Развод с драконом. Попаданка в жену генерала

Я выл. Не в голос — душой.

Мой дракон рвался наружу, рвал меня.

Он страдал так же, как и я.

Мы были едины в этой боли.

Я хотел, чтобы сердце остановилось.

Чтобы больше не чувствовать.

Но оно билось. С каждой секундой — всё мучительнее.

Я остался. А её — нет.

И это… Это была худшая из всех возможных пыток.

***

В это же время в Маузроге

***

Я проснулась резко. Сначала не поняла — ночь, темнота, потолок расплывается.

А потом боль пронзила бедро. Резкая, жгучая, как будто мне на кожу положили раскалённый металл.

Я вскрикнула, сжав зубы, прикусив губу до крови.

Метка. Она ожила!

Я включила свет ночника. Задрала ночную рубашку, посмотрела на бедро. Метка заканчивала формироваться.

Кожа словно вспучивалась изнутри. Горела. И с каждым мгновением становилось только хуже.

Но это было не все.

Хуже было в груди.

Боль там не просто пронзала — она рвала меня изнутри.

Будто кто-то забрался в грудную клетку и медленно, мучительно выдёргивал сердце — живое, трепещущее, связанное с чем-то важным, с кем-то… любимым.

Я задышала часто, судорожно. Слёзы катились по щекам.

Пальцы дрожали, когда я, едва ворочаясь, потянулась к прикроватной тумбочке.

С трудом откинула створку, нащупала баночку.

Мазь от ожогов.

Я пальцами выскребла густую массу и принялась намазывать её на кожу — там, где полыхала метка.

Боль отступила. А внутри меня разливались чувства горечи, боли, потери, одиночества и бессилия.

И это были не мои чувства.

Глава 42

Мне было так плохо, что я с трудом отодвинул безумие зверя куда-то на задворки сознания. У меня оставалось незаконченное дело — проверить собственный дом.

Как говорится: на ловца и зверь бежит. Потому что не услышать тот шум, что я устроил в кабинете, было просто невозможно. Я распахнул дверь, а в коридоре уже стояла Тильда.

В домашнем халате нежно-розового цвета, с распущенными белоснежными волосами и огромными глазами, как у оленя. И снова, как волной, накрыл меня её дурманящий аромат цветов… Только теперь от него мутило и тошнило. Дракон рвал грудь изнутри, требовал наказать мерзавку.

Я смотрел ей в глаза — не видел в них одержимости.

И не знал даже, что хуже: когда в человека вселился паразит, или когда он добровольно становится на сторону этих тварей. А ведь именно моя истинная была из этого числа.

Я едва сдерживался, чтобы не растерзать дрянь.

— Мой лорд… что случилось? — прошептала она испуганно, заглядывая мне за плечо, в кабинет.

А что там можно было увидеть? Гору мусора. Обломки, что остались от мебели. И по центру — кучка пепла. Точнее, праха.

— Ты кого-то там ищешь? — прорычал я.

— Бернард сказал, что приходил Эдмунд… — пробормотала она.

— Да, приходил. Ты ведь хотела с ним встретиться? Пожалуй, он тебе больше не поможет. Собственно говоря, никто тебе больше не поможет.

Я подошёл, взял её за плечо и повёл в сторону гостиной.

Она едва переставляла ноги, но я не обращал внимания. Пыталась сопротивляться, что-то спрашивала:

— Аданат… Аданат, что происходит? Ты делаешь мне больно!

Я толкнул её в кресло, сел напротив, положил локти на колени и, исподлобья, уставился на неё. Тильда хотела встать, но я прибил её взглядом обратно.

— Сидеть. Сейчас я тебя предупреждаю: от того, что ты мне скажешь, зависит твоя жизнь. Сверну тебе тонкую шею прямо сейчас или же отправлю гнить в темницу.

— О чём ты? Что происходит, Аданат? Я… я ничего не делала! Я вообще была только дома! Я не совершала ничего, не понимаю...

— Я хочу знать, почему от тебя пахнет, как от моей истинной? Что за метка у тебя на шее? И не советую выкручиваться и лгать. Моё терпение на исходе. И да, чтоб язык у тебя развязался — сообщаю: та самая кучка пепла, которую ты видела в кабинете, и есть Эдмунд. И я знаю, что он был Одержим. И с его подачи ты оказалась в моём доме. Оказалась моей «истинной». Я жду. И внимательно тебя слушаю, Тильда.

Как я и ожидал — Тильда разрыдалась. Стала размазывать сопли и слёзы по своему милому личику. Но меня это не трогало. Я смотрел сквозь неё, а в голове снова и снова прокручивал разговор с Эдмундом.

То, что он мне сообщил. То, что они убивали мою истинную дважды за сотню лет. А когда она родилась в другом мире — притянули её обратно.

У меня был ребёнок. И его не стало. Нет хуже участи для дракона.

Как же я сейчас ненавидел всех этих Одержимых.

Готов был рвать их голыми руками.

Внутри меня осталась только выжженная пустыня.

Ничего.

Никаких эмоций.

Совершенно.

Я смотрел на Тильду — меня не трогали ни её слёзы, ни вопли, ни причитания, ни мольбы о пощаде, ни жалобы, что её заставили, что она боялась, что не хотела выходить замуж за старика.

Мне было… просто наплевать.

Кажется, с теми словами Эдмунда во мне умерло всё человеческое.

А то, что осталось от зверя — требовало немедленной казни этой дуры.

Она поняла, что на меня ничего не действует.

Видимо, ей надоело плакать, и она все же решила все рассказать, заламывая тонкие руки. Однажды Эдмунд приехал к ней и предложил выгодную сделку. Она не хотела жить с этим бароном. Хотела большего. Тогда ей и предложили: организовать свадьбу с генералом Имперской армии.

Она не смогла отказаться.

Потом она рассказала всё — и о магии, с помощью которой Эдмунду удалось поставить эту метку, и о духах, чьим ароматом она благоухала — всё это было направлено на то, чтобы привлечь моего дракона, точнее одурманить его.

А ещё — что ритуал завершился бы, если бы я с ней переспал. Не знаю, что меня удержало тогда. Может, воля, может, что-то внутри. Но я не позволил себе этого.

И теперь, в ближайшем храме, я вознесу молитву наши Богам.

Как хорошо, что у меня ещё не до конца отсохли мозги. В этом всем дерьме, что окружает меня, я всё же смог понять, что с истинной и мною творится что-то не то. Но о том, что происходит на самом деле — даже подумать не мог.

Тильда закончила ныть и замерла. Смотрела на меня, не моргая, — ждала своего приговора.