Рекламщик в ссылке для нечисти

Тут неожиданно вступился Тихомир. Закричал, задрав бороду:

— А чё это у нас, измельчал народ, а? Помню, как степняков гоняли, хватало у нас смельчаков. И стар и млад шли на бой честной, царя своего да землю родную не предавали, так и забороли мы иго тёмное! Все шли, никто отговорок не искал, тем и сильны были!

Люди вроде ненадолго воспряли духом, но, конечно, тут же нашлись и те, кто сказал, что сравнивать нечего, и с земли их никто не гонит. Да и как стал Казимир советником, вроде и живут не шибко худо, так была охота встревать неясно во что, живота не жалея!

— А мы у вас ничего и не просим, — сказал Василий. — Ничего! Нам нужны свидетели, а не помощники.

Однако многие засомневались. Сказали, мало ли что тут случится, вот царь Борис ещё решит, что мятеж, да и накажет причастных и непричастных. А у них дети, да старики, да самим ещё пожить охота...

Так и вышло, что утром разошлись почти все работники. Кто посмелей, те остались, а кое-кто из ушедших обещал вернуться и прихватить друзей покрепче, но кто же знал, вернутся ли?

Завид так рассердился, что в эту ночь спал неизвестно где, к Василию не пришёл. Василий и сам огорчился: надеялся, что обо всём расскажет честно и люди поддержат, ведь вот и с работой они помогли — а они, оказалось, работали только ради зачарованных сетей и кладов. Плевать им было и на Перловку, и на Мудрика, и на то, кто у власти...

Василий долго вертелся без сна, а потом решил, что всё сделал правильно: дал людям выбор, и они сами определили, что для них важнее. И потом, кто-то же вернётся, да и сама Перловка готова к приёму гостей. Последние дни не прошли даром.

Наутро он столкнулся с Завидом у дальнего поля. Дети остались, им некуда было идти, так что Василий шёл попросить, чтобы они завтра сидели тихо, а ещё лучше — ушли куда-то на весь день и ночь и не возвращались, пока не поймут, что здесь безопасно. Завид, как оказалось, шёл просить о том же.

В детях немедленно взыграл дух противоречия. Они дали понять, что без их присутствия не обойдётся, и это не обсуждается. Всё, что Василий знал о работе с возражениями, тут не помогло. Все попытки Завида их застращать прошли впустую (одному лишь Василию стало не по себе).

— Тьфу, — сказал Завид и сдался.

Василий ещё пытался с ним поговорить, объяснить, что поступил так, как считал правильным, но Завид только смотрел исподлобья и молчал.

Весь день — последний день перед этим дурацким праздником — Василий был как на иголках. Он не находил себе места. Ему хотелось на всякий случай попрощаться с теми, кого знает, написать завещание, сказать последние, самые важные слова... Он не знал, какие.

День, с одной стороны, всё тянулся, так что Василий успел обойти всю Перловку три раза. С другой, вечер настал быстрее, чем хотелось. Последняя ночь. Последняя ночь, а дальше — только надеяться на удачу. Был бы у них какой-нибудь удачник, или кто там приносит везение...

Старый гончар, улыбаясь, насвистывал песню. Василию казалось, он в каком-то триллере, где под эту лихую мелодию их всех замочат. Он даже сходил к бабке Ярогневе и попросил чего-то от нервов, но она сказала, он сегодня такой не первый и всё закончилось.

Под вечер прискакал всадник, запылённый, уставший. Искал Завида. Они ушли говорить на луг, туда, где к ним никто не мог подобраться незамеченным и подслушать.

Василий рассудил, что важными вестями Завид поделится, и пошёл домой. Потом сходил к Тихомиру, попросил разбудить, если всё начнётся, а он проспит, и опять вернулся домой. Всё-таки сходил ещё к Любиму, попросил и того. И Деяна попросил.

Если бы он мог с кем-то поговорить, было бы спокойнее, но Завид, похоже, и сегодня решил ночевать в другом месте... или нет. Кто-то с усилием открыл дверь и застыл на пороге.

— Васенька! — раздался шёпот Марьяши. — Ты спишь?

— Да уже почти заснул, — соврал он. — А что?

Он думал, может, какие-то новости, но она, притворив дверь, скользнула к нему и зашептала:

— А ежели это наша последняя ночь? Не вместе, а — вовсе последняя?

Он обнял её, чувствуя, как она дрожит, и сказал:

— Ничего не последняя. Ты вот что, может, завтра уйдёшь подальше? К примеру, в лес.

— Не стану я бежать. Всё одно он отыщет, Васенька... — прошептала она торопливо. Щека её на его щеке была мокрой. — Он ведь в жёны меня хотел взять ещё тогда, я батюшку молила, чтобы не отдавал... Казимир сказал, всё одно я его буду, а что отказала, так даже и лучше. Больно молода — ума покуда наберусь, а ежели горда, так стану не советника женой, а царевича. Он не забудет, Васенька, он отыщет... Не хочу, не хочу!

— Я ему в глаз дам, когда увижу, — пообещал Василий и крепче прижал Марьяшу к себе. — Не бойся, слышишь? Ты же у меня вообще почти ничего не боишься. Гришку вон приручила. От ырки меня отбила. Теперь моя очередь. У нас есть план, и никакому Казимиру тебя никто не отдаст...

— Одну эту ночь, Васенька, — зашептала она, ища в темноте его губы. — Одну эту ночь мне дай, а дале всё одно, что с нами будет...

— Нет, так не пойдёт, — ответил он ей (и эти слова дались непросто). — В спешке, на нервах — это вообще никуда не годится. У нас ещё будет время, ясно?

А утром их пришли будить все: и Любим, и Деян, и Тихомир. Лица у них сразу стали очень разные, но думали, ясно, все об одном. Поверят такие, что он её просто обнимал всю ночь, даже и не целовал...

Тут Василий вспомнил, при каких обстоятельствах просил его поднять, и ему стало не по себе.

Глава 26. Василий вступает в бой

День, которого все они так боялись и ждали, наступил.

— Всё, да? — спросил Василий, торопливо влезая в кроссовки. — Прибыл колдун?

Ему показалось, сердце обхватила холодная тяжёлая рука. Обхватила и не отпускает, тянет.

— Да уж прибудет, — хмуро сказал Тихомир. — Завид вести получил. Едут они, и Борис с женою, и Казимир, пёс проклятый, и дружина с ними, три десятка. Как нож-то отнимать будем, не ведаю...

Он поправил пояс, на котором теперь висел тяжёлый меч в узорных ножнах, окованных металлом.

— Ну, как, — сказал Василий, поднимаясь и приглаживая волосы пятернёй. — Как и собирались. Для начала поговорим, а не поможет, силу применим. Нам главное нож сломать. А если он ещё не приехал, чего вы меня разбудили?

— А ты чё, второпях собрался бежать, порты натягивая? Глаза хоть продери, да поешь, попей... Али с пустым брюхом на колдуна-то попрёшь?

— Да мне, блин, и кусок в горло не полезет... — пробормотал Василий.

Кусок полез. Сидя за столом у корчмы, Василий от нервов съел трёх карасей в сметане и закусил пирогом с вишней.

Люди всё-таки шли. Пока ещё не заходили далеко, бродили у озера, заглядывали в корчму промочить горло. Кто-то смотрел с моста, искал водяниц, но те пока прятались. Один лишь водяной, дядька Мокроус, порой выныривал с уханьем и, разбрасывая брызги, опять уходил на дно.