Реки горят
Шрифт:
— Ну, где в таком случае принимает директорша?
— Наверно, у себя в комнате, вот там, вторые двери налево. Только я ведь сказал, зайдите позже. Сейчас она, вероятно, еще спит…
— В одиннадцать часов?
Молодой человек свистнул сквозь зубы.
— А что, в одиннадцать часов спать не разрешается? Новый закон вышел? Мы тут что-то о нем не слышали.
— Вы тут, кажется, о многом еще не слышали.
— Может быть. Только я бы вам посоветовал не шнырять здесь, делать вам тут совершенно нечего.
Пожав
— Кто там? — раздался из комнаты хриплый женский голос. — Чего надо?
— Откройте. Комиссия.
Внутри послышалось движение, шлепанье босых ног. Дверь приоткрылась, в щели появился один глаз и розовая щека.
— Что за комиссия? Приходите позже, я еще не встала.
Дверь явно собирались захлопнуть, но Ядвига, сама удивляясь своей смелости, вставила ногу в щель.
— Прошу немедленно открыть. Понятно? Комиссия по приему детского дома!
— Что? Что? Какому приему?
— Будьте любезны, прочтите. — Ядвига просунула в щель свой мандат. С минуту бумага шелестела в невидимых руках.
— Я не умею читать по-русски.
— Там есть и польский текст. По-польски вы тоже не умеете?
В глубине комнаты послышался шепот. Ему ответил другой.
— Я сейчас… — Дверь, наконец, приоткрылась, но лишь настолько, чтобы выпустить в коридор молодую особу в ярком халатике, и поспешно захлопнулась.
— Я ничего не знаю, — тотчас заныла особа. — Никто мне ничего не говорил… Дом находится под контролем господина уполномоченного Фиалковского… Господин Фиалковский не дал мне никаких указаний, без него я не имею права…
— Вы ознакомились с нашими полномочиями?
— Ознакомилась. Вот только если бы господин Фиалковский…
— Господин Фиалковский нас пока не интересует. Будьте любезны сдать счета, документы, запасы, показать списки инвентаря… И потом, быть может, у вас найдется все же какое-нибудь место, где мы с вами поговорим?
— Место, место… У нас так тесно… — Дамочка с минуту соображала. — Тогда, может, в столовой?
— Давайте в столовой.
Дом оживал. Послышались шаги, хлопанье дверей, отголоски приглушенной ссоры.
— Сюда, пожалуйста!
Столовая оказалась довольно большой комнатой, где на круглом столе громоздились горы грязных тарелок, валялись пустые бутылки, недоеденные ломти хлеба, — все это в достаточной степени объясняло заспанный вид и директорши и встреченного комиссией в коридоре молодого человека.
— Вот здесь можно присесть. — Дамочка в халатике указала на диван с высокой спинкой.
— К сожалению, там кто-то спит, — заметила Ядвига.
— Спит? Ах да, действительно… Чесек, Чесек, вставай сейчас же!
Из-под натянутого на голову пальто появились сперва растрепанные волосы, потом запухшие глаза и, наконец, все лицо,
молодое, но отекшее и желтоватое.— Чего надо? Чего орешь? Поспать человеку не дадут…
— Вставай, Чесек. Комиссия пришла!
— Чихал я на твою комиссию! — буркнул молодой человек, как две капли воды похожий на встреченного в коридоре, и опять натянул на голову пальто, собираясь заснуть. Но директорша уже рассердилась.
— Сейчас же вставай, черт тебя возьми, слышишь? Напился, скот!.. — крикнула она, стремительно рванув с него пальто.
— Сама небось больше напилась, — мрачно пробормотал юноша и, спустив с дивана босые грязные ноги, с неожиданным интересом уставился на них.
— Убирайся, чтоб я тебя тут больше не видела!
— Не ори. Убираться так убираться. Подумаешь, комиссия… Две бабы…
Директорша наклонилась и что-то шепнула ему на ухо.
Он исподлобья окинул взглядом Ядвигу и Кузнецову:
— Ага, добрались и до вас! Говорил я вам…
— Заткнись и убирайся отсюда, — заорала дама в халате.
Он встал и, волоча по полу пальто, не спеша направился к выходу.
— Ну, так вот, времени у нас мало. Будьте добры, покажите книги, счета.
— Книги? Да что вы, сударыня, какие там книги! — любезно улыбаясь, заговорила директорша. — У нас никаких книг не ведется, я ведь не бухгалтер.
— А кто вы собственно?
— Я? Как — кто? Просто господин уполномоченный Фиалковский попросил меня заняться этим домом, и я согласилась из любезности. Он мой старый знакомый, так вот, чтобы услужить ему… Это такой милый человек… Вы его знаете?
«Не позволяй втереть себе очки», — вспомнились Ядвиге слова госпожи Роек. Но это нельзя даже назвать очковтирательством. Эта дура как будто и вправду не понимает, что происходит.
Кузнецова в это время внимательно рассматривала стол, оглядела столовую и только махнула рукой, когда Ядвига хотела перевести ей ответ директорши относительно отчетности.
— Не надо, я понимаю, все поняла… Ничего не поделаешь, надо сперва обойти весь дом и посмотреть, что здесь происходит.
Дама в халате хоть и уверяла, что не знает русского языка, видимо отлично поняла слова Кузнецовой.
— О, пожалуйста, если вам угодно… Только я не знаю, имею ли право показывать.
— Как, имеете ли право? Вы видели наши мандаты?
Дама тщательно застегивала упорно расстегивающуюся кнопку халатика.
— Видела. Но дело в том, что я назначена сюда делегатурой нашего правительства и уполномоченным посольства. Так что без них неудобно…
— Не морочьте голову! — грубо перебила ее Ядвига. — Делегатура давно ликвидирована, это вам прекрасно известно, ведь почти год, слава богу, прошел. А уполномоченный посольства арестован за мошенничество, что тоже, вероятно, для вас не секрет.