Реабилитация

– Забавное колечко. Это его ты променяла на бриллианты?

Если бы он изменился, если бы понял, что любить – это не обладать, любить – это любить. И меня можно любить как друга. Хотя, о чем я? Если бы я узнала о том, что Егор влюблен в другую, я бы тут же на месте умерла изнутри.

Выгорела бы….

– Я понимаю, о чем ты, Лекс. Сейчас больше, чем когда либо, поверь. Но я не могу себя заставить любить тебя. Любовь к тебе, правильная, мы из одной лодки, Николай Константинович был бы счастлив, мои родители, любят тебя. Мы были парой, столько лет, но я люблю тебя по-другому, Лекс! Совсем иначе, чем я люблю Егора. Саш, мы с тобой познакомились, почти семь лет назад, Егор тогда еще в младшей школе учился. Это нелепо, удивительно, неправильно. Но это все чего я хочу! Он – это все, чего я хочу.

Словно я его ударила, он даже слегка подался назад как от пощечины. Голубые глаза стали почти прозрачными, толи от слез, то ли от боли.

А может гнева?

– Он тебе не подходит!

Не понимаю, почему все еще сижу и разговариваю с ним, наверное, в честь того, что мы столько лет были вместе.

– Мы не пазлы, чтобы друг другу подходить, Лекс.

Вновь пытаюсь встать, с долей кайфа понимая, что все же могу устоять на ногах. Я самостоятельная и всегда такой была и буду. К черту работу, к черту Соколова, Корсакова и всех прочих. У меня будет ребенок, нет ничего важнее.

– Тебя подвезти, твоя машина так и осталась на стоянке у комплекса?

Помня о нашей последней встрече, и чем все это закончилось, я все же решила отказаться.

– Спасибо, я вызову такси. Телефон дай, пожалуйста.

Поразительно, но и трубки у нас были одинаковые, складывалось ощущение, что этот мужчина просто помешан на мне.

Дозвонившись оператору, и назвав адрес больницы, я даже не стала передавать аппарат в его руки, что бы лишний раз не соприкасаться, а просто положила его рядом с собой на кушетку.

– Спасибо.

– За что?

Смотрю на него выжидательно, он прекрасно знает, за что я его благодарю. Я редко бываю, признательна людям, не из-за плохого воспитания, а потому что редко взывала о помощи.

– Не смотря на все то, что ты заварил, Корсаков, если ты будешь умирать, я отдам для тебя одну из двух своих почек. Но не сердце, Лекс. Все что у меня в единственном числе, я отдам другому человеку.

– Ему?

Вдруг понимаю, что кроме мамы и Егора, людей ради которых я бы в капли крови разбилась, теперь есть большее, теперь закладывается из нашей общей крови маленькое тельце внутри моей матки.

– Нет, Лекс. Узнаю пол, скажу.

Глава 54.

Покупая в магазине бутылку воды, я заметил Её. мы не общались пару лет (или даже больше) и обменялись лишь холодными “Привет”. а ведь всё могло быть по-другому. мы могли бы вместе выбирать продукты, фильм на вечер и планировать совместный отпуск. каждую ночь наши тела сплетались бы в то, что люди называют любовью. и стоя на кассе с бутылкой воды, я задумался: сколько же мы должны сменить людей, чтобы найти свою любовь?

– проходите на следующую кассу.

Дима Привет.

– Постой, - Алекс сжал мою руку и заглянув в его глаза, я действительно испугалась. Это были глаза бешеного зверя, чья лапа угодила в капкан. Зверя, который в любой момент мог перепутать, кто перед ним, друг или враг.

– Лекс, отпусти, - аккуратно пытаюсь высвободить предплечье, но его захват все усиливается. Гематома мне обеспечена но, похоже, не это главное.

– Я что много прошу? Выслушать меня?

На автомате все еще дергаю рукой, в бесполезной попытке показать этим жестом, что мне действительно больно, но он так и продолжал стискивать пальцы.

– Ну, хорошо, только отпусти.

Пара секунд, и Корсаков отталкивает мою руку от себя, словно та пропитана отравой и это я ему врежу, а не наоборот.

– Сядь, пожалуйста.

Это не просьба, я едва слышу, как звуки проталкиваются сквозь его сжатые зубы, и это пугает меня еще больше. Прикрывая руками живот, как будто это сможет спасти, я возвращаюсь на кушетку, поджав под себя ноги. Защитная поза, я отгораживаюсь от него как могу, стараясь и вовсе раствориться в пространстве.

– Ты думаешь, я тебя ударю?

Внутренне смеюсь над этим его заявлением, я не только так думаю, я почти уверена в этом. В гневе Корсаков способен на многое.

– Рассматриваю такую вероятность.

– Можешь расслабиться, внутри тебя растет ребенок, я не настолько безумен.

А по глазам не скажешь….

– Хорошо. О чем ты хочешь поговорить?

– Я бы мог извиниться за то, что творил в последнее время, но это было бы ложью, я поступал, так как хотел. И ты знаешь, в первое время я ловил от этого кайф. Видя твою растерянность от предательства, боль в твоих глазах, я получал наслаждение. Я чувствовал свою власть над тобой, где то даже думал, что ты, зайдя в тупик, придешь ко мне обратно. В конце концов, кто мог тебе помочь, вечно упрекающие родители, малолетний ухажер, старик учитель?

Почему то больше всего меня задело его хамское отношение к Вознесенскому. Этот человек заменил ему отца, как и мне. А что в итоге?

– Ты сам себя закапываешь, Лекс. Только ты сам. Ты жив и здоров, ты сильный, ты красивый, ты богат. У тебя есть все кроме, черт побери, меня. И поверь, это не такая и ценность, но ты сходишь с ума лишь потому, что привык получать все. Я была в твоей копилке достижений долгие годы, и как так вдруг дала оттуда деру. Лекс, если бы ты прошел только по моей голове, я бы простила. Но мои родители? Вознесенский? Лекс, этот человек сделал для нас больше, чем собственные родители, как ты мог? Ничто и никто на свете не стоят такого! Я не стою!

– Я….

Он присел подле меня на корточки и схватился за голову, еще немного и этот парень действительно перейдет грань.

– Тише, - я провожу пальцами по черным волосам, такое привычное движение, но такое сейчас неправильное.

Думаю, если бы я даже потеряла зрение, я бы определила Егора по запаху шампуня, по тому, что его пряди короче и более шелковистые, а еще, если их стричь по другому, могут складываться в завитки.

– Все можно пережить, даже смерть.

Нам так всегда говорил учитель, понимай смысл, как знаешь, для кого-то это о клинической смерти, а я вот, например, верю, что если вы вместе душей, то и смерть тела и даже мозга, не преграда встретиться где-то там, куда все мы рано или поздно попадем.

В подтверждение своим мыслям я стискиваю крестик на руке, свободной рукой. Бог, он есть. Пусть иногда, моя вера и пошатывается. Умирают дети, насилуют женщин, все гибнут, многие в муках. Куда в это время смотрит Бог?

Пока не знаю.

Но обещаю себе, лет в восемьдесят, перед смертью, я постараюсь ответить для себя на этот вопрос. И кто знает, может Бог дарует мне хотя бы намек на эти знания.

– Лекс, эй?

Он выворачивается в моих руках, все еще стоя подле меня на коленях, и столько мольбы в его взгляде, что я доверчивая душа, вновь начинаю верить в хороших людей и добрые судьбы.