Развод. Уходи навсегда

Тридцать пятая глава

Я проснулась, не понимая, где я и что происходит. Открыла глаза и увидела только смутные очертания предметов. Темнеющие балки на более светлом потолке. Вдохнула, вытянув руку из-под одеяла, и замерла.

В приоткрытую форточку большого полукруглого окна на мансарде пахнуло прохладой и послышались несмелые звуки пичуг. Я встала, зацепив за собой одеяло, и подошла босиком к окну.

Сквозь кроны сосен виднелась зарождающаяся утренняя заря и только-только посветлевший край неба.

Смешно перебирали лапками синички на балконе и тихонько посвистывали, собираясь в стайки и разбегаясь вновь, суетясь по своим важным птичьим делам. Недалеко поскрипывал и вздыхал ещё какой-то птиц. На ближайшей ветке, возможно, мне показалось в неверном свете раннего утра, но я увидела снегиря.

Такого, как рисовали на старых немного шершавых и фактурных открытках. Вспушенного и напыщенного. Важного.

Природа вздыхала, просыпаясь, встречая рассвет. Как жаль, что не видно горизонта за деревьями и нет возможности разглядеть детали. Полюбоваться, как поднимается солнце. Но и того кусочка, что виднелся в проёме крон огромных сосен, мне было достаточно, чтобы проникнуться величием и радостью рассвета.

Радостью жизни.

Жизнь есть! И будет. И даже под снегом в морозное утро всё равно уже поют птицы! Зовут свою пару, продолжают вечность существования.

Небо значительно посветлело. И бор за окном из неведомого и страшного сказочного леса проступал знакомыми ухоженными деревьями. Нестрашными. Домашними.

Я поняла, что мои ноги сильно замёрзли, и нырнула обратно в тёплую постель. Полюбовалась с минуту на сопящего в этой же комнате Данилку, улыбнулась, да и уснула вновь, пригревшись.

Снова проснулась оттого, что на меня смотрел, не мигая и не отводя глаз, громадный котяра. Он уселся в ногах постели и изучал меня, словно неведомую захватчицу.

Недобро.

Когда я спустилась вниз, в доме было тихо. На столе кухни, забытый, лежал чей–то телефон.

Кот требовательно потрогал лапой полупустую миску и опять сел смотреть на меня, не мигая.

– Я не знаю, каким кормом тебя кормить и где он лежит. Подожди, пока вернутся хозяева, – сказала я этому вымогателю.

Он тяжко вздохнул, убедившись в моей бесполезности, и ушёл куда-то в глубину дома.

Из окна гостиной сквозь стёкла окон и веранды было видно, что во дворе за домом дурачатся Данилка и Ярослав с Ричардом.

Собакен, высоко выкидывая лапы, прыжками носится по снегу от одного к другому. При этом его уши забавно взлетают и живут своей жизнью. Периодически пёс зарывается носом в сугроб и, вспахивая его как землеройка, находит под снегом кольцо, которое кидает ему Яр.

Сквозь столько преград не слышно звуков, но и без того видно, как весело хохочет Данилка и как радостно скачет вокруг него счастливый пёс.

Я накинула куртку и вышла на улицу. Хотела обойти дом, чтобы… Не знаю, чтобы услышать смех сына? Чтобы прикоснуться к их радости? Чтобы быть вместе?

– Вероника! Проснулась? Скажи, хорошо тут спится, на свежем воздухе? – спросил Игорь Александрович. Он широкой деревянной лопатой убирал выпавший за ночь снег перед домом. Видно было, как ему нравится на морозном воздухе заниматься этим нехитрым делом. Как он красиво, с удовольствием и наслаждением бросает лёгкий снежок в сторону.

Пока я, улыбнувшись, махнула согласно головой, в калитку вошла Софья Владимировна. У неё в руках была небольшая плетёная корзинка, накрытая льняной салфеткой.

Из-за угла дома вылетел собакен и, отчаянно виляя не только хвостом, но и всей своей попой, подскочил к хозяйке дома. И с разбегу шлёпнулся, сел перед ней, выражая полную преданность и послушание и вызывая добродушный смех всех присутствующих.

– Яр! – негромко позвала Софья Владимировна, – заводи ребёнка в дом, отогревать будем. Я молочку принесла. Вон, твой бандит творог первым учуял. Уже готов ко всему разом!

Я забрала у мамы Ярослава корзинку и, пропустив её вперёд, вошла в дом.

Мне было удивительно уместно и комфортно среди этих людей.

Мы завтракали на кухне. Тесновато, но дружно. Данечка с горящими глазами рассказывал о своих приключениях с утра. Собакен тяжко вздыхал, сидя в коридоре на границе кухонной двери. Игорь Александрович посмеивался одними глазами, а Софья Владимировна, словно дирижёр, командовала парадом.

Простая каша, обычная яичница, вроде ничего особенного. Но как же вкусно!

Свежайшие яйца, ароматная ветчина, домашний творог с тягучим ароматным мёдом и кофе с настоящим живым молоком.

А после Ярослав повёл меня знакомить с участком, рассказывая чуть ли не о каждом дереве, показывая сокровища. Гнёзда птиц, что регулярно прилетали по весне, наглых белок, которые дразнили весело гоняющего их Ричарда. Дом на одном из деревьев.

Эта дача в соснах – сердце семьи Игнатьевых. И я счастлива здесь.

Мне хорошо и комфортно с этими людьми.

Уезжая вечером домой, увозя счастливо посапывающего в детском кресле сына, я думала о том, что хочу жить. Хочу быть счастливой и любить.

Что, похоже, я вынырнула из болота, в которое превратилась моя жизнь с Владиславом. Очистилась. Переродилась.

Мне больше не интересно, что там с ним происходит. Какие стимуляторы он глотает. Или антидепрессанты?

Потому что ни одна таблетка в мире не может сделать из честного человека лжеца. Или из доброго – злого. Ни одна пилюля не заставит порядочного мужчину ненавидеть мать своего сына.

Можно только пробудить то, что было в душе. Растравить, раздуть тлеющий костёр.

Не бывает пилюль ненависти. Есть лишь ненависть в сердце.

Как фармацевт говорю! Знаю!

Тридцать шестая глава

Время будто ускорилось.

Я перестала себя сдерживать и разрешила себе быть счастливой.

Жизнь понеслась вскачь, наполненная событиями, большими и крошечными.

Мы проводили с Ярославом много времени вместе. Практически ежедневно после работы мы, теперь уже вчетвером, с Данечкой и с Ричардом, куда-то ездили гулять.