Развод. Уходи навсегда

– Поберегите деньги для другого, чистокровного внука, который скоро появится. Там они будут нужнее. Мы с Данилкой обойдёмся положенными нам по закону средствами, – я повернулась к Ираиде Александровне и сказала ей в глаза. – Мы не нуждаемся в ваших деньгах!

– Ну и напрасно! Я не буду повторять предложение несколько раз и бегать за тобой! Тем более, что Ирочка носит двойню! Она принесла снимок УЗИ из поликлиники! У нас в семье бывали близнецы! – фыркнула бывшая свекровь.

Я отвернулась от неё, встречая подъехавшую машину. Сухо простившись, уселась в тепло салона и отвернулась от одиноко стоящей на холодном зимнем ветру женщины.

Не будешь ты бегать. Ага. А сейчас ты случайно оказалась около Данькиной школы утром на другом конце Москвы!

А ведь вина Ираиды в том, что Владислав вырос таким эгоистом, огромна. Она передавила его. Сделала беспомощным в социальном плане, так и не повзрослевшим. Маминым сыночком.

Да и пусть их! Меня ждёт интересная работа!

Работа, к моему удивлению, мне действительно страшно нравилась, несмотря на то что приходилось иногда по полночи освежать знания и навёрстывать упущенное. Я вполне освоилась, почувствовав уверенность, появилась и инициатива, и предложения.

Постепенно нарабатывался опыт.

Зря, конечно, я не пошла к Игнатьеву после учёбы! Но, с другой стороны, тогда бы не было и того жизненного опыта и терпения, что набрался у меня.

Не ценила бы так сейчас то, что имею.

Как-то так повелось после вечера встречи в Университете, что мы часто стали разговаривать с Ярославом. Между нами возникло взаимопонимание на каком-то почти молекулярном уровне.

Мне очень нравилось, что часто он начинал фразу, а я могла её подхватить и продолжить. Понимая его без слов.

Появилась традиция вечерних недолгих прогулок, когда для того, чтобы скинуть напряжение и нервозность длинного дня мы около получаса гуляли по городу недалеко от работы, обследуя окрестные Пироговские улицы и переулки. Усачёва и Абрикосовый переулок, Плющиха и Савинская набережная.

Десять минут около текущей воды в молчаливой, но понимающей и доброжелательной компании, и тревоги, заботы рабочего дня уплывают в прошлое.

Ярослав делился со мной подробностями своей жизни за границей.

Рассказал, как чуть не женился однажды. Но остановило его желание невесты составить такой брачный контракт, при котором были явно ущемлены его права только потому, что он не англичанин.

Ярослав говорит, что он не против заключения контракта и с пониманием относится к желанию женщины быть защищённой законом, но в рамках нормального и обоюдовыгодного сотрудничества.

Когда же изначально формулируется превосходство одной стороны по национальному признаку…

Он очень смешно в лицах рассказывал эту историю. Но, судя по всему, его сильно задело такое несправедливое отношение.

Было ударом.

Я, в свою очередь, поделилась с ним своими бедами.

Без особых подробностей. Ни к чему они чужому человеку.

Но сама возможность рассказать о проблеме, проговорить её, поделится с близким по духу много значит и многое мне дала.

Осознание, что меня понимают, и я не одна в этом мире делало меня сильнее.

Между тем близился второй суд по определению проживания. И хотя Аркадий Владимирович уверял меня, что беспокоиться не стоит, я очень нервничала.

Ярослав предлагал помощь знакомых юристов, но я доверяла выбору Марины.

Время было вязким и тревожным.

Поэтому звонок подруги с лаконичным:

– Жди! Буду вечером! – выбил меня из колеи.

Двадцать девятая глава

Маринка прилетела будто на помеле. Взъерошенная и возбуждённая.

– Что я тебе сейчас расскажу! – уже в коридоре, раздеваясь, начала она.

– Ты упадёшь! – хором закончили мы цитату.

Маришка отсмеялась и, повесив пуховичок на вешалку, прошла за мной на кухню.

Данилка буркнул невнятно приветствие и ушёл в свою комнату. Я так и не поговорила с ним. Не расспросила, что произошло между ним и Ираидой Александровной. Не зря же он такой отстранённый с ней.

– Твой Славик приходил к моему Валичке просить денег! – торжественно заявила подруга, усаживаясь за стол.

– В смысле? Ну, то есть, я не поняла, у него что, закончились деньги? – изумилась я.

– Ему нужно было много! – Маришка сделала большие глаза и многозначительно посмотрела на меня.

Я не понимаю. В последнее время в связи с разводом вообще стала хуже понимать граждан. Ранее казавшиеся понятными реакции знакомых, казалось бы, близких людей теперь вызывали подозрения. То, что всегда было понятным, как основа моего мировосприятия, трещало по швам.

Оказывается, даже вчерашние родные люди могут удивить реакцией на очевидные вещи. И если раньше я была уверена в понимании моих действий, то теперь…

Теперь может быть всякое.

Кто мог предсказать, что Владислав, который, казалось, умеет великодушно расставаться с женщинами, окажется по отношению ко мне таким варваром? Дикарем…

– Марин, я не понимаю, – сказала я.

– Меня не было дома, когда происходил сам разговор. Я пришла, когда они уже говорили, да и беседа велась в кабинете за закрытыми дверями. Поэтому смачных деталей я не знаю. Только факты в изложении Валички. А ты же Валичку знаешь, от него не услышишь самого интересного, – начала свой рассказ Марина, хватаясь за горячую чашку с чаем, обжигаясь, дуя и обиженно отодвигая несчастную посудину.

– У нас на днях повторный суд по Данечке. Марин, я с ума схожу от беспокойства и неопределённости. Что ещё выкинет Владислав? На что он способен? – проговорила я, объясняя свою заторможенность.

– Не волнуйся, подруга! Мы ему Данечку не отдадим! – Маринка вскочила со своего места и обняла меня за плечи.

Хорошо, конечно, иметь такую уверенность. Только где её взять? И как объяснить Маринке, как оно, оказывается, бывает. Свой опыт невозможно передать.

У меня кусок в горло не проходит. Я и спать-то в эту неделю толком перестала…

– Так вот! Вернёмся к интересному, к деньгам! – подруга села на место и вновь схватилась за многострадальную чашку.

Помолчала, собираясь с мыслями, видя, что я не выдаю обычной эмоциональной реакции и почти не участвую в беседе.