Разыскивается невиновный

Дотемна я провозилась — очень много пыли в доме было, убирала. Потом стала сгребать песок на кухне, а Сапар налил воду в бак. Он сказал, что начальник распорядился из-за ветра ужинать всем в его комнате. Ветерок и в самом деле был, но уже небольшой. На такой мы не обращали внимания, хотя, конечно, неприятно, когда песок хрустит на зубах.

Очень мне не хотелось идти к Вадиму Петровичу, но я боялась, что если откажусь, то опять будет спор и некультурный скандал между ним и Юрой.

Мы кушаем вечерами после сеанса связи. В двадцать один двадцать — двадцать один тридцать. Но на этот раз мы собрались поужинать около двадцати двух. Сапар с приготовлениями немного запоздал. И Юра долго не шел. А я ждала, чтобы идти с ним вместе.

Вадим Петрович свою комнату всегда содержал в чистоте, а сегодня не убирал. Всюду был песок, даже на полках в книжном шкафу. У него комната самая плохая, неуютная. Только стол хороший, круглый. Его можно раздвигать, но этого Вадим Петрович никогда не делал. Зачем ему? Он всегда один.

Он сидел на кровати, когда мы пришли с Юрой, а Сапар открывал консервы. Я увидела на столе четыре граненые стопочки и удивилась: разве праздник? Начальник, когда мы сели, достал из тумбочки бутылку водки.

— Сегодня я именинник, — сказал он. — Выпьем наш неприкосновенный запас.

Он налил водку во все четыре стопочки, но в бутылке еще осталось. Тогда Вадим Петрович засмеялся, взял пиалушку, вытер ее пальцем и вылил остатки. Из своей стопки туда вылил тоже — полная пиала получилась. Он взял ее и громко сказал:

— За мое здоровье!

Никто из нас стопку свою не взял. Юра не любит водку, Сапар совсем не пьет. А женщине пить водку некультурно.

— Пейте! — крикнул начальник. Потом тихо попросил: — Выпейте, пожалуйста.

Сапар заулыбался растерянно и взял двумя пальцами свою стопку, и Юра взял, хотя и нахмурился. Только я не решалась.

— Айна, в последний раз вместе пьем, обещаю, — очень серьезно сказал Вадим Петрович. — За мое счастье выпей, прошу... Ну, даже не за счастье, а чтоб хотя бы несчастий не было. А ты, Сапар, за свое спасение, якши?

Зажмурилась я, глотнула и задохнулась. Даже слезы покатились.

— Не чокался! — весело закричал Сапар.

Они чокнулись и тоже выпили. Закусили рыбными консервами и стали кушать разогретую тушенку с макаронами.

— Еще! — сказал Вадим Петрович. Он достал вторую бутылку водки и стал разливать ее всем. Юре он тоже налил в пиалу.

— Ай, Вадим Петрович, — сказал Сапар. — Не могу я, клянусь матерью, не могу.

— Ну и не моги, — хмуро сказал начальник. — А ты, Айна, пей!

Юра посмотрел на меня с жалостью, когда я отпила и закашлялась. Он тоже закашлялся и немножко пролил водку из пиалушки.

Я почувствовала, что внутри у меня все обожгло.

— Вадим Петрович, извините, я пойду, — сказала я.

— Сиди, Айна, ты еще новости не знаешь, — сказал он. — Говори, что слышал, Сапар!

— Айна-джан, я людей у Аман-баба видел, — быстро заговорил по-туркменски Сапар. — Они сказали, что твой брат узнал, где ты. Вместе с другом в Шартаузе был, милиция их прогнала. Наверное, недалеко они, Айна-джан.

У меня сердце остановилось. Я подумала, что теперь совсем пропаду без Володи. Но если бы Володя не улетел в Ашхабад, еще хуже было бы — они его могли убить. Или он их.

— В милицию надо сообщить по радио, — сказал Юра, а Вадим Петрович засмеялся.

