Развод по Воскресенскому

Пока нас не отвлекает Крис.

– Дань, – предупреждающим тоном, который я помню ещё по своему детству. – Ты обещал быстро.

Интересно, это какие-то курсы для мам? Специализированные, где учат управлять детьми одной только интонацией?

Потому что, только услышав, мне самому хочется вскочить, вытянуться и отрапортовать, что всё, игра закончена, иду чистить зубы и в кроватку. Вот только в кроватку мне бы не в одиночестве… И не то чтобы я зациклился на сексе, мне бы хватило просто проснуться и увидеть её рядом. Спящую, беззащитную. Узнать, какого это, просыпаться рядом с Кристиной Батмановой. И убедиться, что я готов встречать так каждое утро.

Хотя увидев её в широких домашних брюках и коротком топе с длинными рукавами, я готов уже на всё. В том числе и отдать на растерзание свой паспорт, чтобы получить лучший в мире штамп.

– А уже всё? – расстраивается Данька, у которого только что из тюрьмы сбежал преступник имени меня.

– Всё. Есть будешь?

Это она специально меня игнорирует? Если да, то задача заранее обречена на провал, потому что без кофе я точно не уйду, а что там будет дальше…

От предвкушения ёкает где-то в районе солнечного сплетения. И, в отличие от обычного напряжения в области паха, это ёканье какое-то правильное и тёплое, что ли. Настолько, что рабочая, а потом и тренировочная усталость проходят, словно их и не ночевало.

– Не хочу, – коротко мотает головой Данька.

– Тогда собирай всё, чисти зубы и спать. – Крис вздыхает, обозревая нашу тюрьму с забором в виде мягких игрушек. – Никита, вы чай будете?

Вы?

– Мы будем, – хмыкаю под её нечитаемым взглядом и быстро помогаю Даньке собрать бардак.

Ну, как помогаю, скидываю все мягкие игрушки обратно в корзину и ставлю участок на стол.

– Спасибо, – шепчет Данька, видимо, чтобы не услышала Кристина с кухни, куда ушла варить мне кофе.

– Пожалуйста, мужик, – также отвечаю я, подмигиваю и, поднявшись, иду на звуки бренчания.

Которое не прекращается, потому что у Крис всё валится из рук. Сначала ложка, потом вторая, потом она долго и муторно ищет турку. Ставит её на конфорку и ищет ложку, которая лежит прямо перед ней. Тянется к чайнику, вспоминает, что мы договаривались на чай, убирает турку и, чертыхаясь, щёлкает тумблером.

И натыкается на мой ни разу не вежливый взгляд.

Потому что чёрта с два так дёргается женщина, которой всё равно, на какой бы стадии развода она ни находилась. И от понимания вот этого всего в голове пусто, в паху тяжело, а сердце бухает так, как ни разу не бухало после тренировки.

– Ма-а-м, я почистил, – отчитывается Данька, просунув вихрастую светлую голову между мной и косяком двери.

– Точно? – становится собой Крис, с прищуром глядя на сына.

– Да-а-а, – закатив глаза, тянет тот, – а книжка будет?

– Дань, – неуверенный взгляд на меня. – Давай сегодня без книжки? Ты иди ложись, а я напою кофе… чаем твоего гостя.

Гостя. Твоего. И на «вы».

Ой, нарываетесь вы, Кристина Батьковна.

– Ну, ладно, – тяжело вздыхает Данька. – Спокойной ночи, Никита Александрович.

Вежливость – это прекрасно, как и то, что Крис целует сына в макушку, тепло улыбаясь. А если я пожелаю спокойной ночи, меня тоже поцелуют?

– Отдыхай, мужик. – Подставив пятерню, я чувствую удар и слышу топот ног, уже ни разу не маленьких.

– Чай?

И мы пьём чай, сидя друг напротив друга за столом среднестатической, но уже не хрущёвской кухни. Молча пьём, и если я смотрю на Крис, то она исключительно себе в кружку. Большую, широкую, с ежом и невидимой мне надписью.

Серьёзно думает, что я допью, скажу спасибо и исчезну с её горизонта?

– Как Данил сегодня отзанимался? – Наконец, поднимает она взгляд.

– Хорошо, ребята прекрасно его приняли.

Ок, играем по твоим правилам. Тем более что того чая у меня ещё больше половины кружки.

– А могли не принять? – вдруг становится беспокойной Крис.

– Футбол – спорт не легче гимнастики, – пожимаю я плечами. – Но со мной не принять не могли.

– Что это значит?

От желания разгладить тревожную складку между бровей чешутся руки. И губы.

– Ничего такого, о чём тебе стоило бы беспокоиться.

– И всё же?

Крис встаёт, отходит к раковине и занимает руки бесполезной ерундой. Потому что ополаскивать кружки это так себе занятие, когда рядом у тебя встроенная посудомойка.

Нервничает? Переживает за Даньку? Или за себя?

– Твоего сына взял под крыло главный хулиган команды, – тихо хмыкаю в маленькое ушко, встав за её спиной и обхватив ладонями её руки. – Всё будет отлично, Крис, верь мне.

Пальцы вздрагивают, когда я переплетаю их со своими, но она не убегает, не посылает меня во все стороны разом и в целом застывает, когда я обнимаю крепче, прижимаясь грудью к её спине.

Пульс сбивается, уносясь в заоблачные высоты, но я продолжаю контролировать каждое своё движение. Почти каждое, когда прикусываю мочку её уха, едва не слетая с катушек. Потому что вместо сковородки по башке её пальцы только сильнее сжимают мои.

– Кри-ис…

Лёгкие ласки заканчиваются в тот самый момент, когда я прикусываю нежную кожу шеи, с трудом удержавшись от того, чтобы поставить красочный засос. Данька очень любознательный и без вопросов не обойдётся. Поэтому вместо собственнического клейма – дорожка поцелуев, от которых с прерывистым выдохом Крис откидывает голову мне на плечо.

– Уйди…

Да проще сдохнуть.

Всё моё существо сейчас нацелено только на неё. На девятнадцатилетнюю тогда девчонку, которая эти годы беспокоила, постоянно вспоминалась и не давала покоя до такой степени, что бесила. Бесила, пока до меня не дошло почему именно.

– А если не уйду?

Резко развернувшись, она сверлит меня взглядом, который переворачивает мне всё – мозг, сердце, душу. И не знаю, что во мне находит, но Крис сдаётся, с тихим обречённым стоном обняв за шею и первой коснувшись губами моих губ.

Глава 6

Хьюстон, у нас проблемы.

Вжав её в себя, я схожу с ума весь и разом. Вот оно, значит? как – целоваться с Кристиной Батмановой. Настолько правильно и голодно, словно я всю жизнь бродил по грёбаной пустыне в поисках единственного источника воды – единственного такого, как надо мне.

И где там её дурацкое «вы»?

Приподняв за аппетитные ягодицы, сажу Крис на столешницу. Гремят кружки-сковородки, и на мгновение мы замираем, рвано дыша и глядя друг другу в глаза.