Река голубого пламени

Позднее, когда Пол лежал в ожидании сна, а рядом раздавался двойной храп семейства Пэнки (ее — хриплый и низкий, его — высокий и писклявый), то подумал, что при личной встрече с этой женщиной Бог мог бы убедиться в том, что она совсем не так смиренна, как выходит по ее словам. Более того, Ундина Пэнки походила на женщину, которая могла бы доставить Богу несколько неприятных минут.

Она ужасно не понравилась Полу.

Странно, размышлял он на следующее утро, когда лодка плыла вверх по Темзе, как даже крошечный намек на нормальность способен отодвинуть наихудшие и наиболее глубокие ужасы и наполнить день обычными мелкими хлопотами. Человеческий ум не желал слишком долго работать на эфемерностях — ему требовалось твердое топливо, простые обезьяньи штучки: что-то ловить, хватать, чем-то манипулировать.

Еще не минуло и дня с тех пор, как он встретил чету Пэнки, а они уже превратили его одинокую одиссею в некое подобие фарса. Как раз в эту минуту супруги спорили, сможет ли мистер Пэнки поймать рыбу при помощи нитки и булавки. Его жена была глубоко убеждена, что для этого он слишком неуклюж и что такого рода фокусы нужно оставить для «умного мистера Джонсона». Последнее было сказано с кокетливой улыбкой, которая, по мнению Пола, более напоминала гримасу плотоядного растения, заманивающего добычу, чем нормальное выражение человеческого лица.

Но факт оставался фактом: они находились рядом, и Пол так основательно прописался в их неослабной, мелочной нормальности, что совсем не думал о собственном затруднительном положении. Это было одновременно и хорошо, и плохо.

Когда утром Пол поднялся, то с нескрываемым беспокойством обнаружил, что Пэнки прихорошились в меру своих скудных возможностей и, как они сами заявили, «готовы идти». Каким-то образом, без всякой помощи Пола, у них сформировалась идея, что он предложил им отправиться с ним вверх по реке в поисках чего-либо более цивилизованного, чем парк на окраине Твикенхэма.

Попыток миссис Пэнки убедить его в выгодах, которые дает компания («Это же будет почти отпуск, не правда ли, прямо как детское приключение!»), было почти достаточно для того, чтобы Пол пустился в бегство, но пара нуждалась в нем, и нуждалась столь откровенно, что он не смог отказать.

Но когда они спускались по песчаному берегу к лодке, которая, к счастью, обнаружилась там же, где была оставлена, случилось нечто странное. Пол ушел вперед, чтобы совсем вытащить лодку на берег (от идеи протащить Ундину по воде и попытаться усадить ее в качающуюся посудину он отказался сразу), и когда обернулся посмотреть, как супруги спускаются к берегу, то вид двух фигур, массивной и маленькой, вызвал в нем судорожный ужас, такой неожиданный и сильный приступ страха… На мгновение Полу показалось, что у него сердечный приступ.

Твари в замке!Он отчетливо разглядел их в фигурах на берегу — двух чудовищных созданий, которые так долго его преследовали, большого и маленького охотников, бессердечных, беспощадных, и гораздо более ужасающих, чем если бы этими преследователями были всего лишь люди. И теперь они его поймали… нет, он сам отдался им в руки.

Потом он моргнул, и Пэнки снова стали теми, кем выглядели: двумя несчастными обитателями несчастного мира. Пол прищурился, уперевшись для равновесия о борт лодки. Теперь, когда паника утихла, ситуация уже не ощущаласьтак, как бывало раньше, когда преследователи приближались к нему: в тех случаях Пола окатывал чистейший страх от одной их близости — ощущение столь же реальное, как холод или тошнота. Но здесь, пока он не увидел схожести силуэтов, ничто не внушало тревоги, пожалуй, кроме опасения, что Ундина Пэнки может вести разговоры всю ночь.

И разумеется, если бы эти люди были его врагами, то они могли бы запросто схватить Пола, пока он спал…

Миссис Пэнки оперлась о пыхтящего мужа-коротышку и помахала Полу, другой рукой удерживая потрепанную шляпку, так как ветер посвежел:

— О, погляди на лодку, Сефтон! Какое благородное маленькое судно!

