Разыскивается невиновный

Предположим, что все так. А моя позиция? Я же запрезираю себя, если дам в обиду Айну, когда Шамара улетит в Ашхабад. Нет уж... Буду защищать, хоть меня о том и не просят. Мне-то бояться нечего. Я уверен, что Шамара будет доволен, когда узнает о моем отпоре начальнику. Володе важно самому не поссориться, а я — ради бога...

Я думал, что мы с Клычдурды успеем напоить всю отару до обещанного самолета, но ошибся, потому что мальчик вдруг закричал: «уч! уч!» — и замахал руками, глядя вверх.

Аэродром, а точнее — ближайший к метеостанции такыр, был достаточно велик, чтобы на нем мог приземлиться самолет и побольше, чем «Ан-2». Я слышал, что так уже и было: за год до моего приезда у нас сделал вынужденную посадку двухмоторный «ЛИ-2», и обошлось. «Антошки» же навещали станцию раз в месяц-полтора, и летчики считали шиком посадить самолет как можно ближе к домикам, чтоб не тащиться по жаре к метеостанции через пыльный такыр.

Желтоватый «АН-2» описал круг над метеостанцией и сел, сразу утонув в шлейфе молочной пыли. Начальник, Сапар и я побрели к самолету.

В борту самолета открылась дверь и показалась фигура летчика в голубой рубашке. По рыжей шевелюре я узнал Никиту — на моем веку он уже наведывался в Бабали. Пилот спрыгнул на такыр и сладко потянулся. Следом появился худощавый паренек в майке — судя по форменным брюкам, тоже летчик, но незнакомый. Они не пошли нам навстречу: переговариваясь, ждали, когда подойдем.

— Привет Али-Бабам из славных Баб-алей! — чуть шепелявя, крикнул Никита и что-то вполголоса сказал второму летчику. Тот фыркнул, Никита самодовольно улыбнулся.

— Здорово, трепло, — пожимая руку летчику, холодновато сказал Вадим Петрович. — Овощей привезли?

— Угу, — рассеянно кивнул Никита. — А где ж Володька?

— Полетит с тобой, собирается. Ротор надо менять — на резервном движке сидим две недели. Какие овощи?

— Какие, какие... — Никита хмыкнул. — Огурцы, вестимо, помидоров маленько.

— А дыни?

— Дыни — это бахчевые, — возразил пилот, но тотчас добавил: — И дыни есть, успокойтесь. Где же Володька? Витя, дай-ка им пока почту, что ли.

Со мной и Сапаром он поздоровался кивком и сразу же перестал обращать на нас внимание. Я присел на корточки в тень от крыла, Сапар выгружал дыни — длинные полосатенькие «вахарманы» и ярко-желтые кругляши «гуляби».

Парень в майке вышвырнул из самолета толстый мешок с газетами и журналами, а затем подал Михальникову перевязанную крест-накрест шпагатом пачечку писем. Начальник небрежно перебросил ее мне: насколько я знаю, писем он никогда не писал и не получал.

Сразу три письма от матери, обнаруженные в пачке, расстроили меня. Я знал, что в них. Хорошо хоть телеграммами перестала бомбить.

В пачке было два письма Шамаре, одно — Сапару, служебных три пакета из Гидрометслужбы и конверт с видом города Сочи.

— «Михальникову Вадиму Петровичу (лично)», — прочитал я вслух.

— Что такое? — круто повернулся Вадим Петрович, равнодушно наблюдавший за выгрузкой дынь и овощей.

— Письмо вам, «лично».

Я протянул конверт. Начальник не взял его — схватил, но, видно, опомнился и, кинув на меня искоса взгляд, спокойно осмотрел письмо. Пожал плечами и небрежно сунул его в карман брюк.

— Дай-ка, Никита, закурить твоих аэрофлотовских, — произнес он лениво. — Ну, копун чертов этот Шамара. Как провалился, жди его.

— Идет! Идет Володька... Ай, тележка тащит! — весело крикнул лоснящийся от пота Сапар.

Я заметил, что руки Старого, когда он закуривал, дрожали. Словно с большого перепоя.

— Ты бы помог, — сказал он.

Я пошел навстречу Шамаре. Тележка вязла в песке, хотя груз был небольшой: обвязанный тряпками ротор, маленький черный чемоданчик и четыре фанерных ящичка — посылки домой. Я знал, что начинка в них обычная — банки говяжьей тушенки и шкурки.

— Ты придерживай, а я буду толкать, — сказал Шамара. Для ашхабадской командировки он приоделся: несмотря на жару, надел желтую нейлоновую рубаху, фирмовые джинсы и сандалеты. Ну, ну...

Проклятые ящики съезжали на край на каждом барханчике. Кое-как мы дотянули тележку до такыра, а там уж до самолета она шла легко. Сапар принялся грузить на нее ящики с овощами и картошкой, а по центру пристроил дыни.

— Слышь, Володь, — Никита замялся, — иди-ка на пару слов.

Они отошли в сторонку. Старый, не замечая ничего, отрешенно смотрел куда-то на северо-запад.

— Витя, прихвати сумочку, — сложив ладони рупором, крикнул Никита.

— Ладно! — раздалось из брюха самолета, и через секунду из двери высунулась рука, на которой висела синяя спортивная сумка с полустертой надписью «Таллин».

Шамара подхватил сумку, в ней что-то звякнуло. Стеклянное и по звуку не пустое.

— Юрик, отдай Айнушке, возвращаться не хочу, — подмигнув, доверительно сказал мне Володя и аккуратно поставил сумку среди дынь, в самую середку повозки.

Я прикинул, что в ней с десяток бутылок, а то и вся дюжина. Это была Шамарина валюта, его личная собственность. Обычно небольшой запас водки — общественной — был у начальника станции. Мало ли зачем: угостить случайного гостя, заночевавшего на станции шофера. Хотя гостей, на моей памяти, в Бабали что-то не бывало.

Похоже, Вадим Петрович дождаться не мог их отлета. Он молчал, лицо его было напряженным и казалось еще более острым, чем всегда.

— Ну, покедова!

Володя шустро забрался в самолет и махнул нам.

— Письма! Письма взял, Володя?! — вдруг завопил Сапар.

— Вот они! — Шамара вынул из кармана примятые конверты и развернул веером. — Бувайте!

Никита солидно пожал нам руки.

— Да! — вспомнил он. — В ваших краях про бандита не слышно? Какой-то казах с Мангышлака шарашится на краденом мотоцикле. Из тюряги рванул, вооружен — имейте в виду!

Сапар сокрушенно зацокал, мы с начальником промолчали.

Через минуту желтый самолетик, ударив нам в лица горячей струей пыли, оторвался от такыра и взял курс на юг, увозя Володю Шамару, испорченный ротор и наши письма.

10

ЧТО БЫЛО В ПИСЬМАХ

Ашхабад, проспект Ленина, общежитие ТГУ,

Иолыевой Джамал.

«Дорогая Джамалка! Извини, пожалуйста, что не писала тебе давно. Я живу хорошо с моим мужем Володей, он меня любит. Я хочу, чтобы у нас был сын, но муж сейчас детей не хочет. Он говорит, что через году него будут деньги на машину «Жигули» и мы переедем к его родителям на Украину. Там мы распишемся, и я рожу ему двух детей. Он говорит, что у русских и украинцев это норма.