Развод. Предателей не прощают!

– Да ну, перестань, – Витя взмахивает рукой, словно отмахивается от надоедливой мухи. – Меня тошнит от этих твоих ужинов по расписанию, от того, как ты варишь мне супчики, потому что «у тебя же больная поджелудочная»! Меня тошнит от твоих суперполезных завтраков, слышишь?

Я молчу, поражённая тем, насколько сильно изменился его тон, насколько глубока его неприязнь.

– Ань, послушай, – он садится в кресло напротив меня. Набирает в лёгкие воздух. – Нам надо поговорить. Нам, вообще-то, давно уже нужно было это сделать.

– Говори.

Он долго смотрит на меня, будто взвешивает в уме каждое слово.

– У меня… – он запинается, и мне кажется, что этот момент длится вечность. Я уже знаю, что он скажет, но всё равно надеюсь, что ошибаюсь. – У меня есть другая женщина.

– У тебя есть… Прости, мне показалось, ты сказал…

– Другая женщина, да. Тебе не показалось. Её зовут Вика, – говорит он, избегая моего взгляда. – И она беременна. От меня.

Всё, что я знала, всё, во что верила, рушится прямо у меня на глазах. Грудь сдавливает боль, мешая дышать.

Мир трескается по швам.

Впиваюсь ногтями в диванную подушечку, стараясь сохранить самообладание и не рухнуть в разверзнувшуюся передо мной пропасть.

– Ты изменил мне? – я почти шепчу, но слова все равно звучат, как раскат грома в тишине.

– Да, – отвечает он, не колеблясь. – И это лучшее, что я сделал за последнее время. Понимаешь, я устал. Я чертовски устал. Я будто белка в сраном колесе. Нескончаемый день сурка! С тобой я словно в тюрьме. Всё по порядку, по правилам, а с ней… С ней страсть, эмоции. Я снова почувствовал себя молодым и всемогущим, Ань! Я ожил! Всё изменилось. Я изменился. И жить, как раньше, больше не могу.

Ком в горле душит.

Я вот-вот разревусь!

Нет, Аня, поплачем мы потом! Закроемся в ванной и от души порыдаем, а сейчас постараемся выйти из этого разговора с гордо поднятой головой!

– Она молодая?

– Двадцать три.

– Двадцать три! – Не могу сдержать горький смех. – Господи, Вить! Ты серьёзно?

– Возраст не имеет значения. Я её люблю.

Тру пальцами переносицу, пытаясь осознать, что это реальность, а не дурной сон.

– Хорошо. Раз уж ты так решил, я препятствовать твоему счастью не буду. Собирай вещи и проваливай к своей Вике.

– Нет, Ань, ты не поняла. Я хочу, чтобы ты уехала. Вика беременна, и у нас будет ребёнок. Ты должна освободить дом, скоро у нас будет семья.

Уехала? Я должна уйти?

Я…

Мне нечего сказать. Никакие слова не могут передать тот ураган эмоций, который бушует во мне.

– Ты хочешь, чтобы ушла я? Изменил ты, а уйти должна я? Ахренеть, Вить! Молодец! Классный план! А о нас с Машей ты подумал?

– Подумал. Я подумал обо всём. Я буду заботиться о Маше, буду платить алименты и не оставлю вас на улице. Я сниму вам квартиру. Тебе так будет даже удобней до школы добираться. Но Вика… Она ждёт ребёнка. Моего ребёнка. И я должен быть с ней. Я должен заботиться и о них тоже.

– Заботиться? – Почти кричу я, вставая с дивана. – Придумал, как выбросить нас с Машей из жизни, словно ненужные вещи, и доволен! Замечательный отец, ничего не скажешь!

Он вздрагивает от моих слов. Не смотрит мне в глаза. Я больше не вижу в нём человека, которого знала.

Передо мной какой-то незнакомец, на лице которого застыла маска отстранённого безразличия.

– Я не хочу, чтобы всё закончилось так, – он качает головой, словно хочет убедить и меня, и себя. – Я не хочу делать вам больно. Но мне нужно это сделать. Я должен быть с Викой. Я должен начать новую жизнь и попытаться снова стать счастливым. Ань, ведь жизнь у нас одна… Так страшно просрать её не на того человека.

– Просрать не на того человека? – Зло усмехаюсь я. – Интересно, как стремительно мы попали из точки «Вместе навсегда» в точку «Вы мешаете мне быть счастливым»!

– Ань, пожалуйста, не нужно всё усложнять, – Витя тоже встаёт, и теперь мы стоим почти вплотную друг к другу, надсадно дыша. – Мне и так тяжело. Пожалуйста, просто… просто уезжай.

Я не могу в это поверить.

Не могу понять, как человек, которого я любила, который был со мной столько лет, может так спокойно говорить о том, что разрушил нашу семью, да ещё и просить меня уехать!

– Ань, – он протягивает руку, словно хочет утешить, но я отступаю.

Я не могу позволить ему коснуться меня.

Мне мерзко и тошно от осознания, что так же он касался другой женщины, утешая и лаская.

Какой подонок! Какой же мерзавец!

– Нет, – решительно качаю головой. – Мы с Машей никуда не уйдём отсюда. Это и наш дом тоже.

– Это не просьба.

– А что? Приказ? Засунь свои приказы себе в задницу, любимый.

Лицо Вити каменеет. В его взгляде читается раздражение и удивление.

Не ожидал отпора?

Выкуси!

– Ты сделаешь только хуже, Ань. Подумай о Маше. Тебе лучше уйти по-хорошему.

– А вот угрожать мне не нужно. Оставь запугивания для своих малолеток. Ты можешь быть с кем угодно, ты можешь трахать кого угодно, но это наш дом. И я не позволю тебе его отнять.

Резко развернувшись, выхожу из гостиной и закрываюсь в ванной.

Включаю воду.

А вот теперь можно и поплакать…

Глава 3

Анна.

Ночная ссора преследует меня, не отпуская даже во сне. Я просыпаюсь за час до будильника, убитая и раздавленная, с ощущением тяжести в груди, и замираю, не желая начинать новый день.

Рядом шуршит постельное бельё – Витя спит, развалившись на всю вторую половину широкой кровати.

Со стоном прячусь под одеяло.

Я думала, после подобных ссор джентльменам полагается занимать кровать в гостевой комнате в наказание, но Виктор, кажется, не чувствует себя виноватым и наше семейное ложе покидать не планирует.

Ах да! Это я должна была его покинуть, по мнению мужа!

Я всё ещё не могу осознать произошедшее. Мужем он теперь может считаться лишь с огромной натяжкой.

Витя так холодно и безразлично рассказал мне о другой женщине… Так буднично, словно сообщил о том, что ему нужно купить новые ботинки.

Витя снова шевелится рядом, и я чувствую, как нарастает во мне напряжение и злость.

Хочется накрыть его подушкой и…

Ух!

Стоп, Аня. Ты взрослая, мудрая женщина.

Соберись!