Реквием

На семейном совете было принято решение издать написанное. Основная нагрузка легла на мою старшую внучку Оксану, которой на тот момент едва исполнилось четырнадцать. Компьютерная верстка и техническое редактирование книги проглотили ее летние каникулы. Но, кажется, она не казалась расстроенной.

Вместе с удовлетворением — ощущение внутренней выхолощенности. Образовался душевный вакуум, который нечем заполнить. В который раз перечитываю. Многое нуждается в правке. По ходу устраняю ошибки. И, вместе с тем, каждый раз удивляюсь. Это я осилил? Каждый раз меня посещает одна и та же утешительная мысль. Успел! Во время! Сейчас бы я такое не выдал. Какая сила подарила мне эту фразу, абзац, идею?… И вот, куда-то кануло вдохновение. Опустошился! Писать больше не о чем… Все!

А завтра была война… Через год после нее родился я. Тогда война была так далека… Мне уже за семьдесят. Чем старше я, чем дальше от войны во времени, тем явственнее я ощущаю ее гарь. Накатило! И вот позади целый раздел «Шрамы на памяти». О войне. И не только… Потом опять пустота. Кажется все… Потом взорвался «Марков мост». А затем… Еще и снова… Вдохновение, как любовь… нечаянно нагрянет… Еще двадцать шесть глав. Раздел «Проклятие навязчивых сновидений»… Шесть глав. И после каждой… Все! Выложился! Пусто… А потом снова накатывает.

…

Мысли все чаще возвращают меня к моему селу. Как принято говорить, к моей малой Родине. Люблю ли я мое село? Люблю ли я своих родителей? Люблю ли я своих детей?

В далекие годы детства я знал мое село, как говорят, наизусть. В конце пятидесятых в моем селе, в основном, исчезли небольшие глинобитные хатенки первых переселенцев. Высокие соломенные крыши, низко нависающие стрехи, маленькие перекошенные подслеповатые оконца. По центру сплошная дощатая дверь.

Безымянная речка вдоль села в те годы ушла вглубь грунта, дома стали строить в нескольких метрах от единственной улицы. Сами дома стали выше, окна больше. Остекленные входные двери, веранды, над крыльцом ажурные козырьки. Шиферные и жестяные крыши. Цельно-сварные, тщательно крашенные каждой весной, заборы. Чуть позже во дворах появились гаражи.

Во второй четверти пятьдесят восьмого, когда я учился в шестом классе, мы перешли в здание новой двухэтажной школы. Новогодняя елка из тесного сельского клуба перекочевала в просторное высокое помещение спортзала. Тогда казалось, что так будет всегда…

В девяностых, через сто лет после переезда с Лячины, вновь возвращаюсь мыслями в мое село, которое я покинул в шестидесятом. Тогда, в начале девяностых, стали строить сельский храм культуры.

А назавтра снова началась война. Необъявленная… Дом культуры так и не достроили. Приезжая в село, вижу: недостроенные стены все ниже и ниже. Каменные, железобетонные блоки и панели перекрытий загадочно исчезали. На месте будущего дворца культуры выросло здание первой, за сто лет существования села, церкви.

Ничего личного… Религия — это неотъемлемая часть культуры общества, цивилизации. Пожалуй, самая древняя ветвь культуры. У каждого общества религия является одной из форм межличностного взаимодействия. А что касается строительства церкви, я уже писал: если вопросы обеспечения собственной жизнедеятельности не в состоянии решить сам человек и общество в целом, испокон веков в такие периоды люди обращаются за помощью к высшим силам.

Я тихо еду по моему селу. Часто притормаживаю. Случается, я перестаю узнавать подворья и дома моих односельчан. Тогда я ориентируюсь на соседей рядом и напротив. Чаще мне удается сориентироваться самому.

Я с трудом узнаю дворы и дома моего детства. Совсем не потому, что выросли новые, незнакомые мне, просторные светлые дома. Совсем не выросли. А то, что было — обветшало, потускнело. Внутри зреет, не осознанная до конца, обида. Снова ощущение, как будто подло обокрали меня. Обманули. В моих детских и отроческих грезах будущее моего села я видел другим.

