Развод. Предателей не прощают!

– Я работал ради нашей семьи!

– Я тоже работаю ради нашей семьи.

– Ой, Ань, сравнила жопу с пальцем! Прости, конечно, но ты своими жалкими учительскими копейками передо мной даже не тряси, – разрезает он воздух ребром ладони. – Не впечатляет!

– Вот как, значит? Не впечатляет? А десять лет назад, когда у нас с тобой на двоих была лишь дырка от бублика, тебе моя зарплата не казалась такой смешной. Может, ты забыл, откуда у тебя бизнес? Забыл, чью квартиру мы продали, чтобы наскрести деньги на стартовый капитал, м? И пока ты не раскачался, на чьи жалкие учительские копейки мы выживали?

– Вспомнила, – усмехается. – Как мелочно, Анют. Будешь меня этим попрекать? Хорошо, сколько ты мне дала тогда? Два миллиона? Сегодня же эта сумма упадёт на твой счёт.

– Нет, Вить, меня такой расклад не устроит. Я понимаю, ты теперь человек важный. Ты уже не тот простак с нулём в кармане. Но не нужно со мной разговаривать так, словно ты подобрал меня с помойки. Это не я тебе обязана. Это ты обязан мне, так что будь добр, собирай шмотки и проваливай к своей малолетке.

– Значит, война? – жёстко сжимает он челюсти.

Ничего не отвечаю.

Резко разворачиваюсь и выхожу из кухни, чувствуя, как внутри всё трясётся от злости и обиды. Ещё не хватало, чтобы он диктовал мне, как поступать!

Забрать Машу и уйти?

Нет уж, я остаюсь здесь. Пусть сам решает, что делать, если ему что-то не нравится.

Я столько сил угрохала в этот дом.

Здесь каждая деталь подобрана с любовью и трепетом. Каждая мелочь на своём месте.

А мой сад? Что будет с ним?

Моим гортензиям уже шесть лет, они старше Маши! Сколько у меня там сортов – не счесть. Есть и капризные очень, за которыми особый уход нужен.

Я каждый листочек, каждый цветочек помню, потому что собственными руками каждый год привожу это всё в порядок.

Мои цветы – тоже мои детки. Я не могу их бросить.

Да и на кого?

Вите по боку сад, а эта его Вика… Сомневаюсь, что она хоть раз в руках садовый инвентарь держала.

Погубят. Точно погубят.

Витя думает, что всё можно решить простыми угрозами, но я не сдамся так легко.

Пока муж готовит себе завтрак, я отсиживаюсь в своём кабинете. Нет, это не трусливый побег, а стратегическое отступление. Мне нужно собраться с силами, потому что целый день в школе придётся улыбаться детям.

Только когда дверь за Витей закрывается, я выхожу из кабинета, чтобы разбудить Машу и собрать её в садик.

После Вити на кухне бардак. В сковороде подгоревший омлет, к которому муж даже не притронулся, решив, видимо, обойтись чашкой чая.

Что ж, все решения приняты. И теперь нам обоим предстоит мириться с последствием своих выборов.

Глава 5

Анна.

У меня «окно» между уроками.

Сижу в своём кабинете, погружённая в электронный журнал. Вношу оценки за последние творческие работы детей.

Трудно сосредоточиться: мысли просто неуправляемы, и то и дело возвращаются к утреннему разговору с Витей.

В голове пульсируют вопросы: как далеко он готов зайти в своём решении устранить меня из своей жизни? А как далеко готова зайти я?

Главное – не идти на поводу у эмоций.

Мне нужна холодная голова и львиная доля здравого смысла, чтобы не превратить свою жизнь в сплошную грязь. Я не хочу разворачивать целую военную кампанию, но мне искренне непонятно, почему именно я должна покинуть дом.

Ведь это не я решила начать новую жизнь, а Витя.

Вот пускай и начинает. С чистого листа.

Меня же всё устраивало в моей прошлой жизни, в том числе уютное гнёздышко, которое я создавала долгие годы.

Такое решение кажется мне справедливым и честным, но если Витя начнёт жестить, мне придётся отступить, чтобы не подвергать себя и Машу опасности. Я лишь надеюсь, что Витя не станет впадать в крайности. Он жёсткий человек, когда дело касается финансового благополучия. Именно благодаря этому качеству его бизнес и разросся, стал приносить ощутимый доход. Но готов ли он так же хладнокровно крушить врага, если этим врагом станем мы с Машей?

Я ребёнок, выросший в детском доме. И ещё с малых лет усвоила одну вещь: нельзя сдаваться без боя. Нельзя давать слабину, потому что этим обязательно воспользуется кто-то более расторопный и сообразительный.

Вот и сейчас, подчиняясь закреплённому на подкорке рефлексу, я зубами готова вцепиться в то, что мне дорого.

Мой дом – это не просто куча кирпичей и стильная мебель.

Мой дом – это место моей силы.

Там росла моя дочь. Делала свои первые шаги, произносила первые слова.

Сколько любви и радости видели эти стены!

А теперь какая-то малолетка придёт туда и начнёт наводить свои порядки?

Нет уж!

В кабинет стучат, и тут же дверь распахивается. Оля, как всегда взмыленная, шустро забегает ко мне, цокая каблуками.

– Ань, есть чистая бумага А4? У меня закончилась, а мне срочно нужно распечатать информацию на стенд.

– В шкафу, в третьем левом ящике, – отвечаю на автомате, продолжая стучать по клавиатуре.

Оля подходит к шкафу, находит бумагу, но тут же снова оборачивается ко мне.

– А кнопки есть?

– В верхнем правом, – киваю я, всё так же не отрывая глаз от монитора.

Оля достаёт кнопки, но. вместо того чтобы уйти, задерживается и пристально на меня смотрит.

– Я тебе поражаюсь! Как ты всё это помнишь? Кажется, тебя среди ночи разбуди, и ты скажешь, где у тебя…

– Оль, – поднимаю на неё взгляд, перебивая. – Я развожусь.

– Разво… Что? – расширяются от шока и без того огромные глаза подруги.

– Витька… – начинаю я, но слова застревают в горле, и мне приходится прилагать усилия, чтобы вытолкнуть их наружу. – Витька молодую любовницу завёл.

– Погоди, чего?

– Да, нашёл другую. И сделал ей ребёнка.

– Чего?!

– А теперь хочет, чтобы мы с Машей покинули дом.

Я на миг замираю, чувствуя, как что-то внутри надламывается в очередной раз.

– Ты шутишь? – Оля хлопает ресницами. Лицо её вытягивается в овал, челюсть слегка отвисает.

– Если бы, – я грустно усмехаюсь. – Он сказал, что я ему надоела. Душная. Что он больше не может жить со мной и Машей, и нам нужно освободить место для его новой семьи.