Река, что нас несет

Сплавщики засмеялись.

— Разве ты не знаешь, что сейчас судят тех, кто путается с чужими женами? Да, их сажают в тюрьму по доносу. Сколько же лет тебе сидеть за решеткой?

— Неужели придется? — удивился Сухопарый. — Никакой жизни нет!.. Выходит, мужики уже не могут сами отбиться от рогов, зовут на помощь жандармов?

— А ты, Англичанин, скольких убил?

— Нескольких, но на войне.

— На войне! Что ж, по-твоему, они не очень мертвые, если тебе медаль дали… А ты, Четырехпалый, много ризниц обокрал?

— Не болтай ерунды. В твоей башке одни гадости… А вообще ты прав, друг. Я тоже грешник.

— Хе! Все вы одним миром мазаны!.. Если раскроить вам нутро, ох и завоняет же тухлятиной!.. А Паула с Антонио, белые голубки?.. А Обжора, который ворует жратву?

— А ты, черт возьми? — прервал его Сухопарый. — Ты ничего не сделал?

— Я? Спроси, чего я не делал в своей злополучной жизни!

В его словах прозвучала такая гордость, что на миг воцарилась тишина, только ложки скребли по дну сковороды.

— Стало быть, — пошутил Балагур, — они за каждым из нас могли прийти.

Его слова остались без ответа. «Да, — подумал Шеннон, — каждому приходится что-то скрывать: либо вину, либо мысли. У каждого есть своя тайна». Не удивительно, что в ту ночь не все сплавщики уснули сразу. Обжора тоже не спал, но совсем но другой причине. Что ему до недавних событий? Просто он вечером обнаружил след нутрии и обмозговывал, как бы получше соорудить ловушку. Судя по останкам довольно крупной щуки, которые валялись на берегу, нутрия была прожорливая, а стало быть, и жирненькая. Правда, мясо ее отдает рыбой, а все же ото мясо. И шкурку можно выгодно продать. Обжора предвкушал ожидавшее его наслаждение, пока не пришел сои.

9 Трильо

Местность становилась все ровнее. Сплавщики продвигались вперед меж вспаханных земель, порою белесых и бархатистых. У Трильо река круто сворачивала к югу, устремляясь к цветущим садам Аранхуэса — концу сплавного пути, — а затем через Португалию к бескрайним просторам Атлантики. Дни делались все длиннее, и каждый вечер оживало царство лягушек — обитательниц ночи, зеленых водяных кудесниц, монашек кудрявой водоросли, славящих лупу и своих богов.

Было еще совсем рано, когда Белобрысый и Сухопарый, идущие впереди своего деревянного стада, спокойно пасли его в послушных водах. Заросший шпажником берег благоухал сандалом. И вдруг на пути им встретилось нечто совсем повое: проезжая дорога.

Диво дивное! Для прибрежных жителей этот большак был всего-навсего паршивой ухабистой дорогой, по которой громыхали вереницы повозок, вздымая облака пыли. Для сплавщиков же это была сама цивилизация.

— Черт возьми! — воскликнул Сухопарый. — Конец нашей каторжной жизни!

Он наслаждался, ступая по утрамбованной поверхности и удивляясь огромному зданию, возвышавшемуся на пригорке. На берегу, скрытом за холмом, внезапно взвилась ввысь утренняя песня, трепетный девичий голос. Оба сплавщика, не сговариваясь, ринулись в ту сторону, словно на сигнал горниста, зовущий в бой.

Две девушки стирали белье в заводи под сенью старого тополя. Услышав торопливые шаги, они обернулись.

— Пой, душа моя, пой, — сказал Сухопарый. — Не бойтесь, мы не разбойники.

Та, что пела, подняла голову и взглянула на них. При этом вырез ее платья великодушно приоткрылся.

— Еще чего! — ответила она. — А кого нам бояться?

— Черт подери, да хотя бы сплавщиков! Когда они здесь проходят, вы становитесь очень пугливыми…

— Ой, мамочка, да ведь это и впрямь сплавщики! — воскликнула вторая.

— Что, слыхали о пас? — не без гордости спросил Белобрысый.

— Слыхали, слыхали, — ответила первая и так выразительно махнула рукой, что мыльная пена брызнула на траву.

— А разве мы плохие? — улыбнулся Сухопарый.

— Но вы сами говорите…

— Как видите, пас здесь двое, — вставил свое слово Белобрысый, — и пока мы еще никого не съели.

— Никого… — подтвердил Сухопарый. — Разве что кусочек откусим.

— Всего-то? — спросила певунья.

— У них еще аппетит не разыгрался, Эмилия, — сказала другая, и обе засмеялись, польщенные ухаживанием.

— Не разыгрался! Слабо сказано! — хвастливо воскликнул Сухопарый, — Да мы, сплавщики, умираем от голода. У нас волчий аппетит… особенно на телятинку!

Не прерывая беседы, девушки принялись аккуратно укладывать белье в корзины.

— А этот желторотый тоже из ваших? — спросила Эмилия, она была помоложе.

— Тебе не по вкусу молоденькие? Попробуй — понравится.

— Еще чего! — сказала старшая. — Кто что любит.

— Если тебе нужен старый петух со шпорами, — подступил к ней Сухопарый, — он к твоим услугам.

— Не так-то он стар, когда распетушится, — возразила она.

— Вот девка, так девка, за словом в карман не полезет! — приосанился Сухопарый. — Прямо хоть белье ей подними…

— Ну, ну, полегче, — осадила она его.

— Я говорю, надо корзинку поднять, донести ее до дому. А у тебя дурное на уме?

Она деланно рассмеялась.

— И вы бросите свои бедные бревна? — шутливо спросила Эмилия.

— Авось до моря не доплывут! А я пойду с тобой, есть о чем потолковать, — ответил ей Белобрысый, которого присутствие Сухопарого и стесняло и раззадоривало.

Девушки хитро переглянулись.

— Ну что ж, пусть проводят?

— А вдруг они потом на нас рассердятся, Агустина?

— Рассердиться не рассердятся, — Агустина дерзко посмотрела на Сухопарого и добавила: — А вот сбежать могут.

— Это верно, скорее всего они струсят.

Сухопарый подошел к Агустине.

— Кто это струсит?.. Еще не родился такой мужчина, который меня испугает.

Девушки все больше потешались над ними.

— Да это вовсе не мужчины, — сказала Агустина, — а женщины. Ну что ж, идемте, храбрецы!