Развод. Ошибку не прощают
Шрифт:
– Значит, – утверждает обратное. – Ты красивая. Ты такая необыкновенная. Светишься, смеешься. Я рад, что ты счастлива, веришь? Несмотря на непонимание вначале, все равно ты охеренная, Ир.
– Прекрати!
– Нет. Я думал разлюбил тебя. Нет… Все не так. Теперь я не вру, ценишь момент? – неопределенно усмехается.
Не знаю, что сказать. Пытаюсь вывернуться, но бесполезны слабые трепыхания. Его слова вызывают дикое волнение. Вода теплая, а меня сильно морозит. Крупными мурашками обсыпает тело. Неосознанно провожу рукой по плечам, пытаюсь согнать. Андрей следит за движением и, черт побери, останавливает
С трудом перевариваю слова о любви. Преувеличивает. Не верю. Да бред же!
– Прекрати, – тихо прошу.
– Поцелую, Ириш.
– Не дури.
Говорю строже и пытаюсь уплыть.
Наверное, я забыла, что такое сильные мужские руки. Ковалев, изменившись лицом, резко перехватывает и кольцует. По итогу одной рукой держусь за скобу, а вторая заблокирована. Андрей прижимается лицом и шумно вдыхает мой запах.
Слабею мгновенно. Он мощный, сильный и властный. Мне невольно хочется покоряться бывшему как женщине. Хотя бы один раз почувствовать бурю после долгого затишья. Против воли тянусь ответно и замираю. Что за метания, не могу себя понять. То хочу, то не хочу… Женская натура.
Оправдываюсь перед собой, небом и землей, хотя кому я что должна, скажите? Кто знает на Занзибаре обо мне хоть что-то? Даже если я сейчас совершу то, о чем буду жалеть, то это лишь моя вина.
Грех… Ковалев – грех… Но какой же сладкий…
– Ирка, – срывающимся шепотом произносит. – Ира. Скажи только одно слово. Я же вижу.
– Целуй.
Точка невозврата срабатывает. Я не знаю кто кого сильнее сминает и захватывает. Наш поцелуй грубый, но страстный до одури. Жаркий, как палящее солнце в самой засушливой пустыне. Жадный.
Его губы вводят в исступление. Андрей пожирает меня в буквальном смысле. Я подставляюсь и льну, как кошка. Не побороть себя, не победить, не остановиться. Что же мы делаем? Обвиваю ногами за пояс, глажу и ворошу мокрые пряди. Мы целуемся как подростки, которые впервые вкусили мед губ, не в силах оторваться друг от друга.
– Не разлюбил, Ириш, – вдруг шепчет он. – Все обман был. Только ты всегда главной была.
– Андрей, – не открываю глаза. – Это всего лишь момент. Все пройдет, как только вернемся на берег.
– Нет, – машет головой. Впивается горящим взглядом и снова отрицает. – Нет.
– Тс-с-с, – прижимаю палец. – Пора подниматься. Слышишь дочка зовет.
С палубы и правда доносится голос Вари. Мы вынуждены вернуться. Поднявшись, расходимся в разные стороны. Андрей уходит на корму и остаток пути домой молчит. Изредка бросает на нас задумчивый взгляд.
Дома все также. Он молча ужинает и потом уходит в свою комнату. Понимаю и не обижаюсь. Мне тоже есть над чем подумать. Занимаюсь уставшей дочкой, мою ее и укладываю спать. Варя отрубается моментально.
Минута свежего воздуха и тоже усну. Вдыхаю свежий морской бриз. Температура падает, становится прохладнее. Ухожу полностью в свои мысли, перевариваю слова Ковалева, пока на плечи не падает теплый плед и не раздается голос.
– Идем ко мне в спальню.
Глава 37
– Ир, я скучал, – обхватываю пылающее лицо двумя руками. – Правда скучал, – еложу по щекам губами, вдыхаю
ее запах. – Только сейчас все понял. Только теперь. Ты все еще моя, Ирка… Моя! Понимаешь?Она молчит. Вцепилась что есть сил в запястье, царапает ногтями и опускает глаза. Я не могу от нее оторваться. Не могу!
Все что чувствовал когда-то возвращается с новой силой. Описать невозможно как накрывает. Наверное, так ощущает себя тонущий человек. Захлебываюсь, блядь. В животе подмывает и стягивает.
Я ее люблю. Всю гребаную неправильную жизнь люблю. Даже когда скотство творил, искал путь к запретному, все равно любил. Грязно да, но что же теперь каяться.
Никакие женщины не в силах занять место в подлом сердце. Оно такое у меня, да. Признаю. Отчищаться смысла даже сам перед собой не вижу.
– Мы совершаем ошибку, – шелестит она, прижимаясь к моей ладони щекой.
– Какая ошибка, – веду по горячим губам подушечкой пальца. – Ошибкой было то, что уехала.
– Андрей!
Затыкаю рот поцелуем. Сегодня это излюбленное занятие. Моя Ириша греховно пьянит, расшатывает и без того рыхлую почву под ногами. Дурею! Слетаю с катушек окончательно. Все, что хочу в жизни – она.
– Сюда иди.
Трусь лицом, щеки зацеловываю. Слизываю влагу с кожи, вкушаю запретный запах. В голове начинает шуметь сильно и гулко. Одномоментно все органы начинают тарабанить со страшной силой. Ее близость забивает все рецепторы, напитывает отчаянной ошалелостью.
– Что мы делаем, Андрей, – шелестит, а сама сильнее прижимается.
Робкая попытка Ириши сносит голову. Как семнадцатилетний шкет с ума схожу от близости женщины. Глажу, тискаю, сжимаю. Не могу натрогаться вволю, насмотреться.
– Ир, – ласкаю дрожащую шею, утыкаюсь в копну волос. Нахожу ушко и сипло шепчу. – Ириша… Маленькая… Так тебя не хватает. Что мы натворили?
Она замирает. Я понимаю, что ей снова больно, но и мне тоже несладко. Шурупом в виски вкручивается боль потери, разлуки, собачьей тоски. Обливает горечью разочарования прожитой ошибки. Есть ли прощение? Готов у пророка ответ искать, чтобы знать, прощают ли женщины ошибки?
– Мы? – судорожно вздыхает. Мнет в пальчиках ворот поло. Они такие холодные, будто лед туда запаян. – Да, – качает головой. – Мы.
– Родная, – задыхаюсь от нахлынувших чувств. – Родная моя, прости. Вы жизнь моя.
Шепчу отчаянным сорванным голосом. Орать охота зверем, но ничего не исправить громким криком. Теперь что есть разгребать нужно. Кому что в жертву принести, я готов, только пусть они ко мне вернутся.
– Я… не знаю… Все слова, Андрей, – легонько бьет в грудь. – Только слова.
– Милая моя, любимая, – ломаюсь внутренне. Гнусь расплавленным столбом под высокой температурой чувств. – Что мне сделать? Скажи только.
Не отпускаю от себя ни на секунду. Горю рядом с ней в очистительном огне, пылаю ярким костром. Все становится сокрушительно крошечным, никчемным и безликим.
На хер бизнес, к черту дела, в жопу положение, у меня жизнь на кону. Все к чему шел готов похерить, если только прикажет мне.
Жду единственного жеста, намека. Жму сильнее к себе, пластаю на груди. Вылазит наружу демоническая потребность, чтобы Ира рядом была постоянно. Именно сейчас ярче понимаю, что любил и люблю только ее. Даром никто не сдался.