Развод в 50. Муж полюбил другую
Шрифт:
Сегодня особенный день — восемнадцатилетие Лейлы. Дом полон гостей, музыки и смеха. Воздух пропитан ароматами цветов и дорогих духов, от которых слегка кружится голова. Звон бокалов, шелест нарядных платьев, приглушенные разговоры — все это создает особую атмосферу праздника, которая обволакивает, как теплый кокон.
Моя девочка выглядит ослепительно в сиреневом платье, которое было пошито по ее дизайнерскому эскизу. Шелк струится по ее фигуре, подчеркивая грациозность движений. Она счастлива и окружена вниманием, в основном благодаря своей популярности в социальных сетях. За последние месяцы число ее подписчиков перевалило за полмиллиона.
Как
Наш просторный дом, в последние месяцы такой тихий, сегодня полон жизни. В гостиной с высокими потолками и хрустальными люстрами, отбрасывающими мягкий свет на кремовые стены, собрались друзья Лейлы — молодые, яркие, энергичные. В их глазах читается восхищение, когда они смотрят на мою дочь. В столовой накрыт стол с изысканными закусками — от традиционных блюд нашей кухни до модных веганских десертов, которые так любит молодежь. Официанты в белых рубашках бесшумно скользят между гостями, предлагая напитки.
Чувствую легкое покалывание в кончиках пальцев от волнения. Хочется, чтобы этот день был идеальным для Лейлы. Особенно после всего, через что ей пришлось пройти из-за развода родителей.
Замечаю, как Мурад нервно поглядывает на часы, его пальцы барабанят по столешнице из темного дерева, а брови сдвинуты к переносице — точь-в-точь как у отца, когда тот беспокоился. Подхожу к нему, чувствуя, как каблуки мягко утопают в плюшевом ковре:
— Все в порядке, сынок? — кладу руку ему на плечо, ощущая напряжение его мышц даже через ткань пиджака.
Мурад вздрагивает, словно я вырвала его из глубокой задумчивости. Его глаза, такие же карие, как у Рамазана, на мгновение избегают моего взгляда.
— Да, просто… — он осекается, проводит рукой по волосам, нервным жестом поправляет галстук, а затем решается. Голос звучит тише обычного, с хрипотцой. — Папа обещал прилететь на праздник. Его рейс должен был приземлиться два часа назад, но он до сих пор не приехал и не звонит.
Что-то внутри меня обрывается, словно лопнула туго натянутая струна. Холодок пробегает по позвоночнику, а во рту мгновенно пересыхает. Рамазан здесь? В нашем городе? За эти месяцы я почти убедила себя, что перевернула эту страницу своей жизни. Стены, которые я так старательно возводила, грозят рухнуть в одночасье. Но стоило услышать о его приезде, как сердце предательски забилось чаще, а дыхание стало поверхностным, будто кто-то сдавил грудную клетку.
Глупо, как глупо. Ты уже не молоденькая девочка, чтобы так реагировать на упоминание бывшего мужа.
— Может, рейс задержали, — говорю спокойно, хотя руки начинают дрожать, и я прячу их в складках платья. Язык словно прилипает к нёбу, и каждое слово дается с трудом. — Не волнуйся, он найдет способ поздравить Лейлу, даже если опоздает на праздник.
Мурад кивает, но в его глазах я вижу сомнение, которое он пытается скрыть слабой улыбкой. Морщинка между бровями становится глубже. Он же знает отца, Рамазан никогда не опаздывает. Если он не здесь, значит, он не прилетел вовсе.
— Надеюсь, с ним все в порядке, — добавляет Мурад, и в его голосе слышится искреннее беспокойство. — Я пытался дозвониться, но телефон переключается на голосовую почту.
Я сжимаю его руку, чувствуя, как сердце сжимается от материнской боли за сына, который, несмотря на возраст, все еще ждет отца, все еще нуждается в его одобрении.
— Он позвонит, — говорю с уверенностью, которой не чувствую. — А теперь давай не будем омрачать праздник
Лейлы нашими тревогами.Возвращаюсь к гостям, пытаясь сохранять улыбку, хотя щеки уже болят от напряжения. Каждый раз, когда открывается входная дверь, сердце подпрыгивает к горлу. Это он? Нет, просто опоздавший гость. В конце концов, это день Лейлы, и ничто не должно его омрачить. Даже отсутствие человека, который когда-то был центром нашей семьи.
Вечер в разгаре, воздух становится теплее от множества тел, звуки музыки и разговоров сливаются в приятный гул. На стенах танцуют отблески света от диско-шара, который принесли друзья Лейлы. Фарид сидит в углу с несколькими друзьями, что-то оживленно обсуждая — наверное, предстоящую учебу в Лондоне. Мама тихо беседует с соседкой, периодически поглядывая на внуков с нескрываемой гордостью.
И вдруг я замечаю, как Лейла отходит в сторону, отвечая на звонок. Ее лицо, только что сияющее от счастья, вдруг становится серьезным. Она прижимает телефон к уху так крепко, что костяшки пальцев белеют. По ее лицу вижу — это он. Мои легкие словно сжимаются, не пропуская воздух. Почему он звонит, а не приезжает? Что случилось?
Она говорит недолго, кивает, словно собеседник может ее видеть, затем что-то резко отвечает и нажимает отбой. Несколько секунд стоит неподвижно, глядя на погасший экран телефона, ее плечи слегка опущены, а в глазах — блеск непролитых слез. Затем, словно стряхнув с себя оцепенение, она расправляет плечи, поднимает подбородок и возвращается к гостям, но улыбка на ее лице уже не такая искренняя. В уголках губ появляется напряжение, а глаза не улыбаются вовсе.
Она так похожа на меня в этот момент — пытается быть сильной, скрывать свои чувства за маской благополучия.
Музыка, смех, звон бокалов — все продолжается, но для меня в комнате словно повисает тяжелый туман разочарования. Не за себя — за дочь, которая заслуживает полного счастья в такой день.
Позже, когда большинство гостей разошлись, оставив после себя пустые бокалы, недоеденные закуски и воспоминания о приятном вечере, нахожу ее одну на террасе. Прохладный ночной воздух пробирает до мурашек, но она, кажется, не замечает холода. Лейла смотрит на звезды, обхватив себя руками за плечи, хотя вечер теплый. Лунный свет серебрит ее волосы, делая похожей на сказочную принцессу.
Доски террасы поскрипывают под моими шагами, выдавая мое присутствие. В ночной тишине этот звук кажется особенно громким. Звезды мерцают на бархатном небе, как рассыпанные драгоценности. Где-то вдалеке слышен приглушенный шум города — машины, музыка из ресторана на соседней улице, чей-то смех.
— Он не прилетит, да? — спрашиваю мягко, подходя ближе. Мой голос звучит неуверенно, словно я боюсь услышать ответ.
— Нет, — отвечает она, не поворачиваясь. Ее профиль четко вырисовывается на фоне ночного неба. — У Зумрут начались осложнения, врачи рекомендуют постельный режим. Он не может оставить ее одну.
В голосе дочери слышится обида, которую она пытается скрыть за показным равнодушием, но я слишком хорошо ее знаю. Ее пальцы нервно теребят подвеску на шее — маленькую золотую звездочку, подарок Рамазана на ее шестнадцатилетие. Но в голосе есть и понимание тоже. Она взрослая, она знает, что беременность — серьезная вещь. Особенно с осложнениями.
Проклятая ирония судьбы — Рамазан всегда был рядом, когда у меня были осложнения с Фаридом, а теперь история повторяется с другой женщиной.