Реконструктор
Шрифт:
Приподнимаюсь над землей (насколько это возможно сделать со связанными за спиною руками). В нескольких метрах от меня стоят носилки с Петрищевым. Его шинель в нескольких местах пробита пулями, но он, как ни странно, еще жив. На губах у него пузырится кровь, но глаза открыты, и в них еще видна искорка жизни. Вижу шевеление руки – это он гранату там сжимает! Отрицательно мотаю головой: не спеши! Ведь некуда же пока бросать! Похоже, он меня понял… рука разжалась. И то хлеб, под нашими ногами двадцать килограммов тротила, мало не будет. И толку с того никакого – противника-то рядом нет!
Наступила тишина, смолкли в лесу перепуганные обитатели. Стихли и выстрелы со стороны
– Die erste Truppe – Vorw"arts! Passen Sie auf! Schiessrt auf die geringste Gefahr! [22]
Так… вот оно и началось. Вперед, стало быть… и стрелять при малейшей опасности. Ну а ты чего ожидал? Официанта в смокинге и с бутылкой шампанского на подносе?
И что мы можем? Со связанными-то руками и полумертвым товарищем на носилках? Да не слишком-то до фига…
22
Первое отделение – вперед! Наблюдать! Стрелять при малейшей опасности! (нем.)
Ага, вот и первый мелькнул. Двигается легко, от укрытия к укрытию передвигается быстро и ловко пользуется малейшими складочками местности. Опытный, чертяка… такого на мякине не проведешь!
Второй.
Страхует первого, настороженно поводя вокруг стволом автомата. Пока тот не залег, с места не двигается вообще.
Не вижу других, но они наверняка где-то есть. Парочкой проверяющих здесь не обойдутся.
Бах!
Ага, контрольный.
Значит, кто-то из партизан еще жив… был.
Бах!
Уже глуше и с другой стороны.
Точно, эта парочка тут не одна.
– Глаза закрой! – шепчу я ему. – Увидят же! Издаля стрельнут!
Под шинелью вижу движение руки – он откручивает колпачок на рукоятке.
«Ну что, Максим, – приплыли? Сейчас немцы выйдут на полянку, и Виктор дернет за шнур. Сдетонирует ли заряд? Может… А может и не завестись: все-таки от землянки носилки стоят достаточно далеко. Хотя он ведь должен знать, где расположена взрывчатка. Но вот сработает ли основной заряд? Мне под ноги бросить – точно рванет, где-то здесь проложен детонирующий шнур, а этот-то сработает. Во всех случаях сработает, даже и от меньшего взрыва. Сколько немцев мы захватим с собой? Двоих, троих? Мало… Но хоть кого-то, все не так обидно будет».
Но Петрищев меня не слышит, что-то там у него не заладилось. Так он в руку ранен! Прижал гранату левым бедром и правой рукой пытается колпачок отвернуть!
Шорох кустов – и на полянку вступает немец. И сразу же, с противоположной стороны, но чуть левее (чтобы не перекрывать товарищу сектор стрельбы), выходит второй. Первый из вышедших стоит за спиной Виктора и его лица не видит. А вот второй – тот различает все очень отчетливо и, естественно, замечает шевеление руки. Ствол его оружия начинает двигаться вверх – сейчас он выстрелит. А Петрищев не успеет, это я уже хорошо понимаю. Сейчас немец застрелит его – и все… останутся неотомщенными все погибшие здесь партизаны. Зазря, стало быть, пропадем…
– Kamerad! Ein Russischer auf die Bahre zuendet die Bombe! [23]
Немец, к которому я обращаюсь, реагирует моментально, на автомате. Нажимает на спуск, и короткая очередь выбивает пыль из шинели Виктора. А секунду спустя оба ствола (его и первого солдата) уставились мне в лицо.
– Wer bist du? Sprichst du Deutsch? [24]
Ага, стало быть, им интересно, кто
я такой и почему предупредил их об опасности? Правильно говорят – любопытство сгубило кошку! Уж чего-чего, а качественной лапши на уши я вам сейчас обеспечу…23
Камрад! У этого русского на носилках бомба! (нем.)
24
Ты кто? Говоришь по-немецки? (нем.)
– Старший стрелок Красовски Макс! Был ранен, попал в плен… и теперь эти чертовы большевики таскают меня за собою по лесам…
– Зачем?
– Дикари…
– Документы?
Вот как бы мне сейчас пригодился мой зольдбух! Увы… он остался за подкладкой изорванной гранатными осколками куртки, которая сейчас валяется неведомо где в лесу.
– Эх, камрад, если бы у меня были сейчас не только документы, но еще и глоток шнапса…
Солдат хмыкает и присаживается на корточки.
– Ну положим, глоток шнапса ты заслужил… – Он снимает с пояса флягу. – Глотни! А ты, Мориц, сбегай за обер-лейтенантом – похоже, этот вопрос по его части.
Рук мне, правда, немец развязывать не стал – осторожный! Флягу поднес ко рту и влил в меня довольно-таки щедрый глоток.
Спустя несколько минут на полянку выходят сразу несколько человек. Среди них шагает высокий стройный немец в фуражке. Ага, надо думать, это и есть тот самый обер-лейтенант.
Пытаюсь встать на ноги, стоящий рядом солдат мне помогает.
– В чем тут дело, Нойберт? Что это за человек?
– Старший стрелок Красовски Макс, герр обер-лейтенант! Второй взвод пятой роты второго батальона Четыреста пятого гренадерского полка Сто двадцать первой дивизии вермахта!
– Надо же! Четыреста пятый полк? Знаю-знаю… Как фамилия командира батальона?
– Майор Рихард Бохентин, герр обер-лейтенант! Командир полка – полковник Фридрих Франек!
– А как зовут командира взвода?
– Лейтенант Карл Морт, герр обер-лейтенант!
– Хм…
На поляну между тем выходят остальные солдаты. Потихоньку вокруг нас собирается около трех десятков немцев. А офицер продолжает допрос:
– Как вы попали в плен?
– Наше отделение было направлено для расчистки дороги. Во время приема пищи на нас напали, бросили гранату… я очнулся уже в плену. Раненым, одетым вот в это… – кивком указываю на красноармейскую форму, которая сейчас на мне.
– И документов у вас, разумеется, нет…
– Нет, герр обер-лейтенант! В смысле – нет при себе! Возможно, они у кого-то из этих… – киваю на тела партизан.
– Герр обер-лейтенант! – отвлекает его внимание один из солдат. – Мы ищем вот это?
В его руках тот самый металлический ящик.
– Благодарю вас, Ройтман, это именно то, что нам нужно. Все здесь?
– Да, герр обер-лейтенант!
Ага… все они тут. Это хорошо. Мне бы еще руки как-то развязать…
– Мориц! – вспоминает офицер. – Вы что-то говорили о бомбе…
– Это он крикнул, герр обер-лейтенант, – кивает на меня солдат. – Тот русский, что лежит на носилках, хотел что-то сделать, а он нас предупредил.
Офицер вновь поворачивается ко мне:
– Ну? Что вы на это скажете?
– С вашего позволения, герр обер-лейтенант… – поворачиваюсь я к нему боком, показывая связанные руки. – А то мне даже в туалет самому не сходить…
– Мориц!
Лезвие ножа разрезает веревки, и я облегченно встряхиваю руками.
– Разрешите показать, герр обер-лейтенант?