Рецензии на произведения Марины Цветаевой
Шрифт:
Устраиваемый в Москве 22 января в зале Политехнического Музея вечер молодых поэтесс [102] даст представление о поэтических силах русской современной женщины. Многие талантливые представительницы современной лирики так или иначе примут участие в этом «состязании певиц». <…>
Чертами нежной интимности лирического рисунка и мелодии отличаются две поэтессы, участницы вечера — Марина Цветаева и Любовь Копылова.
102
Статья является развернутым анонсом поэтического вечера, на котором предполагались выступления, помимо М.Цветаевой, поэтесс Любови Копыловой, Марии Моравской, Софьи Парнок, Натальи Крандиевской, Мирры Лохвицкой, Любови Столицы, Мариэтты Шагинян, Ады Чумаченко. Стихи Ахматовой должна была прочесть артистка В.Юренева. Однако Цветаева не приняла непосредственного участия в вечере. Ее
Из них первая Цветаева — в художественном отношении старше и выразительней. Юное дарование этой поэтессы, очертившей себе мирок детских зыбких впечатлений и снов, романтических самоутверждений, — чрезвычайно изящно и свежо. Ее интеллектуализм женственен, тонок и самобытен. Она не раба книги и модных течений, не задавлена кружковыми темами и вопросами, не тянется на буксире «очередных» вопросов и тем. Для нее, как для каждого истинного поэта, — есть самодовлеющий мир тех неизмеримых вопросов, которые представлены личным мирком переживаний, снов, грез, побуждений и созерцаний. В пределах своих юношеских видений и напевов поэтесса свежа, наивна весенней легкой наивностью и искренна. Ее будущее чрезвычайно интересно.
Любовь Копылова — дала хороший сборничек [103] непретенциозных простых и искренних отражений чувств, по преимуществу замыкающихся в дневник специфической женственности. Ее рисунок робок, мелодия — не густа, ее поэтические шаги вообще запечатлены нерешительностью и робостью литературной воли. В ней, как в поэтессе, что-то ценное и тонкое дремлет и ждет своего освобождения. <…>
103
Имеется в виду сборник «Стихи: Тетрадь вторая» (М., 1914).
Приятно изданный сборник «Тринадцать поэтов» [104] заключен в зеленую бандероль с надписью: «Отклики поэтов на войну и революцию». <…>
В сборнике, к несчастью, есть стихи, мимо которых нельзя пройти без чувства жалости к их автору. Это вещи Марины Цветаевой — хорошего подлинного поэта Москвы. Вероятно, только любовью к отжившему, тленному великолепию старины и боязнью за него объясняется «барская и царская тоска» Цветаевой. Или это просто — гримаса эстетизма? Конечно, «революционные войска цвета пепла и песка» [105] — категория, неприемлемая для эстетки, которой дороги «разнеживающий плед, тонкая трость, серебряный браслет с бирюзой», [106] по сделанному однажды признанию. А поэтому не удивляет вывод: — «Помолись, Москва, ложись, Москва, на вечный сон!» Впрочем, Москва обоих лагерей не послушалась совета — и показала себя в октябрьские дни. Второе стихотворение Цветаевой («… За живот, за здравие Раба Божьего Николая…» [107] ) также неприлично-кощунственное по отношению к своему же народу. Под личиной поэта открылся заурядный обыватель, тоскующий о царе.
104
Сборник вышел в Петербурге в 1917 г. Он содержал в себе одно или несколько стихотворений следующих поэтов: Г.Адамовича, А.Ахматовой, Н.Гумилева, М.Зенкевича, Г.Иванова, Рюрика Ивнева, М.Кузмина, Вс. Курдюмова, М.Лозинского, О.Мандельштама, М.Цветаевой, Вл. Шилейко, М.Струве.
105
Из стихотворения «Над церкувкой — голубые облака…».
106
Из стихотворения «С большою нежностью — потому…». Оно было опубликовано в «Альманахе муз» (Пг., 1916).
107
Из стихотворения «Чуть светает…». Негативной репликой отозвался на него и Маяковский в неподписанной заметке «Братская могила» по поводу выхода сборника «Тринадцать поэтов»: «Среди других строк — Цветаевой: „За живот, за здравие раба Божьего Николая…“ откликались бы, господа, на что-нибудь другое!» (Газета футуристов. М., 1918. 15 марта. С. 1).
Эти последние «отклики на революцию» сильно нарушают общее впечатление от сборника и заставляют яснее ощутить то неживое, «комнатное», что присуще в той или иной степени почти всем участникам сборника, перегруженным утонченнейшей культурой.
