Ребенок от убийцы брата

— Спасибо, Рафаэль, я обойдусь.

Рафаэль

Моя девочка нервничала.

Пока я предвкушал, представляя, что сделаю с ней в спальне, мой зайчонок испуганно трясся, беззащитно поглядывая по сторонам.

Наивная моя — она упорно цеплялась за любую возможность отсрочить неизбежное. Дело даже было не в спальне — естественно, я возьму своё как нормальный мужик; но она всё ещё старательно изображала из себя независимую, свободную женщину — хотя уже неделю была за мной замужем и носила мою фамилию.

Что ж, я полагал, что это будет непросто. Как говорил мой дед: быстро только кошки родятся. А Ксанка — девочка ранимая… хоть и изображает из себя независимую женщину.

Да и какая она женщина — девчонка ведь пока. А женщиной она станет со мной.

Я усмехнулся, внезапно подумав, что не замечал за собой раньше подобных желаний. Мы же не в средневековье живём — где теперь найдёшь невинную девицу для брака. Да и толку от них — от невинных-то? Вместо совместных радостей — страх и неловкость: ничего не умеют, всего боятся.

Я покосился на свою бледную сиротку. Нет, Оксанка — другое дело. Какой-то доисторический мужик внутри меня гордо выпячивал грудь, представляя, что это я буду у неё первым — первым и единственным.

За это надо выпить, подумал я и позвал стюардессу.

Оксана

Я редко путешествовала самолётами — на поезде хоть и медленней, но дешевле.

А в бизне-классе до этого момента мне вообще бывать ещё не приходилось. Однако и Валеев, и Ромка принимали всё происходящее как должное: первый, видимо, настолько привык к роскоши вокруг себя, что уже этого просто не замечал, а Ромка… мой ребенок, вооружённый своей детской непосредственностью, делал это совместное путешествие намного легче… и проще.

Правда, во время полёта всё-таки случилась одна неприятная заминка.

Валеев позвал стюардессу, чтобы та принесла ему выпить. Высокая длинноногая блондинка, выполнив пожелания Валеева, после этого не оставляла его долго без внимания. Эта девица то приседала в проходе возле его сидения, то зачем-то наклонялась к нему, выпячивая грудь, то, надувая губы, предлагала принести ему что- нибудь по его желанию.

При этом слово «желание» она почти промурлыкивала — явно стараясь заинтересовать Валеева чем-то ещё кроме сока.

После нашей свадьбы, Валеев как и я носил обручалку— и я всё никак не могла понять, почему девушка, стараясь заинтересовать Рафаэля, совершенно не обращает на это внимания.

Однако самое неприятное произошло в конце полёта, когда она в очередной раз облепила его кресло.

«Оксан, может, вы с Ромкой хотите ещё сока?» — спросил Рафаэль, покосившись в мою сторону.

Я отрицательно мотнула головой.

«Нет, спасибо. Ромка ещё этот не допил».

«А ты?»— обеспокоенно спросил он. «Может быть, чего-то хочешь?»

Я улыбнулась и покачала головой.

«Спасибо, Рафаэль, всё в порядке».

И в этот момент девица, наконец-то увидела кольца — на моей руке.

Мы с Рафаэлем как-то негласно договорились разговаривать при Ромке всегда двумя способами — вслух и с помощью жестового языка. Исключение составляли только разговоры для взрослых — всё остальное мы дублировали. Даже если наш ребенок занимался своими делами. Всё дело в том, что зрение (или мозг?) у неслышащих работал немного иначе — с помощью периферического зрения, глухие прекрасно улавливали движение рук других людей — то есть, занимаясь одними делами, они попутно «слушали» разговоры окружающих их людей.

— Ой, ваша жена глухая да, — надула губу красавица-стюардесса. — Какая жалость… как же вы с ней справляетесь?

…и Валеев поднял на неё взгляд.

Оказывается, за всё это время я ещё не видела настоящего Рафаэля. Или злого Рафаэля — по настоящему злого, готового причинить это зло вызвавшему его неудовольствие человеку.

Наверное, так выглядели ханы Золотой Орды, когда гонцы приносили им плохие вести.

— Пошла вон, — процедил он сквозь зубы. — И позови сюда Марка.

Девица дернулась, побледнела — и попыталась всё обернуть в шутку.

— Ты не слышала, что я сказал? — рявкнул Рафаэль, привлекая к себе внимание остальных пассажиров. Через секунду возле нас возник тот самый бортпроводник.

— Рафаэль Исламович, что-то случилось? — обеспокоенно спросил он, задвигая девицу себе за спину.

Валеев кивнул.

— Выкинуть эту девку из компании с волчьим билетом.

На лице улыбчивого бортпроводника не дрогнул не один мускул.

— Конечно, Рафаэль Исламович, — подобострастно закивал парень. — Как скажите.

— И принеси мне кофе.

— Конечно… конечно…

Бортпроводник, кланяясь, попятился назад, Рафаэль же, кинув на Марка короткий взгляд, с нажимом повторил.

— С волчьим билетом, Марк. Я проверю.

А затем он покосился на меня.

— Даже не начинай.

— Рафаэль, по-моему, ты переборщил. Девушка просто не так выразилась.

— Ксан, — Валеев выразительно посмотрел на меня. — Я же сказал, не начинай.

— Дело же касается меня.

— Нет, дело касается моей семьи. Ясно?

Выразительно вздохнув, я покачала головой.

— Рафаэль, это… чересчур. Ладно бы, замечание — даже выговор, но увольнение…

— Зато научится держать язык за зубами, — рявкнул Валеев. — Оксан, дело не в тебе.

— Она вообще-то меня имела в виду.

— Нет, она сделала неуместное замечание в отношении глухих людей. — Он сузил глаза. — И должна ответить за свою бестактность.

Решив не обострять ситуацию, я просто кивнула… а затем повернулась к Ромке, который хотел показать мне какие-то особенные облака.

Рафаэль

Эта тупая курица испортила всё настроение. Вместо того, что наслаждаться поездкой домой, я вынужден был устроить выговор Марку — а парень, между прочим, был совершенно не причем. Впрочем… в следующий раз он тоже будет думать, кого брать в свою смену.

И всё же, я, в отличие от Ксанки, так легко переключить своё настроение не смог. Не знаю, что творилось в её душе, но внешне она оставалась абсолютно спокойной. Слишком спокойной.

Пытаясь понять, что творится в её голове, я мысленно представил себя на её месте… Вот я всего пару-тройку недель знаю о своем сыне — и уже успел напороться на оскорбление. Причем, не где нибудь, а в бизнес-классе далеко не бюджетной авиакомпании. А Ксанка? Столько раз за Ромкину жизнь она слышала подобные высказывания — как в лицо, так и за своей спиной? При этом у неё хватило откуда-то сил не просто воспитать Ромку, но воспитать его так, что он совершенно не стеснялся своей глухоты, он считал её даже не за свою особенность — а за свою уникальность.