…

Я листаю пухлые журналы подворного хозяйственного учета моего села за 1950 — 1952 годы. Каждая страница — отдельное подворье. В самом верху фамилия, имя и отчество главы семьи. Чуть ниже — снова Ф.И.О. главы, пол, год рождения, национальность, грамотность, специальность в сельском хозяйстве, место работы. Ниже — паспортные данные всех членов семьи, включая новорожденных. Отдельной рубрикой для каждого члена семьи — его отношение к главе семьи: муж, жена, мать, отец, сын, дочь, невестка, зять.

Ниже идут сведения о землепользовании. Чаще всего это полгектара — пятьдесят соток. Реже 30 и 25 соток. Из всей приусадебной земли отдельной строкой площадь двора, где стоит дом, сарай и другие постройки. Как правило это от одной до двух соток.

Посевы и насаждения. Площадь под картофель, пшеницу, рожь, кукурузу, подсолнух, гречиху, люцерну, табак, кормовые корнеплоды, овощи с точностью до десятой части сотки.

Плодово-ягодные насаждения… Сколько стволов яблонь, груш, слив, вишни, черешни, орехов, шелковиц. Сколько кустов винограда, крыжовника, смородины. Количество ульев. Есть ли корова, нетель, телки старше года, бычки, волики-кастраты, овцы, козы.

В правом верхнем углу разворота графа: Постройки. Дом, хлев, сарай. Некоторые дома построены уже через год после переезда. Подавляющее число первозданных строений были возведены с 1900 по 1905 годы. К сожалению, данных о дате возведения дома моего деда Ивана я не нашел. Скорее всего, отец развалил старую дедову хату до проведения первой похозяйственной инвентаризации.

Вероятно дедов дом был построен в 1900 — 1901 годах. Самая старшая дочь бабы Софии — Гафия (Агафья) умерла в младенческом возрасте, в бордее вскоре после переезда. А следующая дочь — тетя Ганька (Анна) родилась в 1901, уже на новом месте, где сейчас стоит село.

Во время написания главы я общался по телефону и скайпу с моими земляками, внуками переехавших с Подолья предков. Проживающий сейчас в Могилев-Подольске, Мищишин Макар, который, будучи на два года старше меня, учился со мной в одной классной комнате, сообщил:

— Бабушка Домника, родившаяся в 1879, хорошо помнит переезд с Лячины. По ее словам, первое время переселенцы жили семьями в стодоле пани Елизаветы Стамати, расположенной у дороги на вершине холма. Там сегодня располагается частный надел, занятый садом Гориных. Жили в половине стодолы, в другой половине располагалась конюшня. Там же, неподалеку от стодолы, переселенцы стали сооружать бордеи (землянки). Чуть позже Валерий Иванович Тхорик, сосед Мищишиных, подтвердил информацию Макара. Так, по крупицам, восстанавливается история моего села.

Итак, подворная летопись моей малой Родины… Елизаветовки… в цифрах. Главное — люди, мои земляки начала пятидесятых.

На начало 1951 года Елизаветовка насчитывала 206 крестьянских усадеб, в которых проживали 234 семьи. На тот период в Елизаветовке проживало 859 жителей. Из них 364 мужчин и 495 женщин!… Война…В среднем 3,5 членов в одной семье. Из них 842 украинца, 13 молдаван, 4 русских.

На начало пятидесятых годов приходится демографический пик, несмотря на то, со времени окончания войны прошло всего лишь пять лет. За начало пятидесятых взяты 50, 51 и 52 годы. Анализ я провел суммарно, в соответствии с записями в подворных хозяйственных журналах. Повторы и дубли исключены.

В течение этих трех лет суммарно детей до трех лет было 89! До семи — 137. Детей от 0 до 14 лет всего было 224! Много! Не верю своим глазам. Связываюсь по телефону с педагогом на пенсии, бывшим директором школы, учительницей математики Александрой Федоровной Палладий-Навроцкой, отдавшей детям сорок два года.

— Все верно, — сказала Александра Федоровна. — Когда я пришла на работу пионервожатой и преподавала в младших классах, в школе было 187 детей. Плюс дошкольники, которых, тем не менее, в те годы уже становилось меньше.