— О чем сообщить? — спросил он. — О болтовне неизвестных богомольцев? Чтобы нам охрану прислали, да?

— А что, ждать сложа руки? — рассердился Юра.

Вадим Петрович опять засмеялся и с шумом втянул в себя воздух. У него было злое лицо.

— Разве ты не заступишься за Айну? — спросил он. — Неужели побоишься и не заступишься?

— Не ваше дело, — сказал Юра. Очень грубо сказал и стукнул кулаком по столу. А мне стало страшно: неужели опять из-за меня будет ссора?

У начальника на дне пиалушки оставалась водка. Он допил ее одним глотком и зажмурился.

— Эх, Огурчинский, Огурчинский, — сказал он и внимательно посмотрел на Юру. — Я охотно верю, что в мыслях своих ты заступаешься за Айну и вообще... разные подвиги совершаешь. Но в том и беда, Юрий дорогой, что есть люди поступков и есть люди побуждений. Понимаешь меня? Одни сами свою судьбу творят, а других жизнь мотает, как... мусор по воде. Вот такой ты и есть, щепочка жалкая... Фантазии много, а силы и воли — шиш! Да и я... тоже вроде тебя...

Он оперся локтями о стол и сжал голову ладонями. Он был совсем пьяный. И Юра был пьяный, это было заметно по его лицу. Оно как будто размякло, а глаза расширились.

— Ты меня с собой не равняй! — крикнул Юра. — Пускай я слабый человек, пускай! А ты — паук, который всех нас скрутил. Ты-то для человека не сделаешь хорошего, не-е-т! Только кровь у него можешь сосать, шантажист.

Мне показалось, что начальник даже не прислушивался к его крикам. Он сидел, сжав виски, и никак не отзывался на обидные Юрины слова. Потом Юра всхлипнул и замолчал. Тогда Вадим Петрович тем же тоном, что и раньше, сказал:

— Мы с тобой, Огурчинский, дряблые люди, неудачники по призванию. Такие, как мы, никогда и нигде погоду не делают, а только так... по течению. Шамара — вот кто движущая сила! Наш Володя — это и есть человек поступков, неважно — хороших или плохих, но поступков! Он всегда идет к своей цели, пусть она и низкая, эта цель. Впрочем, у людей... вроде Володи нет различий — высокая она или низкая, лишь бы себе на благо. Себе, только себе! Эти люди на все способны, они все могут...

— Володька — настоящий йигит! — одобрительно воскликнул Сапар. — Володя все может!

Конечно, Сапар не понял, что имел в виду Вадим Петрович. Я же не могла выдавить из себя ни слова — что-то душило меня.

— Молодец, Сапар! — воскликнул Вадим Петрович. — Да здравствуют Володи-завоеватели! Вот увидите: завтра я ему скажу нечто, и он мигом предаст Айну... Или продаст, если ее братец-бандит денег предложит. Но даром — н-е-т! — даром не отдаст. Добро все-таки, свое, нельзя...

— Перестаньте! — крикнула я и заплакала. Меня всю сильно затрясло.

Юра ударил рукой по столу, задел пиалушку. Она упала на пол и разбилась.

— Мы уедем с Айной... да! — тяжело дыша, сказал Юра. — Я ее... увожу... навсегда!..

— Куда увожу?! — вцепился ему в плечо Сапар. — Володькину жену забираешь? Я тебя убью! Чужая жена, нельзя, Юра! Я драться буду!

Я рванулась из-за стола. Меня никто не удерживал. Вадим Петрович все сидел, как и раньше, а Сапар тряс Юру за грудь.

Я убежала домой.

Лежала в темноте и плакала, плакала. Жизнь моя несчастливо сложилась, и я думала о том, что если Володя меня оставит, то совсем пропаду. Предчувствие меня мучило, потому что вчера перед отъездом он был нехороший, обманчивый. А вдруг Вадим Петрович говорил правду о Володе? Нет, не может быть, думала я, он ведь всегда был такой хороший.