Разыскания истины

Итак, не нужно упускать из виду, что жизненные духи стремятся, естественно, в части нашего тела не только для того, чтобы произвести в них те же действия и те же движения, какие, как мы видим, происходят у других людей, но также для того, чтобы дать возможность почувствовать некоторым образом их страдания и разделить их бедствия. Ибо опыт говорит нам, что, когда мы смотрим с большим вниманием на того, кого жестоко бьют или кто получил рану, то жизненные духи с силою переносятся в части нашего тела, соответствующие тем, которые, как мы видим, были повреждены у другого, если только мы не направим в другое место течения этих духов по своему желанию, раздражая сильно какую-нибудь часть тела, не ту, какая у другого, как мы видели, была повреждена; или если естественное стремление жизненных духов к сердцу и внутренностям, обыкновенно возникающее при внезапных эмоциях, не увлечет и не изменит того течения, о котором мы говорим; или если, наконец, какая-нибудь необычайная связь отпечатков в мозгу с движениями жизненных духов не произведет того же действия.

Это стремление жизненных духов в части нашего тела, соответствующие тем, которые, как мы видим, были повреждены у других, очень заметно у людей деликатных, обладающих живым воображением и весьма слабым и изнеженным телом. Весьма нередко эти

160

люди чувствуют своего рода дрожание в ногах, когда, например, смотрят внимательно на кого-нибудь, у кого есть язва или кому в эту минуту наносят удар. Вот что пишет мне один из моих друзей (привожу это для подтверждения моей мысли): «Когда один немолодой уже человек, живущий у одной из моих сестер, заболел, то молоденькая служанка дома держала свечу в то время, как ему пускали кровь из ноги. При виде того, как вонзили ланцет, ею овладел такой страх, что в течение трех или четырех дней потом она в том же месте в ноге чувствовала такую сильную боль, что принуждена была лежать в постели это время». Причина же этого случая, согласно моему принципу, та, что жизненные духи с силою разливаются в частях нашего тела, соответствующих тем, которые, как мы видим, повреждены у других, и, следовательно, держат их в большем напряжении и делают их более ощутимыми для нашей души с тою целью, чтобы она была настороже и избегала беды, которая, как мы видим, приключилась с другими.

Это сострадание в телах производит сострадание в душах. Оно побуждает нас помогать другим, потому что этим мы помогаем самим себе. Наконец, оно удерживает нашу злобу и жестокость. Ибо отвращение к крови, страх смерти — словом, чувственное впечатление сострадания часто препятствует убивать животных даже тем людям, которые вполне убеждены, что животные просто машины:

большинство людей не может убивать их, не раня себя, в силу возвратного действия сострадания.

Особенно следует заметить здесь, что вид раны, полученной кем-нибудь, вызывает в тех, кто видит ее, повреждение тем большее, чем слабее и нежнее будут эти лица, потому что это зрительное впечатление с силою направляет жизненные духи в части тела, соответствующие тем, которые, как мы видим, повреждены, -и они производят на фибры тела слабого человека впечатление более сильное, чем на фибры тела сильного и крепкого.

Поэтому на сильных и здоровых людей не действует вид какого-нибудь убийства, к состраданию побуждает их не столько то неприятное действие, какое оно производит на тела, сколько то, что оно неприятно их рассудку. Эти люди не имеют сострадания к преступным действиям, они непреклонны и неумолимы. Что же касается женщин и детей, то они испытывают большие страдания при виде повреждений, какие на их глазах наносят другим. Невольно сильно сострадают они несчастным и не могут спокойно ни видеть, как бьют животное, ни слышать его крика.

Что касается младенцев, находящихся еще в утробе матери, то так как фибры их тела несравненно нежнее фибр женщин и детей, то и движение духов должно производить в них изменения гораздо значительнее, как это будет видно далее.

Опять-таки пусть сказанное мною сейчас рассматривается, если желательно, как простое предположение; но, если читатель хочет ясно представить то, что я намерен изложить в этой главе, он должен

161

постараться хорошенько понять его. Ибо оба предположения, сделанные мною, суть принципы множества вещей, которые, обыкновенно, считаются очень трудными и даже непостижимыми и которых действительно, как мне кажется, невозможно уяснить, не принимая этих предположений. Следующие примеры могут служить объяснением и даже доказательством этих двух сделанных мною предположений.