Это совпадение, решил Пол, вот и все. Оно поразило его в самое уязвимое место, но тем не менее это совпадение.

Но если Пэнки не были его врагами, думал Пол, пока на северном берегу мимо них скользила зелень Хэмптон-Вика, им определенно удалось его отвлечь, и это, возможно, в конечном итоге могло оказаться вредным. Правда состояла в том что у него имелось нечто вроде цели, и со времени перехода в эту другую Англию он, насколько Пол мог судить, не приблизился к ней ни на йоту.

Ееголос (голос женщины-птицы из его снов) говорил с ним устами неандертальского ребенка и поведал, что делать. «Ты говорил, что придешь ко мне, — упрекала она. — Дом странника. Ты должен отыскать его и освободить ткача».

Но кто или что этот ткач? И где (здесь или в любом ином мире) Пол мог найти нечто настолько неопределенное, как «дом странника»? Это все равно что быть отправленным неизвестно кем, неизвестно зачем и неизвестно куда.

«Может быть, я и есть этот странник, — вдруг подумал Пол. — Но если да, и если я отыскал свой дом, то мне ничего больше не нужно, разве не так? Я был бы дома… Или я действительно должен отыскать мой дом, но именно здесь, в этом самом Лондоне?»

Перспектива реально что-то сделать увлекла его, и на мгновение им овладело искушение развернуть лодку и поплыть обратно к искалеченному сердцу Лондона. Пол знал наверняка, что дом в Кэнонбери, в котором он жил, к этому моменту уже должен быть построен (большую часть домов на его улице возвели во времена Георга), но оставался открытым вопрос: а уцелело ли хоть что-то от дома? Ведь, судя по всему, ближе к центру города мертвых было гораздо больше.

Казалось, что чем больше он думает об этом, тем сложнее все становится — ведь слово «странник» могло иметь столько разных значений. Но о чем еще Полу было думать?..

— Он опять ее запутал, мистер Джонсон. Остановись, дорогой, или ты порвешь нитку! Решительно, мистер Джонсон, вы обязаны помочь моему Сефтону.

Пол тихо вздохнул, его мысли снова рассеялись как плавучий мусор, покачивающийся на мутных волнах.

Темза сужалась по мере того, как они приближались к Хэмптон-Корту. Здесь Пол впервые увидел нечто напоминающее нормальную английскую жизнь. Как он вскоре узнал, люди сюда пришли после первого похода треножников, и через несколько месяцев здесь начала формироваться община беженцев. О таких поселках даже возвещали необычные по теперешним временам столбы дыма: жители смело жгли костры и занимались торговлей на открытом месте, под защитой часовых, расставленных по периметру в одну милю, оснащенных сигнальными зеркалами и несколькими драгоценными ружьями. Но Пол предположил, что у них подготовлены и укрытия, куда люди, наподобие кроликов, щиплющих травку на склоне холма, спрячутся при первом же намеке на опасность.

Миссис Пэнки обрадовалась, увидев наконец несколько маленьких селений, и когда они сделали первую остановку в одном из них, она так быстро выбралась из лодки, что едва не перевернула ее.

Человек с рычащей собакой на веревочном поводке дал им буханку хлеба в обмен на новости с востока. Когда Пол рассказал о том, что он видел всего несколько дней назад в центре Лондона, мужчина горестно покачал головой:

— Наш викарий в Чизвике сказал, что город сожжен за его скверну. Но я не могу представить, как город может быть настолькоскверным.

Далее мужчина сообщил, что в самом Хэмптон-Корте имеется некое подобие рынка и что это лучшее место, где можно узнать новости, а для четы Пэнки — и шанс осесть в одной из местных общин.

— Оно, конечно, обузу себе на шею никто вешать не станет, — добавил он, бросив задумчивый взгляд на Ундину Пэнки. — Времена нынче тяжелые, тут уж ничего не попишешь.

Миссис Пэнки, пришедшая в восторг от одной мысли, что снова сможет завести домашнее хозяйство, проигнорировала эти слова. Сефтон коротко и вежливо кивнул, когда они прощались с мужчиной, словно дав понять, что понял, что его жену оскорбили, но сам он слишком джентльмен, чтобы это признать.