относительно протрезвевшего страдальца усадили за кухонный стол — поговорить за жизнь.

— Уходите… — отвратительно пьяным голосом потребовал Костя.

— Ты в курсе, что, не явись мы сюда, ты бы окочурился тут? — предъявил претензии Глеб. — Какого чёрта, Костян?

Тот лишь уронил голову на сложенные на столе руки и промолчал.

Пока Глеб с Инной распекали пьянчушку, я поставила Костин севший телефон на зарядку и включила. Запиликали уведомления о пропущенных звонках и сообщения.

— А почему вы развелись? — спросила Инна, скорей, у меня, чем у Кости.

— М-мы не развелись! — пробурчал Костя.

— Он бросил меня после того как я попала в аварию, — ответила я на вопрос.

— Аварию? — навострила ушки Инна.

— Да. Я ехала со свадьбы подруги на такси. Одна. Костя, как обычно, отморозился. Ну и… История повторилась, с тем исключением, что я выжила, — сообщила я.

Глеб с Инной переглянулись.

Костя всхлипнул и шмыгнул носом.

— И? — не поняла вопрошательница. — А расстались-то из-за чего?

— Пока я была в коме, он возомнил себя чёрным вдовцом. Якобы, если мы будем вместе, то меня будут преследовать несчастья и смерть, — удовлетворила я любопытство собеседников. — Не успела я толком прийти в себя, как он сделал мне ручкой.

— Я, конечно, подозревал, что с тобой что-то не то, но теперь… — вздохнул Глеб, обращаясь к Косте. — Ну ты и идиот.

Костя только простонал.

Зазвонил заряжающийся на столе телефон. Костин. На экране высветилось «мама».

— Алло, — взял трубку Глеб. — Здравствуйте, Светлана Георгиевна, это Глеб… Да, Костя рядом, но он малость перебрал алкоголя…

Зря он это сказал Костиной матери. Началась буча, и остановить её было уже никому не под силу.

Не успела я отвертеться от перепившего муженька и его участливых друзей, как нагрянула Светлана Изверговна и устроила всем такой тарарам, что хоть беруши вставляй.

Зря я не удрала сразу после её звонка. Могла предвидеть, что Костина маман примчится на такси.

Глеб с Инной с надеждой поглядывали в сторону парадной двери, пока моя хищная свекровь распекала единственного человека, повинного в несчастьях её сыночки, — меня.

От ненавистной родственницы я узнала, как рады были они отделаться от пигалицы-вертихвостки в моём лице, как я всё не оставлю бедного Костю в покое, что житья ему от меня нет. Вон, седой весь, все жилы из него вытянула, прошмандовка.

— Мама, хватит! — что было сил выкрикнул Костя и для верности шарахнул кулаком по столу. — Я сам разберусь!

— Ага, разберётся он, как же! Все мозги тебе эта потаскуха малолетняя запудрила! — в тон сыну возразила Светлана Изверговна.

Если к «пигалице» и «вертихвостке» я уже как-то привыкла, то «потаскуха малолетняя» — это уже непростительное оскорбление.

Я оттолкнула свекровь с кухонного прохода и выскочила вон.

— Наташа, стой! — крикнул мне Костя, но догонять не побежал. Не в том он состоянии, чтобы ловко лавировать по коридорам. И к лучшему.

«Довольно с меня этой семейки. Все беды у них, видите ли, из-за меня… — ворчала я про себя, глотая слёзы по дороге домой. — Ноги моей в их доме больше не будет!»

Последнее обещание, конечно, слишком громкое, но я уж постараюсь его сдержать, ради своего же блага.

— Наташа! Наташа! — окликнули меня.

Сначала я хотела сделать вид, что не слышу и вообще я — не я, но уж больно знакомый и родной был голос.

Я обернулась.

— Наташенька, милая, кто опять довёл тебя до слёз? — подошла ко мне Елена Николаевна.

— Све… Све… — в общем, что-то заела моя говорилка от стресса.

— Опять с Костиной мамой поцапались? — догадалась мудрая женщина.

— Угу, — кивнула я.

— Идём к нам, за чаем всё расскажешь.

Так и вышло. Как только моё горло смочилось ароматным цветочным чаем, говорилка открылась и говорила, говорила без умолку, пока не выдала Елене Николаевне всё как на духу.

— Светку я, хоть убейте, не понимаю… — вздохнула моя благодарная слушательница. — Досталась её сыну жена с золотым сердцем, так нет же, всюду надо влезть со своей критикой!

Это я сейчас не поняла… Она про меня что ли?

Увы, вовсе у меня не золотое сердце, а самое обыкновенное. Мясное. Или как там его называют?

Как ни странно, Елена Николаевна встала на защиту Кости.

— В общем, я решила держаться от этой семейки подальше, — сообщила я собеседнице.

— Возможно, вам с Костей просто нужно время, чтобы помириться.

— Да не собираюсь я с ним мириться! — воскликнула я. — Он меня бросил в тот самый момент, когда был так нужен мне. Этого я ему никогда не забуду.

— Но ты же знаешь, почему он так поступил?

— Знаю. Потому что струхнул, что я могу остаться на всю жизнь инвалидом на его шее. Историю вот придумал про злой рок…

Елена Николаевна покачала головой.

— Нет, Наташа. Он так поступил, потому что боится, что его бредовые домыслы правдивы и с тобой может случиться что-то плохое. Да, он перенервничал. Мы тут, знаешь ли, все с ума сходили. Пока ты была в коме, Костя каждый день дежурил у тебя в палате, вызвал из Москвы высококлассного хирурга, чтобы тот прооперировал тебя, — поведала Елена Николаевна. — Это всё потому что он тебя любит. А ты его?

— Я уже не знаю, — пожала я плечами. — После того, как он поступил со мной, язык не поворачивается говорить о любви.

— О, девочка моя… — Елена Николаевна по-матерински обняла меня. — А ты представь, каково Косте. Он же во всём винит себя.

— Это, конечно, да. Чувство вины и всё такое… — ответила я. — Но по большому счёту всё верно: в том, что ещё до аварии наша семейная жизнь летела к чертям, во многом виноват он.

— У каждой пары в отношениях случается кризис, — сказала моя собеседница.