Развод. Зона любви
Шрифт:
Я раздвинула ноги — не как приглашение, а как требование. Он стоял надо мной, тяжело дыша, с опущенными руками, будто боролся с собой.
— Покажи, — прошептала я. — Я хочу тебя. Всего.
Джинсы упали на пол. Его член был напряжён, твёрд, горяч, пульсировал. Я приподнялась, села на колени, и он не успел пошевелиться — я уже взяла его в рот.
Я чувствовала, как он сдерживает стон, как бедра его дёргаются навстречу, как пальцы вцепляются в мои волосы. Я вела языком по стволу, скользила губами, втягивая его глубже, глубже, пока он не запрокинул голову
— Господи, ты с ума сводишь…
Он вышел изо рта с хлюпаньем, а я провела языком по головке, дерзко глядя ему в глаза. Он не выдержал. Перевернул меня на спину, встал на колени и опустился между моих ног. Его руки развели мои бёдра шире, пальцы снова нашли клитор, но на этот раз он не спешил. Он изучал. Он жаждал. Он облизывал меня медленно, со вкусом, как будто это было самое дорогое в мире.
Я захлёбывалась стонами, прижимая его голову к себе. Его язык был везде — на клиторе, внутри, по краям, снова к клитору, снова внутрь. Он знал, как, знал, где, знал, кто я под ним. Я кончала дрожащая, размытая, без остатка.
Но он не дал мне отдышаться. Поднялся, посмотрел мне в глаза, и его взгляд был оголённым нервом.
— Теперь я, — прохрипел он.
И вошёл. Глубоко. Сразу. Не давая ни шанса на паузу, ни на мысль, ни на дыхание. Я вскрикнула — не от боли, а от переполненности, от того, что моё тело отзывалось на каждый его толчок, как будто выстрадано под него. Его движения были как заклинание. Как месть. Как освобождение.
Он был внутри, и я — снаружи себя. Он толкал меня в кровать, в забвение, в другое измерение. Он держал мои бедра, поднимал их выше, входил глубже. Клитор всё ещё пульсировал, язык его ещё чувствовался, а теперь — член, жесткий, неумолимый, живой.
— Ты моя, — рычал он, утыкаясь в мою шею. — Всё, что у тебя есть, — моё. Всё, что ты помнишь, — это я.
И я помнила. И я была вся его — во рту, между ног, в сердце, в теле. В крике, в стоне, в этой кровати, где я умирала и рождалась снова, как женщина, как жертва и охотница одновременно.
Он двигался во мне не спеша, но глубоко. С каждым толчком я забывала, как дышать. Его руки сжимали мои запястья над головой, я была распята под ним — распята страстью, на воспоминаниях, на боли и блаженстве.
Я снова выгибалась навстречу, снова стонала, снова просила. Я ощущала, как дрожит его грудь, как бешено колотится сердце. Он был на грани — и я с ним.
— Смотри на меня, — прошептал он, опускаясь ближе, прижимая лоб к моему. — Я хочу видеть, как ты разорвешься на части.
Я открыла глаза. И в них было всё — страх, ярость, нужда, любовь. Его член бился во мне. Его таз сталкивался с моим с таким отчаянием, что из груди вырывался крик. Я уже не была собой — только телом, только стоном, только пламенем.
Он отпустил мои запястья, и я вцепилась в его лицо, в плечи, в спину — оставляя следы ногтями.
— Быстрее, — прошептала. — Сильнее. Возьми меня до конца. Сожги меня.
Он понял. Его толчки стали яростными, беспощадными, и в этой бешеной страсти было всё — тоска разлуки, агрессия возвращения, радость обладания.
Я чувствовала, как с каждым движением мы приближаемся. К краю. К бездне. К кульминации, в которой не будет пощады.— Сейчас… — прошептал он, срываясь. — Чёрт, сейчас…
Я закричала, когда он нашёл клитор рукой, нажал, провёл — и всё внутри меня взорвалось.
Оргазм накрыл, как удар молнии: жаром, вспышкой, глухим ревом. Тело выгнулось, и я закричала в его губы, в его ладонь, в его грудь. Всё внутри сжалось, свелось, вздрогнуло — и отпустило, на миг выбросив из реальности.
Он застонал, утонул в толчке, в теле, в дрожи — и сдался. Его тепло разлилось во мне, горячо, мощно. Он вжимался в меня до самого дна, до костей, до сердца.
Он не двигался. Только дышал. Редко. Глухо. Как после битвы. Его лоб упал на мой. Его руки обняли. Не отпуская.
— Ты… моя, — прошептал. — Теперь и навсегда. Никуда. Чёрт. Возьми. — Не. Уйдёшь.
Я улыбнулась сквозь слёзы. Усталая. Опустошённая. Живая.
— Не хочу.
И правда не хотела.
Я осталась. В его руках. В его запахе. В его семени, растекающемся внутри меня. В этом чёртовом, священном, дикарском «навсегда».
Тело затихло, но кровь всё ещё стучала в ушах. Я лежала на его груди, и его сердце било в мой висок — глухо, упрямо, живо. Его ладонь гладила мою спину, будто проверяя: я правда здесь. Тепло между ног было напоминанием, что мы были не просто близко — мы сливались и трахались как ошалелые.
Он молчал. Только дышал. Тяжело, медленно, с рывками. Я чувствовала, как его член, ещё горячий, медленно выходит из меня, и по коже прошла судорога — как от потери.
— Ещё не уходи, — прошептала я.
— Даже не думал, — отозвался он, с хрипотцой, и сжал меня сильнее. Его ладонь скользнула вниз, к бедру, погладила чуть под ягодицей, словно пытался успокоить ту боль, что оставил сам.
Мы лежали. Голые. С пустотой внутри, которая вдруг стала — тишиной. Не пустотой. А пространством, где можно дышать.
Он поднялся на локте, посмотрел на меня. Глаза были… не мягкими. Нет. Они были дикими. Но в этой дикости теперь не было угрозы — только жажда оберегать.
— У тебя кровь, — прошептал он. Пальцем провёл по внутренней стороне бедра, и я вздрогнула — чувствительно, не от боли.
— Бывает. Грубо было, — я усмехнулась.
Он потянулся за пледом, укрыл нас, прижал меня к себе. Его ладонь оказалась на моём животе — сильная, уверенная, как клятва.
— Я не потеряю тебя снова, — сказал он. — Пусть только кто-то попробует отобрать.
Я молчала. Слёзы пришли сами. Тихо, по вискам, в подушку.
Он не спрашивал, почему. Просто целовал их. Щёку. Лоб. Веко.
Медленно. С верой.
А потом… он снова раздвинул мои ноги.
— Я не насытился, — сказал, почти нежно.
И прежде чем я успела ответить, его язык снова коснулся клитора.
Медленно. Иначе.
Теперь он не завоёвывал. Он почитал.
Я стонала, тихо, всхлипывая. Уже не от страсти. А от близости, которую никто не обещал, но она случилась.