Развод. Между нами только ненависть

— Это не свидание, — строго заявляю я, но мой голос на последнем слоге все возмущенно дрожит, — а… ну… деловая встреча?

— О деловых встречах я не отчитываюсь, — хмыкает Марк.

— А о свиданке бы со мной перед Фаиной отчитался?

Все. Я потеряла контроль. Я это понимаю по вспыхнувшему огоньку самодовольства в глазах Марка.

Я хотела его пристыдить, а все пришло к тому, будто я сейчас напрашиваюсь на секретное свидание с ним.

Как у него это получилось?

Мне лучше молчать, а то потом мне останется только краснеть и злиться.

— Ну… — он неожиданно подается в мою сторону, и я с трудом удерживаю себя от того, чтобы не отпрянуть, — если стоит вопрос о свиданке, Оля, то перед тем, как мне тебя позвать на нее, то я ведь должен отказаться от Фаины, — щурится, — а иначе ты, как гордая и сильная женщина, откажешь мне. Вот и выходит, что мне не придется ни перед кем отчитываться.

— Я тебе все равно откажу, — в гневе щурюсь я.

— Так я и не зову, Оля, — он обнажает зубы в хищном пугающем оскале.

Он сейчас без труда может взять и поцеловать меня. Против воли, игнорируя мои крики, борьбу и слабые удары кулаками.

Я прям вижу себя и Марка в роли книжных героев из тех сюжетов, которые на долгое время забрали меня у мужа, но… мы не на страницах книги, на которых одержимый мужик теряет голову от запаха той самой женщины.

Забавно, когда Марк был только моим и когда я могла его обнять, поцеловать, погладить, то я не хотела его.

А теперь… я сижу рядом и думаю о его руках и губах, вкус которых я уже забыла. Он стал для меня запретным плодом, и я возжелала его.

Это неправильно.

Отворачиваюсь от Марка и поглаживаю переносицу и спинку носа. Марк все также внимательно следит за мной. Изучает, как хищник жертву.

Нет. Он не будет хватать, зажимать, насиловать и затыкать рот сухой горячей ладонью.

Я задела его мужское любопытство. Выбилась из роли испуганной слюнявой Оли, которая сбежала из дома и бросила сына, и теперь он должен понять, что конкретно во мне изменилось.

Как-то он сказал мне, что для мужчин исследование женщины, ее повадок, ее настроения уже, по сути, прелюдия.

Как давно это было. На одном из первых свиданий, и я тогда была ошарашена мужской мудростью в его-то юные двадцать лет. После этих тихой и хриплой я его долгие взгляды воспринимала уже как ласку, от которой становилось жарко и голова кружилась. Он раздевал меня глазами, целовал, гладил…

Я забыла о тех словах, а сейчас они всплыли, и я краснею, как краснела тогда, тридцать лет назад.

Похоже, я многое забыла о своем муже и о себе, и заменила нашу жизнь жизнями и страстями выдуманных людей.

— Ты столько золота на себя надела, чтобы барона впечатлить? — хмыкает Марк. Слышу в его голосе легкую провокацию, от которой в животе мягко тянет. — Я откуда-то знаю, что они уважают мужчин, — смотрю нам Марка с вызовом, — у которых жены осыпаны золотом. Я все еще твоя жена. Для тебя это безвкусица, возможно, но для барона…

— А я не говорил ни слова о безвкусице, — вновь откидывается назад. — Тебе золото идет. И, — усмехается, — капелька дерзости.

Глава 41. А потом?

Зря я напросилась с Марком к цыганам. Хотела показать, какая я сильная и смелая, но вышло так, что я сижу рядом с расслабленным Марком красная, пристыженная и молчаливая.

Ему понравилась моя легкая дерзость?

Что это, блин, вообще было?!

Как я допустила такую ситуацию, в которой я едва могу дышать и вся нагрелась, как печка.

Я даже сама чувствую, как от меня расходятся волнами жар и смущение.

— Откуда ты столько знаешь про цыган? — интересуется Мрак.

Машина сворачивает с шоссе на узкую дорогу, что ведет в сторону одного из пригородных поселков: крепкие кирпичные дома, красные крыши, высокие каменные заборы.

Кортеж из черных внедорожников мрачно следует за нами.

— Без понятия, — сдавленно отвечаю я.

Опять замолкаем.

Напряжение растет, даже Валерий за рулем начинает нервничать. Каждые три минуты почесывает шею и тихо постукивает по баранке.

На несколько секунд закрываю глаза и благодарю себя за женскую предусмотрительность: я надела под белье ежедневную прокладку. Без нее на платье могло бы проступить влажное пятнышко.

Глупо отрицать.

Я возбудилась от вибрирующего тембра Марка, его смеха, его взглядов, его провокаций и особенно от его слов, мне идет золото и дерзость.

Какая я слабая дура.

Наша машина и кортеж медленно въезжают на центральную улицу поселка. Движемся мимо домов. Из калиток выглядывают чернявые детки, испуганные смуглые чернобровые женщины.

Впереди дорогу преграждает тощий скрюченный старик: седой, глаза впали, нос длинный с выразительной горбинкой, глубокие черные морщины и кустистые брови. Валера с недовольным вздохом тормозит.

Дедок вскидывает к небу кулак, орет в нашу сторону неразборчивые ругательства на своем грубом языке и плюет под ноги.

К нему выбегает молоденькая девчушка в зеленой водолазке и черном сарафане, кидает испуганный взгляд на нашу машину и тащит старика прочь.

Красивая такая. Оливковая кожа, черные большие глаза и толстые косы.

Старик еле шаркает ногами.

— И вот это было Вороном, — печально и разочарованно вздыхает Валера.

Я недоуменно смотрю на Марка. О каком Вороне идет речь?

— Половину жизни провел на зоне, а другую половину, — Марк хмыкает со смесью уважение и брезгливости, — грабил, убивал, пытал, вырезал целые семьи…

Марк замолкает, когда мои глаза округляются до последнего предела.

— Ты сама спросила, — приглаживает волосы, — но этот старичок, который сейчас и имени своего не помнит, был своего рода легендой.

Кусаю губы. Смотрю на старика, а потом на Марка.

Он такой же?

— А у тебя… тебя есть прозвище? — решаю начать с безобидного вопроса.

— Меня зовут по имени-отчеству, — Марк деловито поправляет галстук под воротом рубашки. — Оля, мы из разных категорий с Вороном. Я работаю, — серьезно смотрит на меня, — немного иначе.

— Но пальцы ломаешь…

— Но не жизни целых семей, — Марк ухмыляется. — Не сжигаю дома с запертыми в них стариками, женщинами и детьми.

— Какой ужас, — вновь перевожу шокированный взгляд на слабого старика, который совсем не помнит, какой мразью был. — Я не верю.