По забавному определению Жюля Лафорга, «женщина — существо полезное и таинственное». Она живет здесь, рядом, но что мы знаем об ее жизни? Будто слепец, она бредет, ощупывая вещи, по земле ползет — как нам проверить? Она лучше нас знает, как сильна земная тяга и сколько весит плоть. Но в своей норе порой прозревает она легко и просто то Небо, к которому так тщетно взвиваются аэропланы нашей мысли. Как понять ее? И мы ищем ответа в стихах поэтесс, в этих «Бедекерах», [108] по самым дебрям земного Ада, с маршрутами (увы! для нас невозможными) в Рай. <…>
108
Имеются в виду популярные в Европе путеводители по разным странам, которые издавал немец Карл Бедекер (1801–1859).
Марина
Цветаева похожа не то на просвещенную курсистку, не то на деревенского паренька. Я не люблю, когда она говорит о Марии Башкирцевой или о мадридских гитарах [109] — это только наивная курсистка, увлеченная романтическими цветами Запада. Но как буйно, как звонко поет она о московской земле и калужской дороге, об утехах Стеньки Разина, о своей любви шальной, жадной, неуступчивой. [110] Русская язычница, сколько радости в ней, даром ее крестили, даром учили. Стих ее звонкий, прерывистый как весенний ручеек, и много в нем и зелени рощиц, и сини неба, и черной земли, и где-то вдали зареявших красных платков баб. Милая курсистка! Снимите со стен репродукции Боттичелли, бросьте томик Мюссе или (где уж в России толком разобраться) m<ada>me де Ноайль [111] — к вам в комнатку ветер ворвался — это Марина Цветаева гуляет, песни свои поет. <…>109
См. стихотворения «Он приблизился, крылатый…», «Встреча» («Вечерний дым над городом возник…»), «Але».
110
См. цикл стихотворений «Стенька Разин».
111
Ноайль (Ноай) Анна Элизабет, графиня Матьё де (1876–1933) — французская писательница и поэтесса. Ее роман «Новое упование» в переводе Цветаевой был опубликован в конце 1916 г. в ж. «Северные записки» (№ 9–12).
К. Бальмонт
Марина Цветаева{26}
Наряду с Анной Ахматовой, Марина Цветаева занимает в данное время первенствующее место среди русских поэтесс. Ее своеобразный стих, полная внутренняя свобода, лирическая сила, неподдельная искренность и настоящая женственность настроений — качества, никогда ей не изменяющие.
Вспоминая свою мучительную жизнь в Москве, я вспомнил также целый ряд ее чарующих стихотворений и изумительных стихотворений ее семилетней девочки Али. Эти строки должны быть напечатаны, и несомненно, найдут отклик во всех, кто чувствует поэзию.
Вспоминая те, уже далекие дни в Москве, [112] и не зная, где сейчас Марина Цветаева, и жива ли она, я не могу не сказать, что эти две поэтические души, мать и дочь, более похожие на двух сестер, являли из себя самое трогательное видение полной отрешенности от действительности и вольной жизни среди грез, — при таких условиях, при которых другие только стонут, болеют и умирают. Душевная сила любви к любви и любви к красоте как бы освобождала две эти человеческие птицы от боли и тоски. Голод, холод, полная отрешенность — и вечное щебетанье, и всегда бодрая походка и улыбчивое лицо. Это были две подвижницы, и, глядя на них, я не раз вновь ощущал в себе силу, которая вот уже погасла совсем.
112
К.Бальмонт проживал в Москве с 1917 по 1920 г., затем уехал в Берлин, а с 1921 г. как эмигрант поселился во Франции.
В голодные годы Марина, если у нее было шесть картофелин, приносила три мне. Когда я тяжко захворал из-за невозможности достать крепкую обувь, она откуда-то раздобыла несколько щепоток настоящего чаю…
Да пошлет ей судьба те лучезарные сны и те победительные напевы, которые составляют душевную сущность Марины Цветаевой и этого божественного дитяти, Али, в шесть и семь лет узнавшей, что мудрость умеет расцветать золотыми цветами. [113]
113
См. его очерк «Где мой дом?» (Марина Цветаева в воспоминаниях современников: Рождение поэта. М.: Аграф., 2002. С. 116–123).
Почти вся книга Цветаевой в этом легком огне. Отсюда богатство ее ритмов, дикая и прелестная музыка ее.
В те же немногие минуты, когда «огонь» исчезает, сразу мертвеет стих, мертвеет явно и откровенно — так незащищена книга. Например:
114
Из стихотворения «В черном небе слова начертаны…»
(последние два слова почти невозможно произнести!) — и дальше:
«Быть светской пустынницей стройного роста» — строка безвкусная и ненужная в этой прекрасной музыкальной книге. Есть у Цветаевой грехи против чувства меры:
Я и в предсмертной икоте останусь поэтом. [116]115
Из стихотворения «Я счастлива жить образцово и просто…»
116
Из стихотворения «Знаю, умру на заре! На которой из двух…»