Развод в 50. Муж полюбил другую
Шрифт:
Мой палец скользит по бумаге, и внезапно рука Самира накрывает мою. Его ладонь теплая и сухая, прикосновение легкое, но уверенное. Замираю, не смея поднять глаза, чувствуя, как сердце колотится так сильно, что, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди.
— Это потрясающе, Рания, — говорит он тихо, почти шепотом. Его голос звучит ниже обычного, с легкой хрипотцой. — То, что вы делаете для этих детей… Это настоящее чудо.
Поднимаю глаза и встречаюсь с его взглядом. В темных глазах Самира читается такое восхищение, что у меня перехватывает дыхание. Никто из мужчин не смотрел на меня так со дня ухода Рамазана.
—
Чувствую, как щеки заливает румянец. Жар поднимается от шеи к лицу, и я знаю, что сейчас должна выглядеть как спелый гранат. В свои годы краснею, как девчонка. Осторожно высвобождаю руку, делая вид, что нужно поправить чертежи, и отстраняюсь, возвращаясь на свое место. Кажется, сажусь слишком быстро. Самир садиться на свое место, не отводя о меня взгляда.
— Это не только моя заслуга, — отвечаю, стараясь скрыть смущение и унять дрожь в голосе. Пальцы нервно перебирают краешек блузки под столом. — У нас прекрасная команда.
Почему он так на меня действует? Мы знакомы уже три гола, и никогда раньше я не чувствовала такого волнения в его присутствии. Или чувствовала, но не позволяла себе этого осознавать?
— И всё же, — он слегка наклоняется вперед, сокращая расстояние между нами. Кресло скрипит под его весом, а свет настольной лампы создает золотистый ореол вокруг его силуэта. — Без вас этого бы не было. Иногда нужен один человек с большим сердцем, чтобы изменить мир. Пусть не весь мир, но хотя бы маленькую его часть.
Его слова находят отклик где-то глубоко внутри, словно задевая невидимую струну. В груди разливается тепло, а к горлу подкатывает ком. Сглатываю, стараясь не показать, насколько тронута. Самир всегда знает, что сказать, чтобы поддержать, воодушевить. В его присутствии я чувствую себя сильнее, увереннее.
Молчание затягивается, но оно не кажется неловким. За окном продолжает идти снег, хлопья становятся крупнее, а ветер усиливается, заставляя их кружиться в диком танце. В кабинете тепло и уютно, настольная лампа создает островок золотистого света, в котором мы словно отгорожены от всего мира.
— Вообще-то, я пришел пригласить вас на ужин, — произносит Самир с легкой улыбкой, нарушая тишину. Его голос звучит спокойно, но я замечаю, как пальцы слегка сжимают подлокотники кресла — единственный признак волнения. — Просто ужин, чтобы отметить успех вашего нового проекта. Что скажете?
Замираю, не зная, что ответить. Время словно останавливается, а в ушах начинает шуметь кровь. Мы встречались по делам фонда, разговаривали на благотворительных вечерах, но никогда не оставались наедине в неформальной обстановке. Это будет словно… свидание?
Свидание. Когда у меня последний раз было свидание? Кажется, еще в прошлой жизни. До свадьбы с Рамазаном. Тридцать лет назад.
Сердце колотится так сильно, что становится трудно дышать. Во рту пересыхает, а ладони, наоборот, становятся влажными. Опускаю взгляд на свои руки, замечая, как дрожат пальцы.
— Я… — начинаю и осекаюсь.
Что я скажу?
Что не готова? Что боюсь? Что мысль об ужине наедине с мужчиной, который не является моим бывшим мужем, пугает меня до дрожи в коленях? Что я не знаю, как вести себя на свидании, о чем говорить, как реагировать на комплименты?Глава 22
Поднимаю глаза и встречаюсь с взглядом Самира. В его глазах нет нетерпения или давления, только тепло и что-то еще… Не могу разобрать. Но от этого взгляда что-то переворачивается внутри, и я вдруг понимаю, что хочу согласиться, хочу узнать, что будет дальше, хочу провести вечер с этим человеком, который смотрит на меня так, словно я — самое удивительное, что он видел в своей жизни.
— Если вы не готовы, я пойму, — говорит Самир, и в его глазах нет ни тени осуждения или разочарования. Только понимание и принятие. Его пальцы перестают сжимать подлокотники и расслабленно лежат на коленях. — У вас столько дел, столько забот.
Он делает паузу, давая мне время подумать. Не торопит, не давит. Просто ждет, спокойно и терпеливо. И эта его способность ждать, не требуя немедленного ответа, почему-то придает мне уверенности.
— Нет, я хочу пойти, — произношу, удивляясь собственной решимости и тому, как уверенно звучит мой голос. — Спасибо за приглашение.
Слова вылетают до того, как я успеваю их обдумать, но, произнеся их, я не чувствую сожаления. Наоборот, меня охватывает странное чувство свободы и легкости, будто я сбросила с плеч тяжелый груз, который и не замечала раньше.
Его лицо светлеет, морщинки в уголках глаз становятся глубже от улыбки, а взгляд теплеет еще больше. Я вдруг понимаю, что он волновался, что я могу отказать. Мысль о том, что такой уверенный в себе мужчина может быть уязвимым, трогает меня до глубины души. В груди разливается тепло, и я не могу сдержать ответной улыбки.
— Тогда завтра в восемь? — предлагает он, и в его голосе появляется новая нотка — радостная, легкость. Он слегка подается вперед, словно хочет сократить расстояние между нами. — Я заеду за вами.
— Да, в восемь, — киваю, чувствуя, как щеки снова заливает румянец. Отвечаю оторопело и тихо. — Я буду готова.
Наши взгляды встречаются, и на мгновение между нами возникает какая-то невидимая связь. Словно нить, протянувшаяся от сердца к сердцу. Время растягивается, а потом Самир моргает, разрывая контакт, и поднимается из кресла.
— Тогда до завтра, — говорит он, застегивая пуговицу пиджака. Его движения плавные и элегантные, уверенные. — Жду с нетерпением.
Он делает шаг к двери, потом останавливается и оборачивается:
— И, Рания… — его голос становится мягче, ниже. — Спасибо.
Прежде чем я успеваю спросить, за что он благодарит, Самир улыбается и выходит из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь. А я остаюсь сидеть, глядя на закрывшуюся дверь и чувствуя, как сердце все еще колотится где-то в горле.
Когда за ним закрывается дверь, я долго смотрю на букет лилий и пытаюсь разобраться в своих чувствах. Их аромат наполняет комнату, смешиваясь с едва уловимым запахом его одеколона, который, кажется, все еще витает в воздухе. Провожу пальцем по краю лепестка — нежного, бархатистого. Что это? Просто потребность в общении? Или начало чего-то нового?