III. Приблизительно лет семь или восемь тому назад в больнице для неизлечимо больных можно было видеть молодого человека, родившегося умалишенным, тело которого было искалечено в тех самых местах, в которых обычно бывает искалечено тело колесуемых преступников. Он прожил почти двадцать лет в таком состоянии; многие лица видели его, и покойная королева-мать, посетив эту больницу, полюбопытствовала взглянуть на него и даже дотронуться до рук и ног этого молодого человека в тех местах, где они были искалечены.

Согласно положениям, установленным мною, причина этого несчастного случая та, что мать этого калеки, узнав, что будут колесовать преступника, отправилась смотреть на казнь. Каждый удар, наносимый этому несчастному, производил потрясающее впечатление на воображение этой матери, а чрез своего рода отражение' — и на нежный и слабый мозг ее ребенка. Мозговые фибры этой женщины были приведены в чрезвычайное движение и, может быть, порвались в некоторых местах вследствие сильного течения жизненных духов, вызванного при виде столь ужасного дела; но ее фибры были достаточно плотны и поэтому вполне не порвались. Мозговые же фибры ребенка, не будучи в состоянии противостоять стремительному потоку жизненных духов, совершенно порвались, и повреждение было настолько сильно, что ребенок навсегда потерял разум. Вот причина, почему он явился на свет лишенным рассудка. Причина же, почему у него члены были искалечены в тех же местах, как у преступника, казнь которого видела его мать, следующая.

При виде этой казни, действительно способной привести в ужас женщину, жизненные духи у матери направились с силою от ее мозга ко всем тем частям ее тела, которые соответствовали частям тела преступника,2 и то же самое произошло в ребенке. Но так как кости. матери имели возможность противостоять действию этих жизненных духов, то они и не были повреждены ими. Быть может, она даже не чувствовала ни малейшей боли, ни малейшего содрогания ни в руках, ни в ногах, когда раздробляли их у преступника. Но это быстрое движение жизненных духов могло унести мягкие и слабые частицы костей ребенка, ибо кости принадлежат к тем частям тела, которые образуются последними, и они обладают слишком небольшою крепостью у детей, еще находящихся в утробе

1 Согласно первому предположению.

2 Согласно второму предположению.

11 Разыскания истины

162

матери. При этом следует заметить, что если бы эта мать направила движение этих жизненных духов к какой-нибудь другой части тела, раздражая как-нибудь ее, то, согласно всему сказанному, у ее ребенка, быть может, не были бы сломаны кости, но была бы весьма повреждена часть, соответствующая той, к которой мать направила бы жизненные духи.

Этот случай может вообще объяснить, каким образом женщины, увидевшие во время беременности людей с известными приметами на лице, сообщают своим детям те же знаки в тех же частях тела;

отсюда можно заключить также, что мнение, будто женщины трут какую-нибудь скрытую часть тела, когда замечают предмет, поражающий их и когда их волнует какая-нибудь сильная страсть, — имеет основание; ибо этим только можно объяснить то, что родимые пятна чаще бывают на этих скрытых частях, чем на лице ребенка.

Мы имели бы немало примеров, подобных только что приведенному, если бы дети могли жить, получив такие сильные повреждения;

но по большей части они выкидыши. Ибо, можно сказать, причиною смерти почти всех детей, умирающих в чреве матери, если они не были больны, бывает или испуг, или страстное желание, или какая-нибудь другая сильная страсть их матери. Вот другой довольно замечательный пример.

Еще не прошло года с тех пор, как одна женщина, смотревшая со слишком большим усердием на изображение святого Пия во время празднования его канонизации, разрешилась от бремени младенцем, совершенно походившим на изображение святого. У него было старческое лицо, насколько это возможно для ребенка, не имеющего бороды. Его руки были сложены крестом на груди, глаза обращены к небу, лоб у него был очень мал, потому что на картине лик этого святого был поднят к куполу церкви и обращен к небу, так что у него также почти не было заметно лба. У него на плечах было что-то вроде опрокинутой митры с несколькими круглыми родимыми пятнами на тех местах, где митры украшены драгоценными камнями. Словом, этот ребенок весьма походил на изображение, по образу которого создала его мать силою воображения. Весь Париж мог это видеть, как и я, потому что этого ребенка довольно долго сохраняли в винном спирте.