Reet-K
Шрифт:
– Всё, будем тебя греть, – сказала я Оле.
– Спасибо. Ещё какие-то распоряжения будут?
– Нет. Спасибо, Оля.
– Может тебя куда-нибудь поесть свозить? – спросила Вера, когда Оля ушла. – Ты ела сегодня?
– А давай возьмём бутылочку сухого вина, сырой картошки, солёного сала и поедем куда-нибудь на Бердский залив и картошку в костре испечём, – сказала я. – Давно печёной картошки не ела.
– Никаких проблем, поехали.
– А как мы там дрова нарубим?
– Не беспокойся, просто веток сухих насобираем, да и всё. В конце концов, можно уголь для мангала в магазине купить.
– Не, ветки лучше.
Через
– Так хорошо, – сказала я, склонив голову Вере на плечо. – Хоть всю жизнь отсюда не уезжай.
– Картошку когда класть? – спросила Вера.
Я открыла глаза и посмотрела на костёр.
– Рано ещё, пусть побольше прогорит.
– Открыть тебе вино?
Я опять закрыла глаза.
– Сейчас. Давай ещё маленько так посидим.
И мы сидели, и какой-то миг я наверное даже ни о чём не думала, или думала, что если так тихо, и уютно, и хорошо, то жить можно долго-долго. Всегда. Хорошо, тихо… Хорошо, тихо и тепло и если жить долго-долго, то всё понятно…
– Ты хочешь жить всегда? – спросила я.
– Вечно?
"А ведь правда, всегда и вечно, это же синонимы", – подумала я и открыла глаза. Костёр как раз превратился в горку покрытых огоньками и белым пеплом углей.
– Уже можно класть картошку, – сказала я, подняв голову с Вериного плеча. – Я сама. Ты открой вино.
Я дотянулась и подняла с земли прутик. Встала, присела перед костром на корточки и принялась разравнивать угольки. Вынула из пакета несколько небольших картофелин, побросала их на угли и прутиком снова сгребла угольки и горячую золу на серединку, засыпав ими картошку.
– Пять минут и будет готово.
Тем временем Вера взяла бутылку с вином, подошла к багажнику самурайки, достала оттуда какой-то ключ и резким движением отбила у бутылки горлышко. Я даже глазом не успела моргнуть.
– Штопора-то у нас нет, – сказала Вера, видя, как я смотрю на её трюк с бутылкой. Она обтёрла скол салфеткой.
– У нас ведь и ножа нет сало резать, – сообразила я.
– Есть пластмассовый, – улыбнулась Вера. – Справимся.
Когда картошка испеклась, я прутиком выкатила почерневшие картофелины из костра, и сложила в кучку на краешке циновки. Вера поставила рядом пластиковую тарелку с толстыми и неровными ломтиками сала и налила в два стаканчика вина – мне побольше, а себе на самое донышко. Мы уселись, по-турецки скрестив ноги, я положила себе на тарелку картофелину, разломила её пластмассовой белой гнущейся вилкой на несколько частей и, бросив вилку в костёр, чокнулась с Верой стаканчиком и выпила вино. Взяв прямо пальцами картошку, откусила кусочек, стараясь не обжечь губы, потом откусила сала и стала есть. Давно хотела.
Вера тоже взяла с тарелки маленький кусочек картошки:
– Ты прямо не чищенную ешь? – спросила она.
– Угу, – кивнула я. – В этом весь кайф. Всё остальное с картошкой можно сделать и без костра. А картошку, печёную в углях, можно испечь только в углях. Попробуй и запомни вкус. Ни в какой духовке или
гриле этот вкус не повторить. Некоторые перед тем, как положить картошку в золу, оборачивают её фольгой. Это можно сделать и дома. Оберни фольгой и сунь в духовку. Будет то же самое.– Но её и в духовке, без фольги, можно запечь точно так же до обугливания.
– Вера, не ломай мне кайф. Считай меня картофельной фетишисткой. А то сейчас скажешь, что картошку можно и зажигалкой обуглить. Только хардкор, только живой костёр.
– Поняла, – кивнула Вера, что-то вытирая салфеткой у меня на губах, видимо сажу. – Вкусно?
– Угу, – кивнула я, жуя. – Ну, так как на счёт жить всегда? Ты, хитренькая, не ответила.
– А тебе как ответить, лирически или логически?
Я хмыкнула:
– Знаю я эти лирические ответы. Красиво, но ни о чём. После таких ответов, если не пузыри пускать, а подумать, то вопросов ещё больше возникает. Отвечай логически, здесь я хоть поспорить смогу.
Вера съела свой кусочек картошки и спросила:
– Определение жизни знаешь?
– Учили, наверное, по биологии в школе, но я не помню.
– На самом деле, определений много, – сказала Вера. – А если определений много, то обычно это означает, что исчерпывающего определения нет.
– Хоть парочку озвучь для примера.
– Например, жизнь – это способ существования белковых тел.
– Ужас какой, – передёрнула я плечами.
– Или другое. Жизнь – это активная форма существования материи от рождения до смерти.
– Вера, ты специально выбрала такие определения, которые состоят из слов, которые сами все не определены? Что такое существование, что такое белковое тело, что такое рождение, что такое смерть?
– Ну, а что такое жизнь по-твоему? – спросила Вера. – Согласно определениям, ты – белковое тело, существующее от рождения до смерти. Вот твоё существование и есть жизнь. Самурайка, не белковое тело, хоть и существует от создания, которое можно назвать рождением, и до окончания функционирования, которое можно назвать смертью. По первому определения это не жизнь, а по второму жизнь, поскольку есть начало и конец. И такой софистикой можно заниматься бесконечно. Философы и занимаются.
Я в свой стаканчик налила ещё вина, выпила и спросила:
– И что, никакого логического просвета? Только хардкор, только лирика?
Вера пожала плечами.
– Вот ты для себя, не зная ни одного определения и даже никогда не думая о них, как различаешь живое и не живое.
– Ну, с живым я могу общаться, – сказала я первое, что пришло мне в голову и показавшееся очевидным.
– Не обязательно, – сказала Вера. – Например, с деревом ты не можешь общаться, с бактерией тоже. А с колонкой Алиса можешь. Подумай ещё. Чем живое однозначно отличается от неживого?
Я откусила картошки, сунула в рот кусочек сала.
– Питание!
– Самурайка тоже питается, – сказала Вера. – Жрёт бензин.
– Тогда размножение! – воскликнула я. – Все живое размножается, даже… – и тут я осеклась.
– Да, я не размножаюсь, – заметила Вера моё замешательство. – Так и ты тоже, кстати. Если подходить персонифицировано, то женщина без мужчины или мужчина без женщины тоже не размножаются. Нужна женская яйцеклетка и мужской сперматозоид. Есть виды, у которых однополое размножение, деление, почкование. Получается, что живые только они?